— Ваша светлость…
— Все в порядке, — успокоил я. — У них руки тряслись, не видите? Удар пришелся вскользь, чуть-чуть поцарапал кожу. Потому и кровь…
— А второй? — спросил он недоверчиво. — У него тоже руки дрожали? Это же был сам сэр Ховард! Несмотря на молодость, прекрасный турнирный боец…
— И что? — спросил я. — При виде моей августейшей персоны у кого угодно затрясется. И не только руки.
Он наконец решился потрогать вздутый сизый шрам на боку. В глазах появилось странное выражение.
— Это от сегодняшнего?
— Нет, старая рана, — заверил я. — До сих пор ноет на плохую погоду.
— А где тогда следы от сегодняшней?
Я прямо посмотрел ему в глаза.
— Сэр Жерар, мы же армландцы? Граф Ришар порекомендовал вас в секретари именно потому, что знаете: это можно сказать, а это нельзя… Вот следы, вот!.. И рана вот, видите?
Он посмотрел, сказал неуверенно:
— Да-да, ваша светлость, теперь вижу. Простите, не сразу заметил, слишком уж она… огромная. И даже зияющая, я бы сказал. Но что делать с доктором? Он уже за дверью.
— Я уже говорил, — повторил я, — заговорщики промахнулись. Зачем мне доктор?
— И-ии… и что с доктором…
— Так отправьте его обратно. Скажите, была ложная тревога, я цел и невредим. Сейчас моя замечательная светлость переоденется и вернется к гостям.
Он смотрел на меня очень серьезно.
— И что теперь?
— Уверен, — сказал я, — барон Альбрехт уже потащил заговорщиков куда надо, барон Эйц вот-вот явится с просьбой об отставке, а граф Готар ликует, что сразу же попал в нечто опасное и рискованное, как всегда, когда встречает меня… Но сейчас, дорогой сэр Жерар, подайте мне новый камзол. Надо в зал, а то там перепьются от радости, что узурпатор повергнут.
Он поморщился, но глаза серьезные, нехотя наклонил голову.
— Боюсь, что это… разумно. Пока весть об успехе заговора не распространилась, надо слухам крылышки оборвать.
Он подал жипон, я торопливо оделся, в боку покалывает, в животе все еще неприятное чувство, будто острый стальной клинок все еще там, но я через силу улыбнулся, выпрямил спину.
— Пойдемте, сэр Жерар. И не такое мрачное выражение лица, у нас же праздник!
В зале, где меня чуть было не убили, народу стало еще больше. Как понимаю, многие оставили пиршественные столы, жадно выспрашивают подробности.
При нашем появлении наступила звенящая тишина, кто-то пробормотал отчетливо: «Заговоренный он, что ли?» — затем начали кланяться, вперед поспешно выдвинулся герцог Фуланд.
— Ваша светлость, — проговорил он дрожащим от волнения голосом, — поздравляю с чудесным спасением!
— Мы все поздравляем, — сказал рядом с ним сэр Рюккерт.
Остальные начали заверять в своей неописуемой радости, как только увидели, что я цел и невредим.
— Это верно, — согласился я. — Господь все замечает! И уберегает верных и, главное, нужных ему людей. Как от соблазнов, так и от вражеских козней. Веселитесь, дорогие друзья!
В зале, где гремит пир, меня встретили громкими воплями восторга. Сэр Жерар хмурился, а мне эти гуляки, что даже не вылезли из-за столов, чтобы поинтересоваться, как там убивали их лорда, показались, напротив, более симпатичными. Вовсе не из-за равнодушия ко мне остались пировать, большинство просто уверены, что с их сюзереном ничего не случится, ведь столько прошли в Армландии, Сен-Мари и Гандерсгейме!
Я пару раз поднимался и вздымал кубок, показывая, что я да, ага, весьма, обло и озорно, как усе, все путем, гуляем ребята, завтра опять работа и всяческие труды…
Барон Альбрехт явился мрачный, тихонько подсел сзади, наклонился к уху и поинтересовался моим самочувствием, но чисто механически, раз жив, то не околею, даже обидно за такое бессердечие, зато сообщил тут же, что заговорщики живы и под надежной охраной в подвальной темнице. Сэр Ротвуд уже начал с помощью палача проводить дознание…
Я поморщился.
— Не слишком рано… палачу?
— Надо спешить, — заверил он, — пока сообщники не утютюкали. Барон Эйц рвется сложить с себя полномочия начальника охраны дворца. Я пока отсоветовал…
— А что он мог? — спросил я устало. — Его охрана не пропускает чужих и посторонних, но сэр Френк был своим при дворе. Да и остальные, как я понимаю, не через забор перелезли…
— Совершенно точно, — подтвердил он. — Все из весьма знатных семей. Им есть что терять.
— Я хочу сам с ними поговорить, — сказал я.
Он посмотрел на меня с вопросом в глазах.
— В самом деле сможете?
Я поднялся, кивнул сэру Жерару.
— Вы тоже с нами.
За столами почти не обратили внимания, что я опять покидаю застолье, уже в такой кондиции, что и себя не слышат, очень веселые и довольные, а мы вышли через боковую дверь, затем через несколько коридоров, и через четверть часа молчаливые часовые открывали перед нами металлические двери подземной темницы, а затем убирали перегораживающие дорогу решетки.
Глава 9
Солнечный день померк, отступил, угас, даже прогретые дневным теплом камни стали холодными. Мы спускались все ниже, ступени выщербленные, что значит движение весьма, барон Альбрехт кивнул стражу, тот взял факел и пошел впереди.
От стен тянет могильной сыростью, камни здесь настоящие глыбы, на них держится дворец, а дверь вся из металла и на таких толстых петлях, что выдержали бы крепостные ворота.
Страж с этой стороны всмотрелся в нас, отсалютовал, это же не дворец, поспешно ухватился за массивную ручку и с натугой потащил на себя.
Подвал с таким низким потолком, что и не повесишься толком, тем более нет смысла подвешивать заключенных, зато мы прошли мимо трех дыб для растягивания на столе, испанского сапога, горна с раскаленными прутьями и прочих прелестных изобретений человеческого гения. Возможно, здесь они называются иначе, чем у нас в срединном…
Барон забежал вперед, там дальше за массивными колоннами, подпирающими потолок, на стене распяты обнаженные тела, пахнет горелым мясом, блевотиной и мочой.
Сэр Ротвуд оглянулся, сам вспотевший, с крупными каплями на лице.
— Ваша светлость!
— Все в порядке, — успокоил я. — Небольшая инспекция, а так я вовсе не посягаю на ваши развлечения. Что-то удалось узнать?
— Только косвенные улики, — ответил он с неохотой. — Но пятерых уже можно арестовывать.
Я повернулся к барону Альбрехту:
— Распорядитесь.
Тот быстро ушел, а я подошел к распятому Френку Ховарду, он и здесь держится вожаком, лицо смелое, взгляд вызывающий.
— Я жив, — сказал я холодно. — Господь спас меня. Чего вы хотели добиться?
Он откинул голову назад, чтобы смотреть не исподлобья и не так уж снизу вверх, я увидел в глазах ярость, во взгляде еще нет осознания поражения.
— Непонятно? — ответил он разбитым в кровь ртом. — Убить врага!
— Чьего врага? — спросил я. — Вы что, родня Кейдана?
Он посмотрел на меня с презрением.
— Враг для нас любой, кто посягает на трон законного короля Орифламме!
— Значит, — сказал я, — просто борцы за справедливость. Понятно. Хотя, конечно, Кейдан наверняка пожаловал бы вас высокими должностями и титулами, не так ли?
Он надменно усмехнулся, остальные трое смотрели с тем же вызовом и отвагой в лицах.
— Мы шли на смерть, — ответил он гордо. — Мы собирались просто успеть убить узурпатора до того, как убьют нас. Других планов у нас не было.
— Какая самоотверженность, — пробормотал я, — и, главное, для чего и для кого…
— Для Его Величества короля Кейдана!
— Да-да, — сказал я, — вы за легитимность. За короля, который является законным по праву престолонаследования, хотя, как известно, на детях гениев природа отдыхает, на внуках вообще отрывается по полной, а Кейдан, насколько понимаю, так и вовсе пятый или десятый в линии этих законных королей?
Они не поняли, судя по их лицам, как это природа может отрываться, а Френк сказал с вызовом:
— Пятый! И что?
— А вы не знаете, — спросил я, — что по высшему закону, установленному самим Господом, народ имеет право свергать короля, который недостаточно полно заботится о нем, народе, утопает в похоти… и вообще ведет грешную жизнь?
Трое растерянно переглянулись, но Френк ответил непримиримо:
— Мы не знаем такого закона!
Я кивнул, сказал сочувствующе:
— Понятно, от вас его утаивали. Это естественно при данных обстоятельствах. Вы за Кейдана потому, что он — свой, а я — чужой. Вы еще не знаете, что свой может быть плохим человеком, а чужой — хорошим. Я сам, честно говоря, совсем недавно это понял, а большинство так и умирают с убеждением, что за своих нужно стоять всегда, даже если это подонки, убийцы и насильники… Ладно, я все понял. Сэр Ротвуд, они в вашем распоряжении!
Сэр Ротвуд кивнул застывшим у стенки палачам. Те оживились и начали вынимать из горна с пурпурными углями раскаленные металлические штыри.
Отвращение к бессмысленному пожиранию жареного мяса, пьяным крикам, глупым здравицам остановило на пороге зала, я повернулся к секретарю.
Он поклонился.
— Ваша светлость?
— Сэр Жерар, — сказал я. — Возвращайтесь к пирующим, успокойте народ еще раз. Пусть посмотрят в окно, если кто желает, я буду прогуливаться в саду. Что-то помыслить восхотелось с чего-то, сам не знаю… наверное, съел что-нибудь.
Тень беспокойства метнулась в его глазах, но смолчал, вторая попытка покушения будет не скоро, если и будет.
— Ваша светлость…
— Не бойся — люди барона Эйца мне пятки оттопчут.
Он поклонился и ушел, а я прошел мимо входа во дворец, дальше шум фонтанов, прямые широкие аллеи, везде пусто, гуляющих чудаков не отыскалось, все едят и пьют, общаются, завязывают полезные знакомства.
Я старался думать о флоте, но перед глазами то и дело всплывают гордые лица юных дураков, отечество спасают, видите ли, за справедливость, а справедливость только в том, что Кейдану повезло родиться сыном короля…
Дорогу впереди пересекла темная тень, я вздрогнул, но это всего лишь блистательная леди Розамунда, все так же прекрасная, сверкающая белозубой улыбкой и ясными глазами так ярко, что жемчужины на ее графской короне и платье тускнеют перед их блеском.