В памяти отложились очертания еще двух десятков больших островов и с полсотни мелких, я чувствовал, что, если еще попробую что-то запомнить, моя голова станет тяжелее чугуна и пойду топором вниз, пока не врежусь в волны.
Чтобы остаться незамеченным, я пронесся над верхушками волн, взмыл перед самым бортом, уцепился когтями, прислушался, потом неуклюже перевалился на палубу. И только когда шел к своей каюте, острый страх пронзил насквозь, как раскаленной иглой…
Ну что за дурак, а? Редкостный, дремучий. Неужели и раньше не думал? Или как сейчас, думал потом, на лестнице? Меня же могла ухватить любая крупная рыба, ну, рыбина, ихтиозавр или касатка, как окуни ловят пролетающих слишком близко к поверхности пруда жуков и стрекоз!
Ну дурак, ну идиот, дубина, тупое животное, птеродактиль…
Остаток ночи я выуживал из памяти увиденные острова и старательно переносил их очертания на огромный лист бумаги, стараясь соблюдать пропорции и масштаб.
Наверху на палубе пропел рожок, простучали босые ноги, начинается утро, если правильно понимаю сигналы. Вскоре в дверь постучали. Зашел стюард, за ним грузно ввалился Юрген.
Стюард сказал почтительно:
— Скоро отлив, ваша светлость.
— Спасибо, — сказал я, — скоро буду.
Он поклонился и вышел, Юрген посмотрел ему вслед и тихо сказал с напряженным лицом:
— Ваша светлость, статуя Морской Девы уже вся в зеленых веточках. А цветы начали осыпаться…
— И что? — спросил я. — Это ж нормально.
— Но, ваша светлость, — сказал он шепотом, — там начало что-то завязываться. Какие-то плоды, но непонятно…
Я сказал бодро:
— Почему непонятно? Лепестки опадают, плоды завязываются. Кроме тех цветков, что пустоцветы. Чего волноваться? Не все неведомое несет угрозу. В основном неведомому угрозу несем мы.
Он тоже коротко поклонился и ушел, явно не поколебленный в своих страхах. Я сложил бумаги в стол и вышел из каюты.
Юрген на палубе проорал:
— На шпиле стоять!
Раздался топот ног, я кивнул:
— Спасибо, сэр Юрген. Сэр Яков, приступайте.
— Есть, сэр Ричард, — ответил сэр Яков и, повернувшись в сторону палубы, прокричал дико: — Отдать кливера!
По кораблю пронеслось:
— Отдать кливера!
— Отдать кливера…
— Отдать…
— Выбирай!
— Готовсь отдать марсели!
Ордоньес посмотрел с мостика вниз и закричал:
— Пошел шпиль!
Матросы навалились на огромный ворот, он затрещал, заскрипел, вскоре из воды вынырнул и начал медленно подниматься громадный якорь, что уже и не якорь, а произведение искусства. Зачем-то навыковывали и на нем мифологических фигур, я точно за такие откажусь платить, буржуазные излишества новому миру ни к чему.
Ордоньес медленно шел вдоль борта, отдавал мелкие приказы, наконец поднялся ко мне, точнее, к себе, на капитанский мостик, где я уже почти прижился.
Он приложил ладонь козырьком ко лбу, закрывая глаза от солнца, пристально всматривался в остров.
Я подошел и встал рядом.
— Еще один, — проговорил он в задумчивости, — райский уголок, как сказал бы я в своей мудрости… тьфу, как же заразительно общение с вами, ваша светлость!
— И что не нравится? — спросил я. — А не нравится, вижу.
— Почему в таком райском месте ни одного поселка? — спросил он. — Или и тут шестигрудая танцует?
— Шестирукая, — поправил я. — Думаю, шестигрудость наших орлов ну никак не испугает.
Он улыбнулся краем рта.
— Еще бы. Хоть и шесть рук неплохо, необязательно же им держать мечи и топоры?.. Просто дивный остров! Эх, хоть на этот высадиться, что ли? Общее управление кораблем за вами, ваша светлость, а паруса и все прочее — за Юргеном.
Я сказал резко:
— Дорогой граф, даже и не мечтайте. Думаете, мне не пришлось ограничить себя во всем? С каждым титулом все меньше личной свободы!
— А не личной? — спросил он хитро.
Я отмахнулся.
— Я хочу грести себе или под себя всего и много, а от себя — ничего. Я же человек, а не пернатая курица, хотя Диоген и уверял, что человек — это петух без перьев. Но так не удается, уже понял. Потому и вы, дорогой и достопочтенный граф, не можете…
Он сказал сварливо:
— Потому вы и тычете мне в глаза этим графством, не переставая, да? Чтоб не вольничал?
— Просто приучаю, — сообщил я скромно. — Даже если до конца дней изволите стоять на мостике, гордо всматриваясь в даль и мучаясь старческой подагрой, то передадите графский титул бастардам, разбросанным по всему Черро…
— У меня есть и законные дети, — ответил он гордо, пояснил неуклюже: — Пусть и не в браке, но я знаю, что мои. Так что да, с титулами вы нас поймали крепко, с такого крючка не сорвешься… Мои головорезы в каждом порту бахвалятся, что они — благородного сословия… Хорошо, сэр Ричард, я отправлю с вами хорошую команду. Но все-таки будьте осторожны.
— Вы тоже будьте бдительны, — сказал я. — И никаких опрометчивых действий, адмирал! Доверяйте разруливать всякие трудности мне, своему мудрому сюзерену. В том числе и эти… возможные, на острове.
— Все-таки ожидаете?
— Нет, — подчеркнул я, — просто я всегда готов.
Он поморщился.
— Ладно-ладно. Я отведу душу, когда вы построите те большие корабли, что обещаете…
— Они в самом деле будут большими, — подчеркнул я. — А теперь… шлюпку на воду!
Сверху раздался жизнерадостный вопль:
— На брасах стоять!
Корабль двигался быстро, но мой приказ уже пошел в массы, вскоре кто-то внизу прокричал:
— Крепить снасти! Подтянуть брасы!
Мне казалось, что корабль пойдет еще быстрее, но он, напротив, начал сбавлять скорость.
Затем протяжный крик:
— Убрать кливера!
Несколько голосов ответили, наконец паруса начали сворачиваться будто сами по себе, если не принимать во внимание облепивших мачты матросов. Корабль едва двигался, наконец в воду с грохотом полетел якорь.
Я вытащил из-за пазухи цепочку с амулетами, пусть видят все. С колдовством и вообще магией ситуация вообще-то интересная. Каждый старается заполучить какой-нибудь оберег, амулет, а то и талисман, в то же время все на дух не переносят колдунов и магов. Одно дело, когда магическим амулетом воспользуется добрый христианин себе на пользу, он все-таки одно, а амулет — другое, а вот если колдун своими заклятиями что-то творит, это уже противно Господу и должно быть уничтожено.
Правда, я помню, что в моем королевстве благочестивые государи всех рангов, начиная от самых мелких держателей деревянных замков, старались заполучить чернокнижника в свои цепкие лапы, чтобы в подвале заставить его добывать философский камень или эликсир молодости. Но и в этом случае они не чувствовали за собой особой вины, так как сами не занимались колдовством, а то, что сделает чертов чернокнижник, можно обратить во благо, а за мелкие погрешности покаяться и покорно вынести епитимию.
Потому я еще в первый день с загадочным видом продемонстрировал вроде невзначай команде целую россыпь камешков, к чему они отнеслись с полным пониманием: у лорда магических амулетов и должно быть больше, чем у простого моряка. Так что если где и проколюсь, то спишут на действие одного из талисманов.
В лодке только я пассажир, все остальные сели на весла. Юрген прокричал с веселым бешенством:
— Раз-два!.. Раз-два!.. Слева суши весла!.. Разворачивай лодку!.. Теперь прямо… Не спать, не спа-а-ать, морды ленивые!
Я всматривался в приближающийся остров, прекрасный пляж, золотой песок, волны набегают медленно, тихо, разморенные зноем. За широкой полосой пляжа высокие пальмы, виднеются лианы, порхают птицы, крупные бабочки…
Лодка со скрипом проехала днищем по песку, матросы выскочили, втащили выше и встали полукругом, готовые к схватке.
Юрген сказал весело:
— Да пусто здесь, не видите?.. Поищем родник с пресной водой.
Яков сказал с надеждой:
— Я слышал, родник вечной молодости где-то на островах…
— И молодильные яблоки, — согласился Юрген. — Ваша светлость?
— Ну да, — буркнул я, — сад Гесперид вам подавай. И Атланта, что держит небо на каменных плечах… Хорошо, вперед.
Юрген прокричал:
— Соблюдать походный строй!
Песок весело поскрипывал под тяжелыми подошвами, хрустели пересохшие на солнце раковины. Пальмы приблизились, но защиты от солнца не слишком дали, зато из-под ног бросились наутек мелкие зверьки.
Мы продвигались вглубь, но по моей спине начали прокатываться легкие волны то ли страха, то ли неуверенности. Островок в самом деле райский, но почему такое чувство, что за нами следят?
Когда прошли между двумя холмами, заросшими виноградом, мне казалось уже, что не просто следят, но и держат нас на прицелах арбалетов. Или же натянули тетивы луков и ведут кончиками стрел за нами, отслеживая каждое движение.
Юрген то и дело нервно щупал рукоять топора, лицо напряжено. Глаза злобно зыркают по сторонам.
— Ваша светлость, — проговорил он негромко.
— Знаю, — прервал я, — сам чую.
— Никого не вижу…
— Я пока тоже…
Голос мой прервался, я догадался попробовать взглянуть в тепловом диапазоне: привычный мир исчез, зато шагах в пятнадцати я четко увидел багрового цвета скорченные человеческие фигуры.
Их впятеро больше, чем нас, и все повернуты лицом в нашу сторону, а руки в таком положении, словно в самом деле держат арбалеты с нацеленными в нашу сторону болтами.
— Стоять! — сказал я негромко. — Всем стоять!
Юрген взглянул на мое лицо и застыл на полушаге. Остальные остановились и тупо осматривались, в глазах недоумение и вопрос: чего встали?
Я перешел на обычное зрение, голова слегка закружилась, багровые силуэты исчезли, на их месте небольшой пологий холм, ничем не примечательный…
…хотя, если всмотреться, в одном месте по зеленой земле с низкой травой пробежала легкая рябь, словно сама почва задрожала, подобно воде…
Я заколебался, то ли осторожно отступать под их прицелом, то ли обратиться с высокопарной речью о мире и гуманизме. Мои люди поглядывают на меня в недоумении, а в это время поверхность холма взлетела, я не поверил глазам, узнав великолепную маскировочную сетку, сплетенную из обычных рыбацких сетей с пучками травы, а из-под нее выскочили бравые ребята, сразу же взяли нас на прицелы арбалетов.