Сэр Ульрих запротестовал:
– Сэр Ричард! Как это, не привлекая внимания?
– Скрытно, – объяснил я строго. – Без развернутых знамен и рева труб!.. Ночами по дорогам, а днем по лесам. Кто не приемлет правил такой скрытой операции, пусть протирает штаны дома.
Сэр Колдуин сказал очень серьезно:
– Сэр Ричард, вы наш сюзерен. Мы не можем отпустить вас одного. Нет-нет, я знаю, что скажете!.. Но у сэра Ульриха конь… рискну предположить, вряд ли уступит вашему в беге, у сэра Герцлера – дивный меч, что днем простой клинок, а ночью дает света больше, чем костер. У сэра Паланта – сапоги, в которых по любому болоту не проваливается! Они будут вашими помощниками, ибо негоже гроссграфу делать и черную работу…
Я открыл было рот для возражений, но подумал и закрыл. Возможно, сэр Колдуин прав. По крайней мере, кто-то может покараулить, пока сплю.
– Вы уверены, – спросил я с сомнением, – что их кони не отстанут?
– Если отстанут, – ответил он четко, – смело можете их оставить и ехать дальше в одиночку.
– На этих условиях беру, – ответил я.
Во дворе ко мне подошел молодой рыцарь с ясным взором и светлым лицом, учтиво и с достоинством поклонился.
– Сэр Ричард, – сказал он четко, – я из поместья Лонгфельдов, младший сын сэра Гевекса, зовут меня Палантом. Мы уже знаем про вашу беду. Скажите, чем можем быть полезны мы, вассалы сэра Колдуина?
Я оглядел его с головы до ног, сапоги на нем вроде бы простые, золотые шпоры горят на солнце весело и озорно, на болотные совсем не похожи.
– Какими силами располагаете?
– Сорок тяжелых всадников, – отрапортовал он с гордостью, – две сотни кнехтов, сотня лучников и тридцать арбалетчиков!
– Хорошо, сэр Палант, – сказал я. – Собирайте хороший отряд. Рыцари, тяжелые всадники, отборные лучники, несколько арбалетчиков. Отправите к сэру Тамплиеру.
– Я поведу сам, – ответил он. – Ожидаем войну с Гиллебердом?
– Это незачем, – ответил я. – Он намного сильнее нас, так что нападать глупо.
Он смотрел на меня серьезно и строго.
– Король Гиллеберд поступил бесчестно, – заявил он со всем пылом юности. – Все мои силы в вашем распоряжении, сэр Ричард. Сейчас же велю готовить ударную группу. Но почему к сэру Тамплиеру? Правда, у него там, вы правы, неприятности большие…
– От барона Руаяля и Доминика?
– Да, – ответил он. – Замок сэра Тамплиера сжигали трижды! Хотя там и так жечь нечего, сарай, а не замок. И земли его разоряют. Но сэр Тамплиер горд, помощи не просит. Как еще не погиб…
– Противники у него сильны, – согласился я, – но и он сам не прост.
Подошел сэр Ульрих и ревниво прислушивался к нашему разговору. Оба в легких панцирях из черной кожи, только у Паланта с аккуратно вшитыми металлическими шипами, а Ульрих предпочитает гладкий, блестящий, подчеркивающий широкие пластины груди и форму разнесенных в стороны плеч. Руки обоих обнажены, открывая взорам вздутые бицепсы.
У Паланта вообще переливаются могучие шары, в то время как мышцы Ульриха вытянутые, натренированные не столько на силу удара, как на ловкость, скорость и выносливость.
Я сказал с сочувствием:
– Боюсь, придется облачиться в полные доспехи. Как вы в них?
Ульрих ответил за двоих, опередив Паланта:
– Точно так же. Просто сейчас жарко, а противник далеко.
– Мы будем там, – заметил я, – где он будет… очень близко.
Глава 8
Я заехал в земли еще троих лордов по дороге, велел послать гонцов и передать, что прибыл гроссграф, намерен раз и навсегда положить конец бесчинствам со стороны людей Гиллеберда, потом требую как можно быстрее прислать воинские отряды. Небольшие, но зато лучших из лучших, что вернутся, покрытые неувядающей славой.
В последнем меня принимал лорд Пеокс, старый и уже не покидающий стены замка.
– Я могу собрать триста всадников, – проворчал он. – За двое суток мы… они будут у границы с Турнедо.
– Хорошо, – сказал я, – но переступать ее пока не нужно.
– Где нам собраться?
– У замка сэра Тамплиера, – ответил я.
Его рыцари смотрели с неловкостью на лицах, наконец один сказал с сочувствием:
– У него нет замка. А то, что было, сожгли…
Я прервал:
– И не один раз. Знаю. Но все равно мы соберемся там. Пусть сэр Тамплиер видит, что его не бросили одного.
– А вы? Поедете с нами?
Я покачал головой.
– Сперва надо узнать кое-что.
Я не стал добиваться от Бобика, чтобы тот взял след, слишком много времени уплыло, махнул рукой.
– На Турнедо!
Можно почти точно сказать, по какой дороге везли герцога похитители. Их не так уж и много, а граничим с королевством Турнедо лишь землями Тамплиера, бывшие барона Гяусера, и Будакера, бывшие хоффмановские.
Земля Гиллеберда населена достаточно плотно, однако лесами вообще никто не увидит, а на открытых просторах достаточно выслать во все четыре стороны по легкому всаднику, вовремя предупредят о всяком-разном.
Сейчас я несся только в сопровождении Бобика, быстро и скрытно, но когда пошли открытые густо населенные пространства, пришлось выехать на дорогу, где я постарался принять беспечный вид праздного гуляки.
Навстречу величаво двигается вереница надменномордых верблюдов с увесистыми тюками с обоих боков. Погонщик далеко впереди на ослике, а по бокам сурового вида воины в кожаных доспехах и с железными шлемами. Покосились на меня угрюмо и злобно, дороги везде неспокойные, даже в благополучных королевствах многие предпочитают мирному труду быстрое, хоть и рискованное обогащение на дорогах.
Я помахал рукой и крикнул весело:
– Бог в помощь!
После ошарашенной паузы мне ответили вразнобой что-то типа: боги сказали, чтоб и вы помогали, явно пережиток язычества, когда здесь бродили лохматые боги, мало отличающиеся от людей.
На всякий случай я давал нюхать Бобику рукавицу Готфрида еще от границы, но тот лишь смотрел с недоумением. Дорога бежит под копытами почти прямая, земли у Гиллеберда равнинные, хорошо для сельского хозяйства, плохо для обороны. Села богатые, зажиточные, а города давно выплеснулись за стены. Если придется осаждать и все спрячутся за ними, через неделю сдадутся от голода.
В селах меня не узнают даже на Зайчике и с Бобиком, а вот в города соваться рискованно. Изменив личину, Зайчика оставил в лесу под присмотром Бобика, а Бобика – под присмотром Зайчика, сам вышел на дорогу. Вскоре меня догнали крестьяне на пустых телегах, очень довольные, хорошо и быстро сбыли весь товар, сами предложили подвезти, я вежливо поблагодарил и тут же сел, но когда подъехали к постоялому двору, сказал с благодарностью:
– Большое спасибо, добрые люди!.. Но мне надо перекусить, а то что-то живот подвело.
Крестьяне переглянулись, возница придержал коней, чтобы мне соскочить проще, оглянулся на друзей.
– Надеюсь, нам останавливаться не надо?
– Не-е-ет, – сказал один, – уже вон мой дом отсюда видно! Там и поем.
Второй сказал в поддержку:
– Я тоже… Хотя, конечно, пропустить кружку вина не отказался бы.
Возница спросил в нетерпении:
– Ну так как?
Я соскочил и пошел к распахнутым дверям. За спиной слышал скрип колес, конское ржание, потом я услышал, как копыта застучали уже в воротах постоялого двора.
С крыльца я увидел, как все трое крестьян оставили подводы во дворе и шли, ускоряя шаг, следом за мной. С порога меня окатило горячим воздухом, пропитанным мощными запахами жареного мяса с луком.
Слуга разносит еду, а еще чаще – кувшины с вином. Пьют больше, чем едят, а некоторые вообще только пьют. Один из здоровенных мужиков откинулся на спинку стула и вызывающе рассматривает сидящих за другими столами. Все отводят взгляды: кто-то трусит, кто-то не желает связываться с таким гигантом, у кого-то дела поважнее.
Наконец здоровяк поднялся и пошел между столами, нарочито оступаясь и опираясь то на одного, то на другого. Я напрягся, не дай бог, коснется меня грязной лапищей…
Он, как чувствовал, или же я привлек ростом и шириной плеч, оперся всей массой, явно намереваясь заставить меня ткнуться лицом в тарелку. Я, извернувшись, перехватил его руку и с силой ударил лицом о край стола.
Громко клацнули зубы, он завалился на пол, непонимающе щупал разбитый рот. Из носа тоже обильно потекли красные струйки.
– Сволошь, – прошамкал он люто, – ты выбил мне шуб!
– И остальные выбью, – пообещал я. – Убирайся, пока цел.
Он заорал, нагоняя в себе ярость, нагнул голову и ринулся, как разъяренный бык. Я не стал выдерживать удар, быстро шагнул в сторону и, развернувшись, дал здоровенного пинка. Здоровяк и так бы врезался в стол, а от пинка вообще пронесся по столешнице, как бильярдный шар. На той стороне вовремя шарахнулись в стороны, он рухнул на пол, а там еще дважды перекувыркнулся и затих в углу.
Я сказал громко:
– Если у такого дурака есть друзья… а у дураков их всегда больше, чем у умных, пусть вытащат его на свежий воздух. И объяснят, что драться нехорошо.
Двое мужиков вылезли из-за стола, я насторожился, зыркают больно злобно, подняли поверженного, но не потащили на улицу, а снова усадили за стол.
Здоровяк очумело мотал головой, щупал разбитый рот.
– Шволошь…
– Ага, – подтвердил один из дружков. – Но ты пей!.. Вырвиглот, налей ему.
Второй придвинул побитому приятелю кружку с пивом.
– Держи.
Я спросил пугливо поглядывающего на меня соседа на другом конце стола:
– Здесь рынок большой?
– Да, ваша милость, – ответил он торопливо.
Я спросил настороженно:
– А что, эта милость из меня прямо прет?
Он ответил тихонько:
– Под крестьянской одеждой не спрячешь благородное происхождение, ваша милость.
Я улыбнулся, поднялся. Хозяин подошел с почтительностью, этот еще раньше понял, что я не гусей пасу.
Я бросил на середину стола серебряную монету.
– Это за меня, моего приятеля и разбитые столы. А ему еще пива.
Дома здесь бедные, народ ленивый: женщины сидят прямо на земле, дети вяло копошатся у их ног или мирно спят, а матери даже не сгонят облепивших мордочки мух. Далеко на окраине видны руины старинного здания, еще одно доказательство лености местного населения: в Армландии эти готовые и отесанные глыбы уже растащили бы на свинарники.