– Она умеет отводить глаза… Никто не увидит, если она не возжелает… И никакие амулеты не выявят…
Я прорычал:
– Знаю. Но что-то же заставило?.. Расспросите челядь. Не заметили за ней чего-то… странного, что ли? Необычного!.. Идите же!
Через четверть часа тщательных расспросов по крепости я уже в точности знал, где вчера бывала, с кем и о чем говорила, как себя вела и как держалась. Ничего необычного никто не заметил, за исключением того, что со всеми общалась исключительно тепло и смотрела так, словно расстается очень надолго.
Я молча ругнулся, приходится расстаться со слабой надеждой, что ее похитили. Тогда еще оставался бы шанс отыскать, перебить мерзавцев, а ее с торжеством вернуть обратно. Но если в самом деле ушла сама и по своей воле…
Остается только крохотный шанс все исправить в том, чтобы понять причину и убедить Иллариану, что это не причина, а женская блажь, дурость, каприз. На самом деле мы не можем один без другого, мы уже срослись душами, а сейчас расставаться – даже не резать по живому, а разрывать одно существо на две половинки.
Вечером примчался мальчишка, исцарапанный колючими кустами, бежал напрямик, преданно уставился на меня большими серьезными глазищами.
– Ваша светлость, – выпалил он, – у меня отец охотник, он был в лесу и видел, как ваша леди…
Он запнулся, подбирая слова, я прорычал:
– Говори скорее!
– Ваша леди, – повторил он, – вчера тайком побывала у Тихоринга Золотой Рог.
Я схватил его за плечо:
– Что за Тихоринг?
– Предсказатель, – сказал он быстро. – Предсказывает судьбу. К нему часто ходят.
– Где он живет?
Я едва не скрипел зубами от нетерпения, мальчишка прокричал быстро и пугливо:
– По ту сторону леса! Там на опушке у оврага…
– Беги за мной, – велел я.
Я выметнулся в коридор, как буря из ущелья, простучал сапогами по лестнице. Сердце перестало колотиться в бешенстве о ребра и сделало стойку, как пойнтер на засевшую в камышах утку. Это для меня предсказания не существуют, я же человек новой эры, христианин, а она из древней эпохи, тогда предсказателям верили, с ними советовались, их слушались…
Мальчишка послушно бежал следом, я выскочил во двор и заорал страшно:
– Зайчик!.. Ко мне!
Первым прибежал Адский Пес, уставился горящими глазами, скорей говори, куда поедем.
Зайчик выметнулся из конюшни, выбив ворота. Я сразу же вспрыгнул ему на спину, не дожидаясь, пока оседлают, протянул руку мальчишке. Он поспешно вытянулся весь навстречу, я вздернул его наверх и усадил сзади.
Бобик весело гавкнул и понесся большими скачками к воротам. Арбогастр недовольно фыркнул, но Адскому Псу пришлось подождать, пока откроют ворота, а дальше они выметнулись ноздря в ноздрю.
Мальчишка указывал дорогу, лес налетел, как буря, мы прижались к конской гриве и слышали только свист проносящихся сверху ветвей. Иногда что-то трещало, это Зайчик разбивает грудью зависшие деревья, что перегораживают путь, над нами свистят щепки, ветер дергает за волосы, а под копытами взлетают прошлогодние листья.
Деревья разлетелись в стороны, как вспугнутые воробьи. Красное небо заката распахнулось на полмира, темно-багровые облака уже застыли, тяжелые и подернутые окалиной, готовясь охладиться за ночь и к утру стать снежно-белыми.
Мальчишка прокричал:
– Вон там!
Он возбужденно цеплялся за мои плечи, еще бы, такая скорость, будет, о чем хвастать, тыкал пальцем в сторону гигантского дуба с раскинувшимися ветвями.
– Там живет? – перепросил я.
– В дереве!
С другой стороны дуба оказалось дупло, я заглянул вовнутрь, довольно просторное, десяток человек поместится, отшельник натаскал сухие ветки, покрыл десятком шкур, но сейчас там пусто.
– Где он может быть? – прорычал я.
– Скоро вернется, – заверил мальчишка. – А сейчас он, наверное, в нашей деревне. Он еще и лекарь…
Я прервал:
– Показывай дорогу!
Адский Пес внимательно следил, куда покажет мальчишка, и первым ринулся в ту сторону. Через несколько минут Зайчик резко затормозил перед первыми домами, а то сокрушит, а я оглядел испуганных внезапным появлением лорда крестьян.
– Кто староста?
Мне торопливо показали на добротный дом, Зайчик сделал гигантский прыжок, а на крыльцо вышел, вытирая ладони о толстый живот, мужик в новенькой одежде.
Бобик подбежал к нему, мужик побледнел и замер, вытянувшись в струнку, словно стремился взлететь.
– Ваша светлость…
Я сказал резко:
– Предсказатель Тихоринг здесь?
Он помотал головой.
– Он уехал и не вернется!.. Но велел передать вам…
Я протянул руку.
– Давай.
– На словах, – сказал староста виновато. – Он сказал, что вы придете убить его, а он не виноват и вины не признает. Потому лучше спрячется на то время, пока ваш гнев остынет.
Я прервал:
– Он сказал, что напредсказывал моей леди?
Староста перекрестился и сказал истово:
– Да, из-за этого вы его и восхотите убить. А он предрек только правду… как он мне сказал.
Я соскочил на землю и взбежал к нему на крыльцо.
– Что, – прорычал я, – что он ей сказал?
Староста отшатнулся, прокричал в испуге:
– Он сообщил ей, что будет с вами безумно счастлива всю жизнь!.. А вот вы постепенно станете несчастным… потому что потеряете другие крылья… он так и сказал!.. Я, правда, не понял, но он велел запомнить слово в слово, а я в деревне самый запоминательный… Вы ради этой женщины откажетесь от завоеваний и свершений, ради семейного счастья, но это потом сделает вас несчастным… Он все это сказал ей и еще сказал, что она будет долго плакать, но решится ради вашего счастья пожертвовать своим.
Я схватил его за грудь, но тут же разжал пальцы, староста рухнул на землю, подхватился и убежал. Я несколько раз ударился лбом о стену дома.
Кровь потекла в глазную впадину, пощекотала щеку, затем я ощутил ее солоноватый вкус на губах.
Иллариана ушла ради меня? Пожертвовала своим счастьем? Но это и мое счастье, как она посмела, я же не могу жить без нее…
Вернулся в замок ночью, все факелы зажжены, меня увидели издали и распахнули ворота загодя, челядь суетливо шустрит поблизости, чтобы всегда под рукой, но стараются держаться в сторонке…
Марсель встретил во дворе, напряженный, как струна, суровый, но с такой печалью на лице, словно это он потерял самое дорогое существо на свете.
Я отдал арбогастра конюхам, Паньолю устало махнул рукой.
– Все кончено. Она ушла. И не вернется.
Он спросил осторожно:
– Она… как-то объяснила?
– Не хочет мешать мне, – ответил я горько. – Что она понимает…
Горло перехватили невидимые пальцы, я пытался вздохнуть и не мог, зато злые слезы закипели в глазах, а в груди разлилась острая боль.
Марсель вздохнул, на немолодом лице море сочувствия и понимания, как будто кто-то еще может понимать такую боль, проговорил очень почтительно:
– Ваша светлость, не дайте амоку овладеть собой. Вам слишком легко давались победы с мечом в руке.
– Не так уж и легко, – прошептал я сквозь слезы.
– …потому вам кажется, – продолжил он, словно не слыша, – что и в личном должно быть так же. А если нет, сперва недоумеваете, потом удивляетесь, гневаетесь, наконец безумствуете! А это неправильно. Воинских побед может быть много, а любовь бывает лишь одна.
– Зато подделок тысячи, – сказал я.
Он покачал головой.
– Грустно это… Вы слишком истосковались по любви, ваша светлость. Потому и полюбили это крылатое существо, слишком светлое, слишком нежное, чтобы жить в нашем мире. Уж простите за такие слова, но даже хорошо, что улетела! Вы все-таки из этого мира и для этого мира. Она это поняла и… пожертвовала собой. Теперь вы должны сделать так, чтобы ее жертва была не зряшной.
Я сказал с тоской:
– Как?
– Делать мужскую работу, – ответил он прямо. – Для которой все мы рождаемся.
Я вздохнул, но из груди рвутся рыданья, и чтобы не разреветься прямо среди двора, я кивнул и пошел в донжон.
Стражи в залах и в коридоре вытягивались и застывали, делая вид, что видят меня, но не замечают. Я кое-как добрался до своих покоев, почему-то сразу же ноги понесли к вбитым в стену крюкам, где я так и эдак примеривал черную корону Властелина Темного Мира, где лучше будет смотреться.
Острое желание взять седельную сумку, где оставил корону, стало таким сильным, что повернулся и двинулся к дверям, уже взялся за ручку, но заставил себя остановиться.
Иллариана, конечно, против, но сейчас ее нет, а жажда опустить корону на голову просто сжигает изнутри, чувствую этот недобрый огонь, гложущий внутренности.
Я вернулся к ложу, упал на мягкую перину, но снова вскочил и ринулся к двери, там остановился и заставил себя отступить.
– Да что со мной? – сказал вслух с горечью. – Кто не был в молодости радикалом, тот в старости станет сволочью… У меня старость уже наступила? Я не хочу отказываться от этой мощи!.. Но как же… Когда я перебрался через океан, у меня на Юге в руках была не меньшая мощь, а то и побольше… но в голову не пришло поработить демонов и стать их хозяином! Нет, вру, мысли приходили, как же без них, но их отшвырнул гордо и красиво!.. Так что же теперь? Устал?.. Постарел? Да я тут всего три года, ну пусть чуть больше… Или все-таки постарел, весь пар ушел в свисток?
В комнате вспыхнул яркий радостный свет. Из распахнутого окна доносились со двора голоса, заржала лошадь, а это значит, тот, кто умеет останавливать мгновение, на этот раз даже не замедлил время…
Я повернулся, ожидая увидеть его франтоватого и веселого, однако он показался мне мрачнее грозовой тучи. Пахнуло смертельной угрозой, лицо почти черное, в глазах сверкают молнии.
– Ну? – процедил он люто сквозь зубы. – И что еще? Вы уничтожили целый мир! А теперь страшитесь надеть корону?
Я спросил примирительно:
– И превратить этот мир в Темный?
Он прорычал:
– Нельзя было уничтожать, нельзя! Да, там был тупик. Да, ничего не удавалось сделать… Но все равно, я не просто недоволен… я просто в ярости! Там была такая замечательная площадка для отработки некоторых моделей поведения!