Я громко ахнул:
– Граф, что случилось? Разве мы не выполняем волю Господа, приобщая целое королевство заново к слову и делу Христа?
– Это да, – ответил он твердо, – здесь нет никаких сомнений. Однако… простите, вы приняли из рук заморского императора титул, который меняет слишком многое. До этого вашего поступка мы шли за вами с верой в сердце! Сейчас заколебались и самые верные ваши сторонники. Я намереваюсь в составе войск лорда Рейнфельса на днях покинуть Сен-Мари. Кстати, сам лорд Рейнфельс уже вывел войска из лагеря и двинулся в сторону Великого Хребта.
Я перевел дыхание и сказал таинственно:
– Ладно, граф… Тайные планы нужно хранить, но я вижу пыл вашего сердца, а еще верю, что скорее умрете, чем выдадите доверенное вам. Слушайте очень внимательно. Мне это королевство понадобилось только ради моря. Я уже заранее приобрел земли в Тарасконе, там у меня лучшая во всем королевстве бухта в личном пользовании. Я даже начал строить порт!.. Да-да, порт. Это и есть моя главная цель. Большой порт, доки, где заложим основы огромного флота. Зачем флот? Посадим на корабли крестоносное войско. Вы поняли?
Он отшатнулся, щеки побледнели, но в глазах вспыхнули звезды.
– Вы хотите сказать…
Он запнулся, я сказал негромко:
– Договаривайте, граф.
Он огляделся по сторонам дико расширенными глазами и договорил совсем шепотом:
– Завоевывать Юг?
– Верно, – ответил я тихо и печально. – Ради этой великой цели, думаю, Господь простит мне мелкие отступления даже от рыцарских правил. Потому что исполняю его самый главный завет: принести слово Христа и в самые дальние земли!
Он смотрел растерянно, я ощутил укол совести, слабенький, правда, совесть у меня еще та, сговорчивая, но все-таки иногда о себе напоминает.
– Но простит ли вас Господь? – проговорил он неуверенно. – Да, я молод… но я знаю, что от имени Господа совершались и злодеяния, и предательства. Не обманывает ли вас, сэр Ричард, враг рода человеческого? Не он ли подсказывает вам эти слова и поступки?
Глаза его стали строгими, я не узнавал того беспечного и веселого гуляку, каким увидел впервые в своей крепости, где он, очарованный красотой Лоралеи, приударил за ней мгновенно и бездумно.
– Мы все боремся с ним, – сказал я поникшим голосом, – но кто из нас может быть уверенным до конца… что борется верно? Разве что святые подвижники? Мне бы страстно хотелось, чтобы во мне жил только Бог и говорил только он… всегда.
– Хотелось бы? – спросил он. – Всегда?
– Уже хотелось бы, – ответил я почти без запинки. – Я успел нажраться того, что восхваляет оппонент Творца. Поверьте, граф, несмотря на молодость, я успел нахлебаться сомнительного счастья жить без Творца в душе. И теперь вот стараюсь… Что скажете, граф?
Он долго молчал, я видел, как в нем борются две силы, одно время побеждала с большим преимуществом та сила, что искреннее и проще, но он с усилием скрутил ей руки, подмял и ответил задыхающимся от борьбы голосом:
– Я отправлюсь в Тараскон.
Глава 14
Дверь то и дело вовсе не с дворцовым стуком распахивалась, из коридора в мои покои входили, провожаемые любопытными взглядами стражей, военачальники, знатные рыцари, лорды.
Я улыбался и широким жестом отправлял за стол, а когда кто спрашивал встревоженно, что случилось, почему созвали, объяснял с беспечной улыбкой, что отправляюсь в Брабант готовить базу для войска, так что им бы сказать своему майордому добрые слова на дорожку.
Сэр Растер спросил неодобрительно:
– Снова без свиты?
– Пусть отдыхает, – ответил я. – Я ранняя клювательная пташка.
– При таком майордоме, – сказал он внушительно, – все должны бы чирикать! Этими самыми, пташками. С крылышками которые.
– Пусть отдохнут, – ответил я и добавил таинственно. – Впереди великие дела. Еще заморятся.
Его глаза гордо блеснули, приосанился и посмотрел орлом на всякие соплеменные.
– Ого!.. Слышу звон мечей.
– Ага, – согласился я. – Так что отправлюсь спозаранку. Когда все еще спят и вообще дрыхнут.
– Пусть им будет стыдно, – сказал он понимающе.
Остальные сопели сочувствующе, понимая по-своему, вон какой работящий и заботливый майордом, я улыбался и с полускорбной миной разводил руками. Не объяснять же, что для меня пораньше – это среди ночи прыгнуть с высокой башни в темное небо, когда дремлет даже ночная стража.
Сэр Растер по-хозяйски велел слугам накрыть стол, да не картой, дурни, слово «накрыть» имеет только одно значение, а граф Ришар заинтересованно спросил:
– Я что-то ухватил насчет маркиза… Или я ослышался?
– Нет-нет, – сказал я и посмотрел на смутившегося Альвара. – Маркиз – это то же самое, что и маркграф, только постарше. Но не в титульном смысле, а в хронологическом. Но маркграф мне нравится больше, такой титул меня молодит. Но вообще-то я и маркиз, вы услышали верно. Вот такое существо двухголовое.
Ришар кивнул, хотя, как мне показалось, абсолютно ничего не понял, зато сэр Растер прислушался и громогласно изумился:
– Это как… постарше, помоложе? Вы в двух лицах?
– Хорошо бы, – сказал я, – я бы не отказался побывать даже в трех… Нет, лучше в десяти лицах. Один бы по бабам, а остальные девять занимались бы государством.
– А с сэром Растером? – спросил Макс.
– По гарпиям? – уточнил я.
Он быстро взглянул на Растера и сказал торопливо и смущенно:
– Я имел в виду красивый пир…
– Ну, ладно, – сказал я великодушно, – еще одного послал бы на пир. Для государственных дел хватит и восьми.
Сэр Ришар спросил с непониманием:
– А как же без благородной охоты, когда скачешь в азарте за оленем или встречаешь лицом к лицу разъяренного вепря?
Я махнул рукой.
– Хорошо-хорошо! Одного еще и на охоту. Для державных дел семи достаточно.
– Хороший правитель должен обладать чувством прекрасного, – сказал строго Риккардо, – потому нужно почаще слушать музыкантов, певцов, смотреть работы художников…
– Согласен, – сказал я. – Еще одного бросим развивать чувство прекрасного. Государством пусть занимаются шестеро.
– А заботы о своей душе? – спросил Будакер озадаченно. – Как-то вы странно все… Услышал бы вас отец Дитрих!
Я кивнул.
– Совершенно правы, сэр Будакер. Одного в церковь, пусть общается на высокие темы. Пять человек для государственной службы – совсем неплохо.
– Вы должны и сами повышать свое воинское умение, – озабоченно сказал Макс. – Личное! Если долго не вынимать меч из ножен, руки слабеют, а глазомер подводит.
– Вы правы, – согласился я. – Пользу физических упражнений отрицать глупо.
– Не забывайте про экономические проблемы, – робко произнес Куно. – Королевству необходима правильная финансовая система…
Я вскричал:
– Погодите, погодите!.. Еще немного, и держава останется без руководства!
Барон Альбрехт заметил:
– Это и есть самое лучшее правление. Когда народ его не чувствует.
В зал тихонько забегали слуги и шустро загромождали столы блюдами, а главное – кувшинами с вином. Растер шумно руководил приготовлениями, словно принял на себя обязанности церемониймейстера.
Куно тихохонько выскользнул из зала, все такой же, серый, незаметный. Как мне показалось, покинул пиршество с шумными гостями с великим облегчением.
Я вышел следом, у меня дела, Куно испуганно оглянулся.
– Не трусь, – сказал я успокаивающе, – я не по твою голову.
Он слабо улыбнулся.
– А по чью?
– Пока не знаю, – пробормотал я. – Хотя ты прав, надо бы… Правитель должен время от времени проявлять лютый нрав. Или впадать в приступы необузданного гнева. Чтоб боялись. Страх хоть и самое примитивное, но все-таки лучше всего работающее средство… А ты чего убежал? Для придворного контакты с окружением, как я понимаю, немаловажны.
Он развел руками.
– Ох, мне трудно привыкнуть к их обращению.
Я вскинул брови.
– Плохо обращаются?
– Как раз хорошо, – пояснил он слабо, – но это и… как это сказать, нет дистанции! А дистанция важна. Здесь же все как бы равны… А такое только в диких племенах, уж простите за откровенность. Чем выше общество, тем ступенек между людьми больше. Не хотелось бы, чтобы вы… я имею в виду не лично вас, ваша светлость, а вы все смотрелись менее развитыми…
Я поморщился, чувствуя себя уязвленным и за себя, и за своих рыцарей.
– Высота здания зависит не от количества каменных блоков.
Он сказал еще тише и совсем зажато:
– Все-таки мне кажется, вы зря ломаете установленные порядки.
– Какие именно? – осведомился я.
Он помялся, опустил взгляд и поелозил им по полу.
– Ваши соратники слишком… фамильярны с вами. Одно дело, когда вы вместе в полевом лагере перед битвой, другое – во дворце. Церемониал, уж простите, низких поклонов возник не сам по себе. Людям нужно постоянно напоминать разницу в положении.
Я отмахнулся.
– Кто низко кланяется, может ударить ниже пояса.
Он отшатнулся, шокированный.
– Сэр Ричард! Как можно?
– В нашем мире все можно, – заверил я. – Не хочу повторять ошибку Александра Великого.
– Простите?
– Завоевал великую державу, – объяснил я, – где придворные вообще ползали перед королем. А в войске Александра ему только чуть-чуть кланялись. Едва-едва, легким таким наклоном головы. И вот в завоеванной державе, где точно так же воссел в чужом дворце и объявил, что создает единую страну и один народ, одни придворные все так же по старым обычаям падали на колени, другие все так же чуть кивали… Он сам ощутил, что так неправильно, попытался уравнять, соблюдать нечто среднее. Понятно, старая гвардия возмутилась, не желая кланяться в пояс, а завоеванные не сумели оценить возможность подняться с колен и прямо смотреть властелину в глаза. Начались конфликты…
Он помялся, развел руками, снова поклонился.
– Значит, вы все оставляете на усмотрение самих кланяющихся?
– Пусть наклоны регулируют сами, – ответил я, стараясь, чтобы звучало беспечно. Сам подумал, а мудрость ли это либо попытка избежать неприятного решения, как обычно делаю, трус по