— Такое бывает, — заверил он.
— Почему?
Он посмотрел удивленно.
— Почему? А почему дует ветер, идет дождь, светит солнце?..
— Простите, — сказал я, — глупый вопрос, признаю. Просто мне как-то не по себе, когда вижу непонятки.
Он снова повернулся и посмотрел на облачко внимательнее.
— Если таким останется, — сказал он, — то ничего. Но иногда разрастается, а в тумане плыть рискованно.
— Особенно, — сказал я, — когда близко острова.
— Вот-вот, мой лорд. Юрген, убрать кливера!
Туман двигается навстречу, словно его подгоняет ветер, хотя это нам попутный, а не ему, я напрягся в тягостном ожидании неприятностей.
Ордоньес наклонился через перила мостика.
— Юрген! Сбавляй ход до самого малого!
Снизу донесся крик:
— Убрать кливера!
По всему кораблю пошла перекличка, приказ повторяли на разные голоса, я не увидел, а просто почувствовал, как паруса начали сворачиваться, скорость корабля замедляется и замедляется, словно он идет по странной вязкой воде.
Я ждал каких-то внезапностей, неожиданностей, однако острый клюв бугшприта пронзил туман и утонул в нем, а затем медленно и предсказуемо начал таять нос корабля.
Наконец я выдохнул воздух, ничего пока не происходит, хотя сердце колотится в страхе и пытается убежать от непонятной опасности.
Рядом со мной раздался успокаивающий голос Ордоньеса:
— Сейчас он кончится… Такое случается. Я десятки раз видел в море всякие штуки…
Корабль медленно двигается сквозь туман, но тот глушит все звуки, я вдруг понял, что мне стало недоставать постоянного и надоедливого хлюпанья волн о борт.
Почему-то показалось, что, кроме мостика, ничего нет в этом странном мире, не видно не только носа и кормы, даже палуба внизу растворилась, исчезла.
— Ничего, — проговорил Ордоньес, — берег далеко, а мы едва ползем. Если через полчаса не выйдем, то вообще бросим якорь.
— Опасно?
— Вообще не люблю рисковать, — пояснил он без улыбки.
— Отлично, — сказал я с облегчением.
В спину как будто дует холодным ветром, я повернулся и начал всматриваться в туман, но там ничего, потом попробовал в тепловом, в запаховом, но все так же только серая пелена, но затем как будто бельма ушли с глаз, мир хоть и остался странно-серым, однако вдали идут нашим курсом два когга, оба на расстоянии друг от друга, разная конструкция, даже разные флаги на мачтах…
Я всмотрелся до головокружения, на палубах полно людей, все с оружием, у многих в руках луки.
— Они же, — вырвалось у меня, — приготовились драться друг с другом!
Ордоньес посмотрел странно.
— Мой лорд…
— Можете круто развернуться? — спросил я. — И двинуть в обратную сторону?
Он горделиво выпятил нижнюю губу.
— Думаете, это невозможно? Называется бейндвинд.
— Сделайте, — прервал я.
Он озадаченно крякнул, но не стал оспаривать, вызвал к себе Юргена, отдал целый ряд указаний, тот с грохотом сапог слетел на палубу и начал орать настолько яростно, что даже я понял, для такого сложного маневра понадобится слаженная работа всей команды.
Дэвид Ганшилд и Матиус Хельм наблюдали за маневрами с раскрытыми ртами и горящими от восторга глазами.
Каравелла, надсадно скрипя всеми суставами, развернулась, что выглядит, наверное, с берега очень красиво, но я слышу, как трутся друг о друга бревна и доски, стонут и едва не выскакивают из пазов мачты, дрожат туго натянутые канаты…
Юрген, получив указания от Ордоньеса, выстроил у борта с десяток матросов, что умеют стрелять из луков, остальные, чуя неладное, щупали длинные ножи и карабкались на ванты.
Туман вроде бы сгустился еще сильнее, уже и не туман, а какой-то неопрятный молочный кисель. Ордоньес шепотом велел добавить парусов, лучники, на всякий случай, распределились у обоих бортов, к стрелам им прицепили смоченную горючим маслом паклю, все согнулись и в злом бессилии всматривались в туман.
С верхушки мачты донеслось:
— Впереди по курсу…
Я тоже успел увидеть внизу быстро приближающуюся мачту, тут же раздался треск, частые щелчки. Я хотел сказать, чтобы отставили стрелять, и так когг затонет, раздробленный прямым столкновением, но увидел, что стреляют в другую сторону, там совсем близко с нашей каравеллой проходит внизу второй кораблик, с нашей высоты больше похожий на лодку.
Лучники торопливо подносили кончики стрел к жарко пылающему факелу, еще быстрее натягивали тетивы, уже не стараясь ни в кого попасть, достаточно и того, что горящие стрелы бьют в паруса и поджигают их, а еще палубу, мачту, борта…
Внизу вспыхнули костры, затрещало, пламя охватило парус и мачту. Палуба под моими ногами вздрогнула, послышался надсадный скрежет. Я подумал, что корабль напоролся на подводные камни, однако люди орали в ужасе и отпрыгивали от борта, я лишь сделал шаг в ту сторону, как там поднялись исполинские зазубренные клешни, размером с бревна, слепо шарили в воздухе.
Одна схватила матроса, он дико завопил, ухитрился извернуться так, что в зубчатой клешне осталась рубаха, а он упал на палубу с голым и окровавленным торсом, откатился, вскочил и отбежал, продолжая завывать от ужаса.
Гигантский рак или краб с треском ломал ограждение, я понял, что чудовище пытается взобраться на палубу, тогда этот закованный в прочный панцирь ужас легко перевернет даже нашу огромную каравеллу…
Вебер Кронберг отыскал где-то на корабле настоящее рыцарское копье, с воинственным воплем ринулся в атаку, топая, как подкованный конь.
— А-а-а-а!.. Умри!..
Я выстрелил из арбалета, не целясь. Болт ударил в закованную в хитиновый панцирь грудь и там исчез, а на том месте на миг появилась широкая и глубокая дыра, именно туда долю секунды спустя с силой вонзилось острие копья сэра Вебера.
Мощно плеснула темная клокочущая кровь. Сэр Вебер выдернул копье и ударил снова, но без разбега удар не получился, по крайней мере, так выглядит.
Раненый краб откинулся навзничь и, как рухнувшая скала, с шумом обрушился в море. Моряки с криками подбежали к борту, кто-то орал и потрясал кулаками, а Юрген с проклятиями велел плотнику тут же заделать борт.
Увидев меня, прокричал:
— Там в воде кто-то еще барахтается!
— Пусть барахтаются к берегу, — ответил я. — Мы не плавучий госпиталь. И вообще брать пленных — дурной тон.
— Так точно, ваша светлость!
Ордоньес снова хмыкнул с мостика, но ничего не сказал, верховное командование у меня, общую линию намечаю я, мелочами занимается он.
Матросы, накричавшись, начали расходиться, как вдруг снова кто-то зло выругался, кто-то испуганно охнул.
Над бортом показалась рыжая голова с рыжей мокрой бородой. Человек с трудом перевалился на эту сторону, но не остался лежать и смотреть в грозные лица, не предвещающие ничего хорошего, а тяжело поднялся, лицо измученное, но в глазах яростный блеск и готовность драться за жизнь.
Юрген крикнул зло:
— Какой дурак оставил веревку висеть за бортом? Мало ли что к нам вылезет из моря!
Двое ринулись, сшибая друг друга с ног, исправлять оплошность, Яков сказал быстро:
— Не волнуйся, я его сейчас выброшу обратно!
— Я помогу, — крикнул кто-то.
Они подступили к уцелевшему с двух сторон, тот отчаянно зыркнул вправо-влево, спасения нет, закричал быстро:
— Погодите!.. Я знаю, где на этом острове зарыт клад!..
Ордоньес как раз спустился с мостика, у него сразу засветились глазки, как у кота при виде горшка со сметаной.
Я сказал трезво:
— Брешет. Этих историй про клады хоть пруд пруди… Еще скажет, что карта у него есть. Слушайте больше.
Пленного дотащили до борта, он отчаянно сопротивлялся, хватался за мачту, за свисающие снасти, наконец, за край борта и все время выкрикивал, что клад в самом деле есть, но раз уж ему не достанется, то пусть уж лучше нам, сволочам, чем проклятому Лесли Стивенсу.
— Кто такой Лесли Стивенс? — спросил Ордоньес.
— Какой-нибудь конкурент, — сообщил я. — Или бабу отбил… Ладно, говори сейчас и сразу! Что за клад? Как далеко?
Его перевалили за борт, он уцепился за край, и Юрген замахнулся тяжелым ножом, чтобы обрубить ему пальцы.
Ордоньес придержал его за руку.
— Погоди, милорд желает выслушать.
Пленник так и остался висеть по ту сторону борта, багровое от усилий лицо застыло в страшной гримасе.
— Кроме двух сундуков, — прохрипел он, — с золотыми монетами, там еще амулеты всякие и разные!..
— Какие? — спросил я.
— Не знаю, — прокричал он в отчаянии. — Но их много, значит, есть и очень ценные!..
— Где?
— На острове Горящий, он вон там, за туманом!.. Это близко…
Я знаком велел вытащить, его перевалили на эту сторону, он упал на палубу и тяжело дышал. Матросы рассматривали с недобрым весельем, может быть, велю повесить, тоже неплохо, боги моря любят жертвоприношения.
Вебер недовольно отбросил копье, могли бы и повосхищаться мощным ударом, спасшим корабль от морского чудовища, хотя, конечно, клад — это то, о чем мечтают все.
Все ждали, что потребую подробностей насчет клада, однако я поинтересовался с ленцой в голосе:
— Кто такой этот Лесли Стивенс?
Лицо спасенного сразу изменилось, я увидел злость и даже ненависть в лице, кожа на скулах натянулась, он произнес с появившейся хрипотцой в голосе, но крайне сдержанно:
— Капитан «Буреглота» и командир флотилии из восьми кораблей. Удачлив, отважен, умеет сражаться в открытом море, способен набрать команду в кратчайшие сроки… Его топили трижды, дважды спасался на шлюпке, один раз его выкинуло прибоем, но выжил. Команда ему верит, но других капитанов часто обманывал и, захватив большую часть добычи, убегал, а корабль у него один из самых быстроходных…
— Ага, — сказал я саркастически, — а ты, значит, не убегал?
Он твердо встретил мой прямой взгляд.
— Никогда. Я, Питер Мертон, верен не только своему экипажу, но и морскому братству. Обманывать своих — нехорошо!