Она пугливо посмотрела на мои могучие лапы с когтями.
— Нет-нет, ты их сплющишь! Надо очень осторожно и нежно.
Видимо, я все-таки сдвинулся, за спиной раздался раздраженный голос:
— Он такой!.. Ишь, нежный…
Мириам возникла в проходе, уперев руки в бока. На лице ни следа раскаяния, что орала на меня, эстета и щедрую душу, грубо и немузыкально, превратно истолковав мои возвышенные порывы.
— Хочешь поучаствовать? — спросил я коварно. — Чего явилась?
Она сказала резко:
— Незамужней девушке неприлично оставаться наедине с мужчиной.
— Даже в пещере? — спросил я.
Она пожала плечами.
— А что пещера?
Я нахально улыбнулся.
— Так я же этот… рептиль?
Она смерила меня недобрым взглядом.
— Еще какой! Все вы одинаковые. Только и думаете…
Я сказал с лицемерным вздохом, ориентируясь больше на слушающую нас принцессу:
— Да, мы только и думаем, думаем, и вообще мыслим. Не то что женщины. Потому мы мудрые!
Принцесса с жаркой благодарностью обхватила меня за шею и, не успел я отвернуть голову, влепила жаркий поцелуй.
— Спасибо тебе! Спасибо, добрый дракон! Ты самый замечательный, ты самый красивый, ты самый лучший на свете!
Мириам в неловкости переступила с ноги на ногу, на меня метнула убийственный взгляд. Сволочь, прочел я в нем, нельзя так обманывать ребенка. Я ответил мысленно, что не обманываю, это есть тут некоторые, что не захотели войти и взять все это блестящее, обзывали меня гадкими словами и вообще на что-то намекали, а принцесса, чистая душа, поверила, как валаамова девственница, и вот огребла по полной и все еще гребет, как цыпленок, обеими лапками.
Глаза Мириам перестали полыхать огнем, словно ощутила непокобелимость доводов, уже по-деловому осматривалась, без всякого почтения пнула золотой кувшин старинной работы. Он чуть качнулся, слишком тяжелый, чтобы выполнять какую-то работу, кроме как быть украшением и кричать о богатстве хозяина.
— Это не один дракон таскал, — сказала она.
— В паре? — спросил я. — С самкой?
— Нет, — пояснила она. — Не одно поколение.
— Чего так решила?
Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.
— Этот вот из эпохи династии Упетингов, — сказала она сумрачно. — А вон эти — из Версавии.
— Подумаешь, — возразил я. — Коллекционера ограбил, только и всего!
— Коллекции не возят через пустыни взад-вперед, — отрезала она. — Но тебе этого не понять, ящерица?.. А из дворца сорока кувшин не унесет…
Принцесса, сидя на каменном полу, радостно попискивала, счастливо перебирая кольца, драгоценности, серьги, подвески на грудь. Так же машинально, повинуясь непонятным нам, людям, и даже ящерам, женским инстинктам, замедленными движениями одела на шею золотой медальон с красным камнем на золотой цепочке, затем три ряда жемчужных нитей, перебрала кольца, выбирая покрасивее, как предполагаю, или подороже, кто этих существ знает…
Мириам все-таки поглядывает на сокровища жадно, жалеет, что была дурой, надо было идти, ну и что, пусть даже дракон, зато какой богатый, здесь на трех королей хватит, драконы не одно столетие стаскивали сюда сокровища…
В пещере тесно, даже мне повернуться не получится, Мириам буквально подлезла мне под брюхо и деловито шарила обеими ладонями по земле в районе задних ног, ничуть не страшась, что наступлю и раздавлю.
— Что ты ищешь? — поинтересовался я.
— Яйца, — ответила она. — Вдруг нащупаю яйца…
— Яйца? — переспросил я. — Какие? Зачем?
— Драконьи, — объяснила она. Посмотрела на мою морду и поспешно сказала, заливаясь румянцем: — Можно взять и вырастить из драконьего яйца маленького дракончика!
— Ого, — сказал я. — И что?
— Приручить, — объяснила она. — А когда подрастет, посадить на цепь у входа во дворец.
— Чтоб людей жрал?
— Чтобы все видели величие и могущество короля. Давай и тебя посадим на цепь?
Я прорычал:
— На цепь? Зачем?
— Это так красиво, — заверила она, — от тебя все будут без ума! Цепь — лучшее украшение для мужчины.
Я подумал, поинтересовался:
— Короткую цепь или длинную?
Она вздохнула.
— Короткую мужчины рвут, а на длинной всю жизнь счастливы.
Принцесса повертела головой, на детски чистом личике отразилась горькая обида.
Я спросил участливо:
— Что случилось?
Мириам вклинилась саркастическим голосом:
— А ты не понимаешь, рептиль?
— Нет.
— Зеркала нет, — сообщила она победоносно. — Что все сокровища мира, если нельзя показать другим… и даже увидеть на себе?
Принцесса жалобно посмотрела в нашу сторону.
— Милая Мириам, — сказала она просяще, — что-то здесь не так… Мне кажется, золотая цепочка и золотой медальон с рубином как-то не совсем рядом с жемчужными нитями… Белое с желтым не сочетается. Вроде бы так не совсем красиво. Как думаешь?
— Гм, — сказал я.
Мириам раздраженно дернула плечом.
— Вики, не обращай на рептилию внимания. Что жабы в красоте понимают?
Я подумал, что мужчины в таком случае все до одного рептилии, даже рептильные рептилии, что на рептилиях сидят и рептилиями погоняют. Все мы полнейшие рептилии в таких непонятных вопросах, как духи, макияж и шляпки с перьями.
— Мне вот другое интересно, — произнес я в пространство, — зачем этот дурак таскал это?
Мириам оглянулась, в глазах безмерное удивление.
— А тебе не лучше знать?
Я поинтересовался:
— Потому что дурак?
— Потому что дракон, — поспешно уточнила она.
Я отмахнулся.
— Он дикий, а я — цивилизованный, слуга великого повелителя всех драконов. Мне эта ерунда ни к чему. В наших краях ходят в жемчуге по щиколотку.
— Ого!
— Золотыми слитками, — добавил я, — швыряют в бродячих собак. А вороны алмазы клюют.
Она спросила непонимающе:
— Зачем?
Я поморщился.
— Дуры, что с них взять? Как и женщины.
Принцесса, уже обвешанная драгоценностями, как новогодняя елочка, тяжело покрутилась возле сундуков, на ней должно быть не меньше десяти килограммов золота и камешков, затем вздохнула так печально, что у меня защемило сердце, и начала замедленными движениями снимать с себя всю эту ерунду.
Мириам с облегчением перевела дыхание, в таком виде с принцессой возиться было бы еще труднее. Я поглядывал на гордую дочь пустыни искоса, вслушивался в интонации.
Что так быстро догадалась, что не собираюсь ее жрать, — ладно, просто умная и догадливая. Что буквально сразу начала со мной борьбу, обзывая рептилией, а то и вовсе рептилем, отстаивая какие-то позиции — понятно, сила воли, характер, выкованный в жестокой борьбе за выживание в жаркой пустыне… но откуда ей знать про эпоху династии Упетингов или династию Версавии? Тем более отличать принадлежащие им предметы?
— Мириам, — позвал я тихонько.
Она быстро оглянулась.
— Да, жаба с крыльями? Снова хвост прищемил?
— Да, — согласился я. — Помассируешь?
— Размечтался!
— Давай колись, Мириам, — сказал я мирно. — Ты не простая дочь погонщика верблюдов, верно?
Она огрызнулась:
— Мой отец не погонщик, а проводник караванов! Это очень высокая должность. Немногие умеют…
Я прервал:
— Ладно-ладно. А почему не визжала в диком восторге, завидев столько золота и украшений? Любая другая с ума бы тронулась от таких сокровищ.
— А что толку, — проворчала она, — мы же здесь, в твоей берлоге. Какой толк наряжаться перед рептилем?
— А инстинкты?
Она нахмурилась, глаза засверкали подозрением:
— А что это? Ты на что, гад подколодный, намекаешь?
— Натура, — пояснил я. — Суть женская.
Она помолчала, меряя меня злым взглядом.
— Рептилии все дурные, вижу. Если брать женскую суть, то и королевская дочь должна визжать при виде золота, забыв обо всем. Так? Значит, я все-таки не одна такая.
— Или хорошо воспитанная, — предположил я. — Либо наконец сообразившая, что не в золоте счастье, а в таком вот красавце, как я.
Глава 2
Она фыркнула и, отвернувшись к принцессе, начала с преувеличенным интересом выспрашивать о ее жизни во дворце. Потом мне показалось, что интерес вовсе не преувеличенный, но что Мириам преследует на самом деле, так и не придумал, из-за чего даже немного отложил старт с обрыва.
Принцесса щебетала уже весело и беззаботно, счастливая, что избежала брака с ненавистным Растенгерком. В будущее, как я понимаю, никогда и раньше не заглядывала — не женское дело, в ее жизни все решали за нее, и сейчас она в полной наивной уверенности, что за нее будем решать и заботиться о ней мы двое.
Нежная и чистая, как выкупанный младенец, она чирикает насчет своего бассейна, Мириам слушает так, словно знает, что это такое, суровая и решительная, резкий контраст с этим наивным ребенком, который весь — широко распахнутые в радостном удивлении глаза и приоткрытый пухлый детский рот.
Я перевернулся на спину, балансируя на покатой спине, подрыгал в воздухе лапами, удерживая равновесие. Да и просто потому, что приятно вот так лежать и дрыгать конечностями.
Мириам поглядывала опасливо, не обрушусь ли всей тяжестью на них, принцесса смотрит с интересом, как на огромного щенка, что решил поваляться на зеленой лужайке.
— Мириам, — сказал я благодушно, — ты ничего не хочешь мне сказать?
Она ответила моментально:
— Только то, что ты — рептиль! И гадкая ящерица с крыльями! И гад подколодный.
Принцесса сказала обиженно:
— Мириам, ты чего такая злая? Посмотри, какой он хороший…
— Хороший, — удивилась Мириам. — Что в этой жабе хорошего?
— У него спина в ровных таких пластинках, — объяснила принцесса. — По бокам красивые, пузико все нежное, белое, в чистейшей, как жемчуг, чешуе… А лапы? Чудесные, толстенькие, пальцы с перепоночками, ты только посмотри!..
Мириам лишилась дара речи, а я глядел на нее победно и скалил зубы. Но когда Мириам набрала в грудь воздуха для новой атаки, я сказал поспешно: