Граф пригнулся, осторожно прошел чуточку еще и кивнул мне. Внизу большая пещера, целая толпа людей в темных балахонах окружает грубо вырубленную из дерева фигуру зеленого чудовища с вытянутым рылом. Освещение скудное, факелы в руках у немногих, с трудом рассмотрел у ног зверя большую чашу с темной жидкостью.
Люди склоняются, монотонно повторяют какие-то полузнакомые слова, в мозгу отзываются странные ассоциации, что-то в них древнее, дохристианское, вообще пещерное или даже допещерное.
Граф прошептал:
– Это все из-за них?
Я сказал тихо:
– Ну… в целом… да. Погодите еще…
В тепловом под балахонами видны человеческие тела, как и в запаховом, я сосредоточился, переходя на новый вид зрения, свет факелов немного померк, но все-таки не случилось того, чего подспудно ожидал: нет сплошной тьмы, нет звериных фигур под балахонами.
– Неофиты, – пояснил я тихо. – Дураки, которых заманили то ли обещаниями великих благ, то ли подарками… Однако же на что-то купились.
– Но уже темные?
– Да, хотя еще люди, но всех нас пороки превращают в чудовищ довольно быстро…
Граф покосился на меня, даже в полумраке я видел, как побледнело лицо, а глаза заблестели сухо, как сколы слюды.
– Господи!
– Да, граф, – ответил я.
– Можем и мы?
– Не терпится? – спросил я со злой ухмылкой. – Все впереди, граф.
– Ваша светлость, – прошептал он в испуге, – что у вас за жизнь?
– Праведная, – ответил я. – Сам не понимаю, граф. Вроде бы на грешную есть и силы, и деньги…
Он сказал с убеждением:
– Тогда вы в самом деле праведник!
– Скорее, мученик.
– И непонятно, за что?
– Именно.
– Неисповедимы пути Господни…
Он высунулся из-за края, разглядывая, как миску подносят к морде чудовища. Из-под локтя выскользнул камешек и покатился вниз. Ближайшие к нам услышали непонятный шорох, повернули головы, на лицах еще не тревога, но понятное опасение.
Я поспешно дернул графа за укрытие из камней, однако снизу уже раздались крики:
– Там кто-то есть!..
– Почему стража…
– Быстро проверить!..
– К оружию!..
Граф выругался и с лязгом потащил из ножен огромный меч. Я ухватил его за плечо.
– Это не наша битва.
Он возразил с достоинством:
– В этом проходе я могу остановить целую армию!
– Если не зайдут с другой стороны, – напомнил я.
Он блеснул в темноте глазами, но не напомнил, что с другой стороны мог бы перекрыть дорогу я, сообразил, рано или поздно нас возьмут, а то и просто расстреляют из арбалетов.
– Хорошо, – ответил он с неудовольствием. – Но только потому, что вы приказываете, ваша светлость.
– Вы настоящий воин, – сказал я одобрительно. – Дисциплинированный воин в мужчине должен идти впереди рыцаря. Отступаем! И быстро, как львы.
Вообще-то это бегство, но слово «отступление» все-таки лучше, а раньше вообще говорили «ретирада», это как бы вообще даже и не отступление, а некий маневр.
Глава 12
Мы неслись со всех ног, впереди показался тусклый свет наступающей ночи, захрустели мелкие камешки, мы вылетели наружу…
…там очнувшийся страж тормошит спящего. Я пробежал мимо, а граф не удержался и с размаха засадил железным кулаком в лоб усердного дурака.
Тот рухнул, как бревно, граф догнал меня, но я услышал приближающийся конский топот и схватил его за плечо.
– Пригнитесь, граф!
Из-за серебряных в лунном свете холмов вынырнула красивая кавалькада рыцарей в полных доспехах. Впереди лорд Морган Гриммельсдэн, что из клана Горных Рыцарей, рядом с ним молодой воин со знаменем в руках, на полотнище львы и тигры с оскаленными пастями, следом десятка два из тех, кому недолго собираться в дорогу. По их просветленным лицам уже видно, как вламываются в дикую страну Гандерсгейма и захватывают неисчислимые богатства.
Граф начал приподниматься, на лице удивление:
– Чего он среди ночи…
– Не терпится, – объяснил я и схватил его за плечо. – Пригнитесь, граф. Даже они да не увидят нас.
– Их можно позвать, – прошептал он.
– Некогда, – ответил я. – Поступим иначе…
Я быстро сорвал со спины лук, натянул тетиву и пустил стрелу. Морган Гриммельсдэн едет красивый и величественный, полный сил и задора, в седле сидит ровно, словно продолжение коня, не качнется, что весьма кстати. Жаль, что снял шлем, ну да ладно…
Стрела щелкнула по латному плечу с такой силой, что мы услышали звон. Гриммельсдэн покачнулся, но удержался, мгновение смотрел на царапину на железе, затем выхватил меч и заорал бешено:
– Там разбойники!.. Убить всех!
Всадники дружно повернули коней. Я ухватил графа за локоть и заставил почти ползком поменять позицию. Долина задрожала от стука подкованных копыт.
Конный отряд тяжеловооруженных рыцарей несся за Морганом, как лавина. Все как раз набрали скорость, когда из пещеры выбежали служители черной мессы.
Гриммельсдэн сразу же повернул коня и с ликующим воплем «Вот они!» врезался в их ряды. Меч сверкал в свете луны, рассыпая искры, потом стал красным от крови.
Люди в балахонах не все оказались трусами, дрогнули только от неожиданности, обнаружив противника совсем не такого, как ожидали. Из-под накидок появились мечи и длинные ножи, многие подныривали под брюхо коней и тыкали их снизу ножами. Кони дико верещали и, встав на дыбы, сбрасывали всадников, а другие просто перехватывали острым лезвием подпругу, и рыцарь падал вместе с тяжелым седлом.
Граф вскрикивал, рука то и дело щупала рукоять меча, даже вытаскивал до половины, но я зло шипел, мы только зрители, расслабьтесь и получайте удовольствие, мы же здесь, как в ложе, чего вам еще надобно…
Черномессианцы начали отступать, рыцари с победными криками устремились за ними в узкий ход. На поле схватки осталось десятка два убитых, вдвое больше раненых.
Трое молодых парней, явно оруженосцы, начали оказывать первую помощь рыцарям, еще двое деловито добивали поверженного противника.
Я сказал тихо:
– Тихонько отступаем… больше здесь делать нечего.
Граф внезапно хохотнул. Я посмотрел с удивлением, он объяснил:
– Лорд Морган начал выполнять ваши задания даже раньше, чем предполагал.
– Вернемся в замок, – сказал я, сердце начало ныть в предчувствии неприятностей. – Надеюсь, мы сорвали планы противника.
– Я намеревался помочь барону, – сказал он нерешительно.
– У него епитимия, – напомнил я. – Ее лучше отбывать в одиночку.
Холодный призрачный свет огромной луны ярко и торжественно высвечивает утоптанную дорогу к крепости. Кусты по обе стороны выглядят сгустками мрака, опасного, черного и непонятного, с расплывающимися очертаниями.
Башни и стены Альтенбаумбурга озарены золотистым светом, таким теплым и радостным, словно туда светит совсем другая луна. Граф к небу глаз не поднимал, а я то и дело прикидывал, сколько осталось до полуночи, вдруг да теперь вообще Темный Мир захватит меня в это роковое время навсегда… и не выпустит.
Зайчик идет спокойный и ровный, а Бобик все не может успокоиться, чует, что мы побывали где-то, а как же без него, нечестно, ненадолго исчез в лесу и приволок графу такого кабаненка, что тот едва втащил в седло.
– Подлиза, – укорил я. – Мы тебя все равно любим! Даже без твоих взяток.
Ворота распахнулись, решетка загремела, поднимаясь, здесь днем ее вообще не опускают, во дворе пусто, а у входа в главное здание граф Дэйв Стерлинг свирепо распекает двух оруженосцев. Оба виновато разводят руками, у ног кираса и шлем со свежими следами ржавчины.
Увидев нас, граф Стерлинг тяжеловесно поклонился с грацией хорошо воспитанного слона.
– Простите, ваша светлость. Как видите, молодежь любит сладко поспать. Мы в их годы…
– Да-да, граф, – согласился я. – После нас хоть потоп, как сказал Ной, а что после такой молодежи?
Он вздохнул еще тяжелее.
– Не представляю. Как вам новое хозяйство? Налаживается?
Я соскочил на землю, передал конский повод конюхам. Бобик унесся в сторону кухни, я подумал и сообщил бодро:
– Дважды два уже четыре! А будет еще лучше. Сэр Генрих, я вас оставлю ненадолго. Мне кое-что придется взять в своих покоях… И сразу же вернусь.
Стерлинг хохотнул.
– Слушайтесь, сэр Генрих. У герцога всего пять пальцев, но все пять – указующие.
Я намека не понял, ответил мирно:
– На моей руке в самом деле пять пальцев… но еще есть и кулак.
Стерлинг захохотал:
– Потому мы вам и присягнули, сэр Ричард. Мы с графом подождем вас здесь, он тоже, как я слышал, невысокого мнения о нынешней молодежи.
Я кивнул и степенно прошел в распахнутые двери. Меня в молодежь, похоже, не зачисляют, хотя те двое сопливых, не умеющих драить кирасы, не намного меня моложе. А то и ровесники.
В холле навстречу метнулся старший слуга, глаза все еще трусливые, челядь только начинает привыкать к новому хозяину, торопливо поклонился.
– Ваша светлость…
– Говори, – буркнул я в нетерпении.
– Прибыли бродячие ваганты, – доложил он. – Я велел накормить их на кухне. Они готовы в благодарность исполнить несколько баллад собственного сочинения.
Я отмахнулся:
– Пусть исполняют.
Он поклонился.
– Слушаюсь, ваша светлость. Вы почтите своим присутствием или как?
– Или как, – отрезал я. – Мне о культуре надо думать, а ваганты… это не она есть.
Он еще раз поклонился и поспешно отступил. Я подумал раздраженно, что ваганты – те же вагинты, поют не о рыцарских подвигах, а о бабьих прелестях, персях, сочных лепестках розы… знаем мы эти розы, но, конечно, простому человеку их слушать приятнее уже потому, что понятнее. Но я не простолюдин, во всяком случае, выдавливаю его из себя по капле, так что вагинты идут лесом.
Да и в любом случае надо думать, что случится со мной, а также с миром в полночь. Если эту вроде бы переживем благодаря диверсии с этими каменными шарами, то что ждет мир завтра?
– Мир, – пробормотал я. – Кем я становлюсь, дурило? А что самого ждет? Подумал?