– Граф, – спросил я чужим голосом, – как такое возможно?
Он посмотрел по сторонам, потом на меня, снова мазнул взглядом по стенам.
– Ну… наверное, – произнес он без уверенности, – как-то да… а что, собственно, не так?
– Это же церковь, – сказал я со сдержанным негодованием. – Как можно? Здесь что, служат Богу и дьяволу?
Он развел руками.
– Раньше так и было.
– Почему?
Он посмотрел на меня, в смущении отвел взгляд.
– Ваша светлость, я религию вообще недопонимаю, но здесь, как я слышал от стариков, когда-то старались проявить справедливость.
– Справедливость?
Он указал на фигуры.
– Равны по росту, на обе пошло одинаковое количество цветных стекол. Ни одна ни выше, ни ниже. Их даже сделали очень похожими друг на друга, потому что оба ангелы! Только один на небе, другой низвергнут. Мне тоже кажется, что так… гм… честно. Как бы по-рыцарски.
Я ощутил холод внутри, с такими аргументами не сталкивался, спросил глухо:
– И потому в эту церковь больше никто не ходит?
Он поправил:
– Уже ни в одну церковь не ходят. Служить дьяволу проще, а чтобы ему служить, вообще не надо ходить куда-либо.
– Вы считаете это правильным?
Он пожал плечами.
– Я считаю, воспитывать надо детишек. А взрослые знают, что им делать.
Я повернулся и пошел к выходу. Что-то говорить и убеждать бесполезно. Буду выглядеть как мракобес и дурак, не понимающий, что человеку с детства хочется свободы, никому не подчиняться, наконец-то дождаться взросления, когда мама уже не требует, чтобы мыл уши, а отец не сможет командовать, что и как делать. Наконец-то вольная воля… а церковь требует подчинения всю жизнь? От рождения до смерти? Да пошла она!..
Никто не хочет признавать, стучало в голове, что человек должен учиться всю жизнь. И чем больше у него будет знаний, тем меньше свободы…
Граф догнал меня уже за церковью, я слышал его торопливые шаги, но не обернулся.
Он сказал с сочувствием:
– Ваша светлость, вы зря так…
– Что?
– …реагируете, – пояснил он. – На самом деле и в такую церковь никто не ходит. А ходят по большей части к гадальнице.
– Бабке-гадалке?
Он посмотрел с недоумением.
– Какой бабке? Весьма почтенная дама. Из очень уважаемой семьи. И древнего рода. Хотя теперь она из-за своего нечестивого занятия и считается простолюдинкой.
Я вздохнул:
– Да, все запущено, здесь христианский конь и не валялся. Подумать только, к гадалке!
Он покачал головой, лицо потеряло рыхлость, потвердело, а взгляд стал острее.
– Ваша светлость, она в самом деле… Еще ни разу не ошиблась!.. Не все к ней ходят, большинство просто боится правды, но вы, я уверен, не испугаетесь?
Я отмахнулся:
– Ни одна гадалка или предсказательница не в состоянии ничего предречь настоящему христианину.
Зайчик тряхнул гривой, едва я поднялся в седло, повернул голову и посмотрел с вопросом в глазах. Я не успел ответить, граф сказал твердо:
– Ваша светлость, вам просто необходимо побывать у нее!
– Почему?
– Хуже не будет, – сказал он упрямо, – а польза может быть огромная. Вы же теперь герцог, на ваших плечах ноша стала еще больше.
Я вздохнул.
– Пришлось усвоить. Ладно, поехали. Где она живет?
Глава 16
Гадальница обитает, как я понял из его рассказов, не в башне и не в лесной избушке посреди темного-темного леса, а на перекрестке трех дорог. Между моим отныне замком и двумя крупными деревнями. Домик у нее самый заурядный, с небольшим садом, курами, козами. А еще оттуда близко к лесу, где собирает травы.
Граф послал вперед мальчишек предупредить, дескать, ее изволит посетить сам герцог, пусть будет на месте, и чтобы все быстро и без лишних движений.
Молодец, отметил я, быстро схватывает, что мне нужно и какой линии стоит придерживаться.
Дорога привела к домику почти сразу – аккуратный, небольшой, опрятный. Оставив коней под охраной Бобика, мы перешагнули порог. В ноздри ударил густой и пряный аромат растений, взгляд уперся в пучки высушенных корешков вдоль стен, связки трав, веток омелы, кувшинчиков больших и малых с настоями и отварами.
Только и недостает, мелькнула мысль, большого черного кота и летучих мышей размером с откормленных крыс. Ну, еще и паутины нигде не видно, в комнате вообще-то чисто. На столе с гладко выструганной столешницей большая толстая книга, небольшой человеческий череп, две свечи в страдальчески изогнутом подсвечнике, гусиное перо в чернильнице.
Женщина подкладывала поленья в открытый очаг, в облагороженном виде такое вот зовется камином. На стук двери оглянулась, довольно приятное немолодое лицо в глубоких морщинах, умные глаза, а когда разогнулась, я оценил сухощавую и подтянутую фигуру.
Граф сказал надменно, но с некоторой боязнью в голосе:
– Вельва, ты еще не разучилась гадать?
Она ответила с легким поклоном:
– Как и вы, граф, никогда не разучитесь ездить на коне.
Она прошла к столу, а я рассматривал длинную полку вдоль стены, в ряд с десяток черепов, от мелкого, словно жителя племени пигмеев, до великанского, явно огр поплатился головой. Некоторые оставлены в первозданном виде, другие отделаны серебром и золотом, один так и вовсе с рубином в середине лба, а на самом почетном месте, как я понял, череп с тремя глазами. У этого сокровища на место выпавших зубов вставлены ограненные алмазы, что уже и не алмазы, а бриллианты.
– Черепа, – сказал я с тоской, – почему у всех черепа?
Женщина ответила спокойно:
– У многих просто мода. У меня это для моих… занятий.
– Понимаю, – пробормотал я, – но все-таки… как-то все это чересчур…
Что-то тревожит, но опасности я не чуял, хотя ощущение такое, что, кроме нас, в этой большой комнате кто-то еще…
Я пошел к столу вдоль другой стены, там среди трех огромных сундуков свален хлам, что вовнутрь не поместился. В одном месте вообще накрыто большим старым одеялом.
Прислушавшись, я быстро схватил за край одеяла и поднял. На меня испуганно уставились десятки пар глаз мелких существ, которых принял бы за толстых ящериц, если бы не смятые крылья на спинках.
Граф и Вельва застыли, а я сказал с удивлением:
– Какие… дисциплинированные! Это что же, им велено сидеть тихо… и сидят?
Вельва сказала осевшим голосом:
– Простите, ваша светлость.
– За что? – удивился я. – Они довольно… милые.
Мелкие дракончики вертели головами, глядя то на меня, то на хозяйку. Она развела руками.
– Это… – голос ее колебался, – чтоб вам не мешали…
Я отмахнулся:
– Да как они могут?.. Пусть вылезают. Ишь, какие тихие… А ну-ка путя-путя…
Я погладил одного пальцем по голой голове, он тут же начал приподнимать ее, чтобы нажим был сильнее.
Вельва сказала беспомощно:
– Они маленькие… вообще. Я прячу потому, что господа обязательно хотят взять в замки. Думают, если хорошо кормить, вырастят боевых драконов.
– Какая дурость, – согласился я. – Собаку свою не могут вырастить с лошадь, а драконов, значит, можно? Каждому существу Господь отмерил свои пределы. Выпускай их, нечего им сидеть взаперти.
Я взял одного в ладони, он сразу брякнулся на спину и подставил белое с желтым пузо. Я снова почесал пальцем, игрушечный дракончик в экстазе раскинул лапки и от счастья раскрыл крохотную пасть, высунув крохотный язычок.
Колдунья опустилась за стол, граф придвинул ногой табуретку и сел у двери, сердитый и нахохленный. Вельва смущенно указала мне на стул напротив.
– Присядьте, ваша светлость. Позвольте погадать вам.
Я сел, не выпуская из рук дракончика, чувствуя себя, как в дешевом балагане, посмотрел на нее в упор.
– На меня не получится.
– Почему? – спросила она.
– Христианин, – объяснил я коротко.
Она сдержанно улыбнулась.
– Знали бы вы, ваша светлость, сколько здесь побывало ревностных христиан…
Дракончик перевернулся на пузо, расправил крылышки и, толкнувшись лапками от ладони, красиво взлетел над столом. Вельва смотрела за ним с беспомощной любовью. Дракончик сел на балке прямо над нами и, свесив голову, смотрел на всех с любопытством блестящими глазами.
Остальные тоже начали взлетать, но робели перед гостями и держались тихо, прятались в дальние углы.
Я наконец оторвал от них взгляд, посмотрел на гадательницу.
– Да еще ревностных? Пусть называют себя как хотят, но кто ходит к гадалкам – даже близко не христиане. Я в это не верю.
Она тоже поглядывала на дракончиков и на нас. Особенно на меня, графа уже знает, наконец убедилась, что я не собираюсь хватать дракошек и совать в мешок, сказала уже спокойнее:
– Как известно, дождь идет на тех, кто в него верит, и на тех, кто не верит. Сейчас выберу помощника, он и предскажет вашу судьбу.
Она взяла череп со стола, оглянулась на меня, покачала головой и вернула на место. Граф хмыкнул, а она, легко поднявшись, некоторое время двигалась вдоль полки, легонько прикасаясь пальцами к торчащим костям или выступающим зубам.
– Похоже… вот этот сможет.
Я буркнул:
– Слишком шикарен.
– Но вы герцог, ваше сиятельство.
– Я боевой герцог, – сказал я недовольно. – Не ряженый.
Она взяла другой, весь в серебре и с алмазными зубами.
– Против этого не возражаете?
Я отмахнулся.
– Мне все равно.
Она села, молча подвигала над черепом ладонями с растопыренными пальцами. Лицо стало озабоченным. Выждала, нахмурилась, бросила вовнутрь игральные кости и потрясла. Череп отозвался блондинистым звуком.
– Что-то, – проговорила она озабоченно, – с вашей светлостью не совсем так…
– Или совсем не так, – уточнил я.
Она наклонила голову.
– Да, вы правы…
– И не что-то, – поправил я гордо, – а многое. Вообще я весь такой не такой, а разный и особенный.
– Я вижу, – промолвила она и покосилась на притихших дракончиков. Они все вытягивали шеи и с отчаянным любопытством наблюдали за нами. – Вы не такой, это верно…