– Ваше Величество, – произнес я негромко, но очень веско, – не двигайтесь. И не произносите ни слова.
Он запнулся, глаза выпучились, побагровел так, что я испугался, как бы не хватил удар. Рот его начал раскрываться для вопля, но я опустил ладонь на рукоять меча, а палец другой руки прижал к губам.
– Ни звука, Ваше Величество, – повторил я. – Я рад, что вы меня видите. Вреда вам причинять не хочу, как вы понимаете. Иначе бы уже… это вы тоже понимаете.
Он медленно выдохнул, сделал пару осторожных вздохов.
– Как вы…
– Это потом, – ответил я.
Он вздрогнул, когда я ухватил его за руку и, вытащив из кресла, подтащил к распахнутому окну.
– Что… вы хотите?
– Поговорить, – ответил я. – Поболтать… Не изволите ли присесть, Ваше Величество?
Я придвинул второе кресло, Гиллеберд медленно опустился на низкое мягкое сиденье. Я поморщился, из такого трудно будет выскакивать, но теперь окно рядом, а до двери не меньше пятнадцати шагов.
Я прямо взглянул Гиллеберду в глаза.
– Ваше Величество, хотите… начистоту?
Он посмотрел очень настороженно, поглядел по сторонам, сделал какой-то знак. Я старался понять, удаляет ли он лишние уши, советники обычно слушают все переговоры, а потом вместе с королем вспоминают каждый взгляд, жест, слово, паузы и заминки, трактуют и пытаются выловить недосказанное, или же просто поправил падающие на лоб седые кудри.
– Говорите, – произнес он холодновато.
– Ваше Величество, – сказал я тихо-тихо, чтобы слышал только он, даже если за портьерой и прячутся советники, – если честно, я мог бы завоевать ваше королевство… Да, я в сговоре с очень могущественными силами магов, пользуюсь их поддержкой… Можете считать, что я продал душу дьяволу. Мотивы в данном случае неважны, правда?.. Как и то, насколько я погубил душу. Сейчас главное то, что могу, а чего не могу.
Он выдержал мой прямой взгляд.
– Гм… и что вас останавливает?
– От захватов?
– Да.
Я вздохнул, развел руками.
– Завоевать могу, а дальше? Ни одна империя, созданная оружием, не пережила своего создателя. Так было у Александра Великого, и раньше, и позже, хоть у Аттилы, хоть у Наполеона… это в наших краях великие завоеватели прошлого. Я не совсем дурак, хоть и здоровый, что-то понимаю! А что не понимаю, просто запомнил. Можно ведь не только своим умом, но и чужим, верно? Потому и хочу по-умному решать вопросы мирным путем. Не потому, что я такой вот из себя весь миролюбивый. Мудрецы говорят, так надежнее.
Он скривил губы.
– Захват замка Стальной Клык – мирный путь?
– Уже знаете? – спросил я с интересом.
– Да, – проговорил он с ненавистью. – Никто такой дерзости не ожидал.
– Ответный шаг, – возразил я. – Вынужденный. Контртеррористическая мера. Но это не война! Просто обменялись булавочными уколами. Вы кольнули меня, проверяя мою реакцию, я лягнул вас. Все нормально, мы же правители, должны знать, что у нас за соседи! Не потеряна ли чувствительность. Диверсионная деятельность – это не война, а так, спорт. Гражданское население в этом случае не страдает, если не считать запланированных и неучтенно-неизбежных потерь, что совсем мелочи. Так что я вовсе не считаю, что между нами произошло охлаждение или появилась враждебность. Ничуть!.. Мы же политики.
Геллиберд спросил, набычившись:
– Вы что же… все-таки хотите убить меня?
Я пожал плечами.
– Ваше Величество, повторяю, мы же с вами политики! Что такое человеческая жизнь, если… надо?.. сами понимаете, верно? К сожалению, ваша смерть мне мало что даст. Возможно, ничего не даст и не прибавит. Кто бы ни занял трон после вас, будет гнуть ту же линию, ибо она, должен признаться, весьма верна. Примите это как комплимент и признание в уважении со стороны вашего противника. Может быть, даже более агрессивную, если вместо вас придет дурак или правитель без вашего опыта. Все-таки ваше королевство сильно, богато и полно сил. Дураков в таких случаях тянет поиграть мускулами. Так что разговоры об убийстве оставим. Оно просто нецелесообразно.
Он оставался таким же неподвижным и настороженным, но я чувствовал, как он заметно приободрился. Умные глаза из-под кустистых бровей смотрят все так же зло и настороженно.
– И что хотите?
Я улыбнулся, стараясь, чтобы это выглядело злобно и коварно.
– У нас, Ваше Величество, вроде бы подписан торговый договор… Верно?
Он нехотя кивнул.
– И что? Хотите разорвать?
– Упаси Господи, – сказал я с чувством. – Торговля сближает народы. Где хорошо торгуют, там не воюют… я имею в виду грубо и примитивно, а больше торговыми санкциями, преференциями, поддержкой отечественного бизнеса, демпингом и прочими цивилизованными методами.
На его лице впервые проступило выражение, которого я раньше не видел: проблеск уважения. Половины сказанных мной слов вообще не слышал, о значении других догадался, но то, что оперирую ими небрежно, как светский щеголь сыплет перед дамами заученными любезностями, поразило всерьез.
– Вы знаете предмет, – заметил он чуть раскованнее, – о котором говорите.
– Спасибо, Ваше Величество.
– Когда-нибудь, – сказал он, – хотелось бы поговорить об этом подробнее. Среди моих ровесников есть умники, что и сейчас за дамами ухлестывают, как и в молодости лет, а я и тогда больше интересовался управлением… Потому, скажу честно, несмотря на всю… гм… необычность этой встречи, я получаю удовольствие от ваших речей…
Я кивнул, стараясь выглядеть польщенным, но не слишком, чтобы он не решил, что я купился на комплимент и начинаю терять бдительность.
– Спасибо, Ваше Величество. У нас с вами в самом деле всего лишь тайная встреча политиков. Решаем судьбы мира, который об этом еще не знает… да и зачем ему знать? Лучше спать будет. Словом, чтобы не затягивать, скажу в лоб, хотя это и нехарактерно для политика…
Он слушал, набычившись, но иногда бросал взгляды по сторонам.
– Говорите, сэр Ричард…
– Не буду хитрить, – сказал я. – Как вы уже знаете, мой отец, приехавший с выкупом, которого вы… умело захватили в плен, освобожден. Его тюремщики уничтожены. Я хотел разрушить и весь замок, но, памятуя наши добрые отношения… решил сменить гнев на милость. Всего лишь поджег там по мелочи, но иначе меня бы не поняли мои лорды, а нам с ними считаться приходится, власть у нас еще не абсолютная. Однако, Ваше Величество, если я этим… в смысле, освобождением герцога ограничусь, мои лорды будут недовольны. Вы наносите удар, мы защищаемся, вы наносите второй удар, мы снова защищаемся… А мы, что бы ни говорили, все-таки от наших вассалов зависим очень сильно.
Он побледнел, когда я напомнил про освобождение герцога, глаза сверкнули недобро, но смолчал. Я выждал, Гиллеберд не промолвил ни слова.
– Что вы хотите? – спросил я. – Не ради же выкупа похитили моего отца?
Он нехотя кивнул.
– Только дураки могли такое предположить.
– Я не предполагал, – заверил я. – Но пока не вижу, что именно хотите получить от меня. Говорите, Ваше Величество.
Он кисло поморщился.
– Есть ли смысл, если герцог уже освобожден? Если скажете, что он уже покинул каким-то образом пределы моего королевства, я поверю. У меня нет причин сомневаться в ваших словах, вы человек слова и чести.
– И действия, Ваше Величество.
– Да-да, это вы уже доказали.
– Спасибо, Ваше Величество, – сказал я, про себя добавил мысленно, что рамки своей чести устанавливаю сам, а вслух сказал гордо: – Я рад, что моя репутация бодренько бежит впереди меня! Ваше Величество, так чего же? Вы человек настойчивый, будете добиваться своего другими способами. И мы в конце концов рассоримся. И оба, хоть и отрицаем войну, сойдемся в кровавой схватке двух королевств.
Он подумал, снова поморщился.
– Да, конечно, нерешенные и отложенные проблемы о себе как-то да напомнят.
– Я весь внимание, Ваше Величество!
Он вздохнул, развел руками.
– Я хотел в обмен за освобождение герцога получить доступ к Тоннелю под Великим Хребтом. Нет-нет, не войсками, я хочу иметь возможность для моих купцов проходить на ту сторону.
Я призадумался, стараясь, чтобы он видел, как я колеблюсь, прихожу то к одному мнению, то к другому, наконец сказал со вздохом:
– Только мое миролюбие заставляет меня благосклонно принять вашу просьбу. Но чтобы это не выглядело просьбой… я имею в виду для ваших подданных, заключим понятный для всего простого и не очень народа обмен. Мы предоставляем купцам Турнедо свободный и беспошлинный в течение первого года проход на ту сторону Великого Хребта, а получаем взамен нечто равноценное… такое равноценное, чтобы ни ваши лорды, ни мои не сказали, что я продешевил.
Я говорил и прислушивался ко всему, что происходит в комнате. Здесь все насыщено магией, и понятно, почему Гиллеберд посматривает на меня с ожиданием и беспокойством, даже сбивается в словах. Он уже знает, что на меня магия не действует, а о том, что магией можно сбросить на меня что-нибудь тяжелое, что уж точно подействует, подсказывать не собираюсь.
– Равноценное, – проговорил он медленно, – что такое равноценное? На это можно смотреть под разными углами…
– Простите, – прервал я, – но у меня только что созрел очень хороший вариант! Вы отказываетесь от любых территориальных притязаний на Армландию, а в знак доброй воли передаете мне земли барона Руаяля.
Гиллеберд ахнул.
– Это невозможно!
– Почему? – спросил я. – Барон убит, земли его возвращаются в распоряжение короля. Он волен их пожаловать, кому возжелает.
Он покачал головой.
– Сэр Ричард, здесь торговля неуместна. Меня не поймут, если я передам Армландии хоть клочок земли королевства Турнедо. А вы сказали верно, мы сильны только поддержкой лордов. Без них наша власть рухнет в одночасье.
Я посмотрел в его глаза и понял, что он прав. Что-что, но землю он не уступит, это потеря королевской чести и достоинства.
– Понимаю, – сказал я. – Однако я должен обезопасить владения сэра Тамплиера и сэра Будакера. Ваши подданные, бароны Руаяль и Доминик, конечно же, без вашего ведома, шесть раз вторгались во владения сэра Тамплиера и три раза сжигали его замок. Впрочем, замок сожгли еще в первый раз, потом рушили его воинский лагерь.