– Спасите…
– Как он мог пробудиться?
– Бегите!.. Спасайтесь!…
Чей-то мощный голос прокричал, перекрывая все шумы:
– Уйдите с его дороги! Его сейчас никто не остановит. Пусть он отыщет того, кто сумел помешать…
Страшный грохот перекрыл все голоса и звуки. Дверной проем на миг потемнел, с той стороны его закрыла гигантская фигура, затем камни с треском вывалились на эту сторону.
В расширившийся проход шагнул великан. Огромный, в старинных доспехах, не то самнитских, не то пелопонесских, что-то из времен дорыцарских и очень дорыцарских, вдвинулся в пролом и остановился, угрюмый и набыченный, рассматривая зал горящими в прорези шлема глазами.
У меня представление о доспехах неразрывно связано с обликом рыцарей, хотя вообще-то полные комплекты изготавливались и для тяжелой персидской конницы, и для гоплитов Эллады, и для воинов еще более уходящих в древность эпох. На этом гиганте именно древность, досамнитская и еще какая, но страшен для меня в первую очередь ростом, вдвое крупнее меня самого, а еще тем, что это же он, судя по всему, восстал из того гроба.
Я выступил с этой стороны в проеме дверей.
– Эй!.. Я не враг!… Это я освободил тебя!
Великан повернул в мою сторону голову. Глаза вспыхнули красным огнем.
– Аргх… – проревел он. – Убивать…
– Только не меня! – крикнул я поспешно. – Я друг!.. Тебя тащили в гробу и готовились не то принести в жертву, не то сделать бессловесным рабом….
Я отпрыгнул, мимо меня просвистела каменная глыба. Великан, не спуская с меня взгляда, с легкостью выломал из стены другой камень. Я ждал, готовый уклониться, но великан злобно ухмыльнулся и пошел в мою сторону.
– Ну да, – сказал я нервно, – я такой дурак, вот прямо щас дам тебе сойтись в ближнем бою… Жди!
Он сделал вид, что замахивается, я отступил, шагнул под защиту стены и пробежал шагов двадцать. Сзади был грохот, треск. Часть стены вылетела, словно под ударом гигантской булавы.
Через дыру видно, как гигант двинулся в мою сторону. Я выбежал через другую дверь, пронесся по широкому коридору, готовый бить и рубить, но пусто, как большей частью и в Альтенбаумбурге. В одном месте ступеньки ведут вверх, ход достаточно узкий, я понял правильно и вскоре взбежал на стену.
Великан внизу ревел и крушил дубиной мебель, стены. Я встал в тень под защиту башни и снова сорвал с плеча лук.
– Нет уж, – процедил я сквозь зубы, – я уже не тот дурак… Сперва попробуем вот так…
Стрела пошла прямо в прорезь шлема. Я выпустил еще четыре, целясь в эту же щель. Внизу раздался такой дикий рев, что я ухватился за стену, оглушенный, даже ноги трясутся.
Великан в бешенстве начал бить дубиной в стену, спереди из шлема, как длинные ресницы, торчат прямые стрелы. Руки мои тряслись от радости, я выхватывал одну за другой из колчана и спускал тетиву, направляя стальные жала во все части тела гиганта, что открываются хоть на миг, а в этих доспехах то и дело мелькает голое тело.
Гигант ревел, крушил дубиной все, что попадалось под руку, потом тяжело развернулся, на подгибающихся ногах пошел прочь в темноту. Ко мне долетели звуки тяжелого падения, земля слегка вздрогнула от удара.
– Ну вот так, – проговорил я дрожащим голосом, – размер не всегда имеет значение… Нечего кому-то быть здоровее меня.
Я умолк поспешно, отпрыгнул и только тогда оглянулся. Совершенно неслышно ко мне двигаются две рослые фигуры, обе с настоящими косами в руках, тоже в черных балахонах, лиц не рассмотрел, но что-то сильно смахивают на голые черепа.
– Да пошли вы…
Стрела уже на тетиве, в одно движение натянул и отпустил, со злобной радостью прослеживая и направляя взглядом путь. Стальное острие на длинном крепком древке ударило прямо в середину груди, ибо что там у этой твари…
…сердце охнуло и оборвалось. Стрела прошла насквозь, будто сквозь дым. Я тупо смотрел, как с силой ударилась в дальнюю стену, не потеряв убойной мощи, зло и со скрежетом чиркнула наконечником по камню.
Обе фигуры только начали поднимать над головой свои страшные орудия смерти, а я уже развернулся и бросился прочь. Ноги скользят по отвратительной слизи, мышцы трещат, будто бегу по льду, совсем близко темный проход…
Раздался грохот, впереди посыпались камни, провал в стене завалило, словно лавиной с горы.
Сердце колотится бешено, в голове жар, я снова натянул тетиву и повернулся к неумолимо надвигающимся тварям.
– Да исчезнут, яко дым…
Оба вскрикнули, словно одновременно их ткнули длинными раскаленными иглами. Тела дернулись, их исказило, будто в самом деле плотные струи дыма под движением воздуха начали медленно оседать.
Я с омерзением отпрыгнул: ноги обоих на глазах укорачиваются, превращаясь в темную грязь.
Одна тварь еще попыталась достать меня косой на длинной рукояти, вторая замахнулась и просто метнула косу в меня. Я пригнулся, за спиной лязг и скрежет, колени обоих существ вошли в лужу, я отступил еще и с содроганием наблюдал, как оба опускаются к полу, будто две быстро тающие на солнце фигуры из перемешанного с угольной пылью снега.
Похоже, они даже не чувствовали боли и не сразу поняли, что с ними происходит, и тогда когда оказались в луже по грудь, начали вздымать руки и пытаться за что-то уцепиться.
Одна ухитрилась дотянуться до вывалившегося камня, пальцы вцепились и некоторое время удерживали на весу, но я быстро шагнул вперед, сильным пинком отбросил его руку, и обе фигуры в балахонах с тоскливыми криками опустились в лужу и растеклись в ней.
– И то неплохо, – сказал я, но подумал, что вообще-то веду себя, как свинья, забывшая родство, сказал благочестиво: – Все великолепно, Господи!.. Никаких жалоб!.. Спасибо, что помог!.. Честно, не думал, что молитвы – тоже оружие, да еще какое!…
Оглянулся, нет, завалено так, что и мышь не протиснется, а в каменной стене висит коса, погрузив изогнутое острие до половины в гранит, словно в глину. Вторая в липкой луже, я отступил, хотя мелькнула мысль подобрать, мощное оружие… но нам, мужчинам, нужна не только эффективность, но и красота, а какая красота в этой омерзительной штуке…
Та щель, через которую прошли эти двое, все еще слабо светится в темноте. Я ускорил шаг, через пару минут выскочил в зал, похожий на вырубленную в горном массиве пещеру.
Глава 7
Синеватый, словно губы мертвеца, и холодный безразличный свет обозначил верхушки каменных гробов, внизу все тонет в черноте. Гробы установлены в четыре ряда, а всего с полсотни, если не больше, я не очень уж в высшей математике.
Я ускорил шаг, отчаянно надеясь пробежать незамеченным, но загрохотало со всех сторон, тяжелые крышки со скрежетом начали сползать в сторону. Из двух-трех высунулись костлявые руки и уцепились за каменные края. Где-то поднялась голова, голый череп с пустыми глазницами, и медленно поворачивалась на белых шейных позвонках.
Мертвецы поднимались обезображенные, на некоторых уже истлели тряпки, но все берут кто меч, кто топор, кто-то вооружился булавой или палицей, кому что положили дураки при погребении, и все неспешно поворачиваются ко мне.
– Только обезьяна гордится своими потомками, – сказал я дрожащим голосом, – а я вот горжусь вами, своими предками!
Молча они выбирались из гробов, кто просто мертвец, кто полуистлевший труп, а многие так и вовсе скелеты, непонятно почему не рассыпающиеся костями, истлели все жилы и даже суставы.
Кто-то остановился и смотрит на меня тупо, но остальные пошли в мою сторону, неуверенно, раскачиваясь и подволакивая ноги, но все идут именно ко мне.
– Ребята, – сказал я нервно, – я вас чту, очень чту! Но – издалека. Из прекрасного далеко. Вы же знаете, большое видится на расстоянии. Это я о вас, чтобы вы не подумали, что всегда только о себе, любимом и прекрасном, как утренний закат…
Похоже, я говорил, как Аркадий Аркадиевич, слишком красиво, они двигаются ко мне, не вслушиваясь. Мечи и топоры в их руках блестят очень нехорошо, не люблю, им же советовали покоиться с миром, какой же это мир, слишком вооруженный мир, если даже мертвецы заупокойные от слова «покой», надо бы завести обычай класть покойникам в гроб удочку или кружку для пива.
Я отступил, мертвецы начинают двигаться чуть быстрее, движения скоординированнее. Один справа занес для броска дротик, еще один отделился от остальных и начал заходить сбоку. Остальные пока еще прут толпой, но мечи и топоры уже ощутили в руках, поднимают для боя, кто-то вертит, вспоминая полузабытое чувство баланса.
– С другой стороны, – сказал я, – вы хоть и предки, но такого натворили, чего вами гордиться?
Тот, что с дротиком, замахнулся скованным пока что движением и бросил в мою сторону. Я легко уклонился, хотя и видел, что дротик пролетит мимо. На всякий случай отступил еще и еще, вытащил меч и огляделся.
Против такой толпы не выстоять, задавят.
– Изыдите! – заявил я. – Дорогу, морды!.. А то я вас так изыду…
Не отвечая, молчаливые, неторопливые, до жути одинаковые, словно их ведет одна воля, они шли на меня, оттесняя к дверям, из которых я появился, оставив трупы и лужи слизи, и откуда скорее всего будет погоня.
Крест на груди нагрелся так, что начал жечь кожу, словно я тоже из этих, кого нужно огнем, мечом и святой водой.
Я сцепил челюсти, взмахнул мечом и сделал быстрый шаг, взвинчивая себя и метаболизм.
– Да воскреснет Бог, а вы, гады, сдохните!.. Не мир я вам принес, морды, ох, не мир…
Я сумел разбросать первые ряды и прорубиться сквозь основную массу, но в дверях на меня бросилась целая толпа. Я попятился, закрываясь подобранным с пола щитом и экономно размахивая мечом, чтобы ни один удар не пропал даром. Твари выли, орали, царапались, но у зомби замедленные реакции, я отступал до тех пор, пока не выкосил половину, а затем остановился, срубил еще троих-четверых и двинулся вперед, выкрикивая:
– Да расточатся врази Его!.. Они же и мои, кстати… К вящей славе Господа!.. И его доблестного воинства! Святая Дева Мария, надеюсь, на это непотребство не смотришь, только язычницы в восторге от гладиаторов, но если вдруг бросишь взгляд, помни: эта темная кровь льется во славу твоего сына!