Из-за столов выпрыгнули еще трое, один выхватил длинный узкий нож. Я отступил, все нервы взведены, ярость трясет всего, и первый же, напоровшийся на мой кулак, отлетел, как резиновый мячик. Второго я ухватил и швырнул в стену.
Еще один дотопал сзади, огромный, неуклюжий и медлительный, от него пахло жареным мясом, луком и чесноком с такой мощью, что я и не оборачиваясь видел его, как облупленного. Продолжая наблюдать за теми, что впереди, я резко двинул назад локтем, попав точно в зубы.
Звучно хрустнуло, словно сломал не только зубы, но и челюсть. Он завопил тонким заячьим голосом.
С полок посыпалась посуда, тело рухнуло на пол, под ним сразу начала образовываться темно-красная лужа. Третий, что с ножом, опешил, даже отступил на шаг, но сзади орали, он завопил и бросился на меня. Я успел перехватить руку, повернул и воткнул ему в живот. Лицо несчастного исказилось в судороге боли, я с наслаждением дернул и услышал, как трещит распарываемая плоть живота.
Когда я разжал руки, он рухнул навзничь, рукоять торчит в левом боку, хотя воткнул в правый. Из широкого разреза через весь живот с шипением и бульканьем вылезает что-то отвратительно сизое…
Из горла Бобика пошло нарастающее рычание, настолько низкое, что пока слышу только я, тяжелая инфразвуковая волна, от которой в тревоге сжимается сердце и наваливается непонятный страх.
– Лежать! – повторил я.
Бобик продолжал рычать, но с места не сдвинулся. Я помотал головой и отступил. Ярость все еще трясет, как медведь грушу, в груди сжалось от страха: что со мной? Я все легче прихожу в ярость, мне все легче убивать, к тому же ощутил удовольствие, даже наслаждение, когда воткнул нож в бок и рванул острое лезвие поперек всего живота…
Не знаю, как это они дерутся так, что после тяжелых зуботычин, пинков ногами прямо в нос, сокрушительных прямых в лицо, ударов тяжелыми лавками по голове, по плечам, рукам, в живот, по ногам… вскакивают чистенькие и бодренькие. У меня все встряхивается от простой зуботычины, но вот когда бью я сам, то вот это красота: разлетаются, как орехи, кровь брызжет струями, а зубы сыплются градом, как во время ливня.
Те орлы, что сумели подняться, а также их друзья и знакомые за столами помогли вытащить из харчевни раненых и покалеченных. Рычание медленно затихало в горле Бобика, он проводил отступающих враждебным взглядом и вдвинулся под стол глубже, чтобы не оттоптали лапы.
Тапир и Кулан смотрели испуганно, но, к их чести, даже не поднялись из-за стола, а только держали в руках кувшин с вином и чаши на случай, если драка дойдет и до них.
Я улыбнулся им с неловкостью и развел руками.
– Что-то слишком часто…
– Что? – переспросил Кулан. – Что часто?
– Драки, – сказал я.
Он оглянулся на выбитые двери в таверне, обвел встревоженным взглядом переломанные лавки, стулья, превращенные в щепки два стола.
– Разве часто? – спросил он с недоумением. – Да и не драка это… во всяком случае, почти все целы.
Я проводил взглядом выползающих из харчевни. В самом деле, убираются все, а это значит, убитых, кроме того с ножом, нет, уже хорошо. Почти все целы, так это называется.
Хозяин выбежал из кухни, за голову хвататься не спешит, на лице вопрос, а в руках громадная дубина. Я бросил ему золотую монету, он ловко поймал на лету, как быстрый пес ловит толстую тяжелую муху.
– Это за поломанную мебель, – сказал я бодро. – Наш стол уцелел… подай нам с моими друзьями теперь уже хорошего вина.
Кулан добавил:
– Как победителю.
Хозяин задумчиво прикусил золотой, глаза засияли, на морде расплылась довольная улыбка.
– Все сделаем, ваша милость, – сказал он угодливо. – Сей момент!
Кулан и Тапир проводили его сожалеющими взглядами.
– За золотой можно всю харчевню купить, – проворчал Кулан. – Чувствуется, вам это легко достается… Ладно, здесь вино в самом деле хорошее. А если еще из отдельного подвала, ключ от которого у самого хозяина… Вас что-то интересует особенное?
Прибежала молодая женщина и быстро-быстро протерла чистой тряпицей столешницу и даже свободный край лавки. Кулан ухватил ее за аппетитную ягодицу. Она спокойно убрала его руку, а на меня посмотрела весьма обещающе и улыбнулась полными губами.
Я дождался, когда она ушла.
– Ты прав, – сказал я негромко, – я рыцарь, но золотишко после кончины родителя заканчивается. Потому надо срочно искать службу. Кто живет в том замке, что на высоком утесе?.. Нужны ли хозяину молодые сильные рыцари? Драться я умею, вы видели.
Кулан помрачнел, смолчал, а Тапир покачал головой.
– Не стоит.
– Что? – переспросил я. – Не возьмет?
Он снова покачал головой.
– Не стоит и соваться.
– Людей в избытке? – спросил я.
Он посмотрел на меня очень серьезно. Я улыбнулся подбадривающе.
– Насчет людей не знаю, но там могучий колдун. И не очень добрый. Даже очень недобрый. Когда в прошлом году в этой округе был падеж скота, он и пальцем не пошевельнул, хотя за помощью ходили и умоляли самые старые и почтенные… И саранча за последние пять лет дважды налетала. У нас ее даже деревенские колдуны могут прогнать, а кто посильнее – то и уничтожает за полдня, а этому все равно, что тут внизу…
Я сказал сочувствующе:
– Сверху не видно.
– Тот, – сказал он веско, – кто сверху, видеть обязан. Иначе слазь! Так что еще раз советую: туда лучше и не пытаться. Замок давно облюбовала нечистая сила!.. Его сеньор еще сто лет назад продал душу дьяволу.
– Точно?
– Говорят, – ответил он равнодушно.
– Может, врут?
Он пожал плечами.
– Вон на господина Клименталя или господина Урлоса так не говорят же?.. Вообще никто такое и не скажет!.. А на того сеньора все показывают пальцем.
– Логично, – согласился я, бросив под стол половину утки. Подумал, что утка жирная, а жир у них тугоплавкий, отправил следом и вторую половину.
Крестьянин проследил, как режу кролика, сказал понимающе:
– А вы из действительно благородных…
– Это как?
– Бедные благородные все жрут, – объяснил он. – А богатые харчами перебирают.
Я возразил:
– Был бы я богатым, скитался бы по таким дорогам?
Он посмотрел хитро.
– Мало ли какая блажь придет в голову?..
– Например?
Он хмыкнул:
– В золотой клетке птицы не поют.
Я допил из своей чаши, поднялся.
– Спасибо за компанию. Надеюсь, с этим кувшином и вдвоем справитесь! С виду вы ребята крепкие.
Оба заулыбались довольно.
– Счастливой дороги, ваша милость!
– Спасибо, – ответил я вежливо. – Бобик, вылезай. Все кончилось.
Глава 10
Во дворе тихо, часть побитых убралась, другие у колодца замывают разбитые в кровь морды. На меня покосились злобно, но никто и слова не вякнул, а я прошелся к Зайчику неспешно, напрягая мышцы и втягивая живот, вот я весь какой, весь тугой и круто сваренный, всегда готов к вызовам и всегда по-христиански – сторицей.
Сытый Бобик шел следом и весело скалился, понимает, гад, только комментирует про себя.
– Поедем обратно, – сказал я Зайчику. – Грубые тут люди какие-то. Не понимают нас…
Он вздохнул и посмотрел через мое плечо вдаль, словно видел в дымке прекрасные… или ужасающие города прошлого, на месте которых теперь лес, трава, дикие звери и люди, мало отличимые от зверей.
Бобик сперва бежал впереди лениво и тяжело, но вскоре утятина и крольчатина улеглись в животе, и он унесся огромными скачками, успевая показываться справа и слева почти одновременно.
Впереди на обочине дороги телега с унылой лошадкой, небогатый скарб, а группа хохочущих мужчин тискает двух женщин. Я придержал Зайчика, вполне возможно, забавляются свои же, шутки бывают и грубыми, но одна из женщин закричала отчаянно и беспомощно, вторая в бессилии уронила голову.
Я подумал тоскливо, что для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки. Так что если я считаю себя хорошим, то должен даже через «не хочу» вступиться за этих людей. Благородное положение обязывает.
Тяжело вздохнув, я толкнул Зайчика и, подъехав ближе, велел властно:
– Эй, там!.. Оставьте их в покое.
Вожак оглянулся, смерил меня уважительным взглядом с головы до ног.
– Ты крепок, – заметил он, – но ты глуп.
– Почему?
– Родился таким.
– Нет, почему так решил?
– Считать не умеешь, – объяснил он. – Ты один, а нас восьмеро.
– Да, – согласился я, – для такого орла надо бы больше. Но я сегодня добрый и… отпускаю вас.
Он захохотал, очень довольный.
– Молодец! Люблю людей с юмором. За это мы тебя не убьем. Только отрубим руки… ха-ха… да ноги… га-га-га!
Один из разбойников принялся срывать с ближайшей ко мне женщины платье. Она кричала и закрывала ладонями оголенную грудь. Я послал Зайчика вперед, Бобик поглядывал на меня с надеждой, но я предостерегающе покачал головой.
Они еще не верили, что я вмешаюсь, за оружие ухватились, но запоздало. Я рубил, сбивал с ног, топтал, снова рубил, затем догонял и рубил. Последним был вожак, он закричал отчаянно:
– Ваша милость, пощадите! Мы не разбойники!
Я придержал меч.
– А кто?
– Мы идем на заработки, – прокричал он торопливо и перекрестился. – Вот крест даю!.. Трое плотников, четыре каменщика, а я столяр. Говорят, в городе нужны хорошие руки… А тут выпили малость, увидели женщин с повозкой… Дурь ударила в голову. Но и они виноваты!
– В чем?
– Не должны женщины ездить сами, – заявил он. – Если без мужчин – это уже общие женщины!
Я оглянулся на обеих женщин, одна с плачем собирала разбросанный скарб, вторая успокаивала ревущих в повозке детишек.
– Разные причины у разных людей, – ответил я. – И никто не вправе судить о других лишь на основании своего мнения. Может быть, их кормилец умер в дороге! Бесчестно пользоваться слабостью. Слабым надо помогать, это обязанность мужчин. А мужчина ли ты?
Я занес меч, он завопил: