– И не черное, – проговорил наконец граф Стерлинг. – Не черное, в понятном смысле. Я в цветах разбираюсь, у меня жена весь двор ими засадила.
Я смотрел на необычный замок во все глаза, и чем больше смотрел, тем тяжелее становилось на сердце. Нечто гнетущее наваливается, душит, напоминает, что смертному существу здесь вообще появляться не следовало бы.
– Странная форма, – заметил я как можно спокойнее. – На замок мало похоже.
– Возможно, – сказал граф Гатер, – перестроили за века? А в те старые дни это вот и было из Черной Бронзы? Ваша светлость, старые имена живучи… Не только хозяева меняются, но и народы! А названия гор, рек, земель и ущелий как прилипнут… Вы знаете, как в королевстве называют род графа Стерлинга?
Граф Стерлинг моментально вздулся, как рыба-ерш, со стуком опустил ладонь на рукоять меча.
– Граф!.. – произнес он грозно. – Я попрошу…
Гатер воскликнул виновато:
– Простите, дорогой друг!.. Я думал, что раз уже все на свете знают, то почему не просветить и нашего дорогого герцога. Надо хоть что-то веселое…
– Все может быть, – согласился я. – Был Черным, стал Пурпурным. Был из бронзы, сейчас из… вообще непонятно чего. Был крепостью, а теперь… Все просто! Настолько, что голова пухнет от мыслей, будто и не рыцарь.
– Какой дивный цвет, – сказал барон восторженно, – просто распустившаяся роза…
Замок сияет четко и одиноко среди желтого сверкающего песка. Не иначе, как страшная слава Темной Феи охраняет эти удаленные от караванных путей земли. Здесь близко цветущие рощи, зеленые долины, хозяйственный человек сразу бы перекопал все, настроил, огородил, взорвал торжественную тишину мычанием, блеяньем, кудахтаньем, скрипом несмазанных колес…
– Не одежда красит человека, – пробормотал я. – И не квартира… Если человек черный, то… черный. Я имею в виду с черной совестью, черными мыслями и замыслами. Замок по человеку, а не человек по замку, как сказал Иисус.
– Он так и сказал? – спросил барон Уроншид.
– Примерно, – сказал я, – примерно. Мы не фарисеи, чтобы дословно. И юристов у нас нет. Это я так просто, без намека.
Граф Гатер все не отводил напряженного взгляда от дико сияющего радостными цветами дивного замка.
– Что будем делать? – спросил он.
– Атакуем, – ответил я не раздумывая. – Вы заметили, здесь даже птицы не поют! Я уверен, во всей этой долине не осталось ничего живого, даже муравьи ушли… Страх защищает лучше копий, сэр Гатер! Но человек, если он человек, способен преодолеть страх так же легко… ну, почти, почти, как и другие животные позывы. Нелегко животному вести себя не по-животному, но именно так получаются люди и даже человеки.
Он спросил негромко:
– Хотите сказать, настоящая защита там слабая?
– Их защищает репутация, – объяснил я. – Я сам человек с недостаточно светлым прошлым и знаю, как это работает.
Барон Уроншид не отрывал взгляд от замка, лицо стало просветленным, будто увидел ангела.
– Как же все-таки красиво…
– И темные личности бывают очень яркими, – заверил я, – а цветы злыми и кусачими, если сэр Бодлер не соврал.
Он посмотрел вопросительно, но я смотрю твердо, по-мужски, каждое слово весомо. Когда не уверен в том, что говоришь, надо это утверждать, а это я умею.
Граф Гатер сказал с сомнением:
– В прошлый раз нам удалось с наскоку. Но там не было феи…
Я с самым высокомерным видом вскинул брови и осведомился:
– Что?
– А если она… что-то предпримет?
Я пожал плечами.
– Обидеть меня может не только фея, а каждый… кто не понимает, как это рискованно.
Рыцари возбужденно переговариваются, проверяют оружие, доспехи, ремни. Я подумал, что попроси помощи, и кто-нибудь обязательно протянет тебе руку. Правда, зачастую с характерной комбинацией пальцев. Но мы не в демократии, а в этом мире, когда сильный просит, он все равно приказывает. Сэр Стерлинг поскрипел, но ответил, что да, сочтет за честь идти со своими людьми в арьергарде, чтобы успеть хотя бы по разу разрядить арбалеты. И барона Уроншида будет держать при себе, чтобы в случае чего успеть дать отпор.
– Вот и отлично, – сказал я властно. – Все готовы?
Граф Гатер спросил быстро:
– Как будем штурмовать?
– Просто и честно, – сообщил я. – По-мужски. В прошлый раз тактика выбивания ворот сработала, чего нам еще?.. Мы что, будем умничать или как?
Он пробормотал опасливо:
– Да, но здесь, как я уже напоминал, фея…
– Думаю, – сказал я, – ей все равно, толстые или нет ворота. Ее сила в чем-то другом.
– Да уж, – сказал он несчастным голосом. – Атакуем? А то меня дрожь берет… Как-то не по себе. Наверное, та рыба на постоялом дворе была несвежей.
– Точно, – подтвердил я. – И запах у нее какой-то вообще рыбий.
Граф Гатер, виконт Ноэль Джонстоун, барон Альфред Бриджстоун и другие герои всячески протискиваются конями в голову клина, все страшатся оказаться позади, вдруг да что другие подумают.
Возникла некоторая нервозная суматоха. Я задержал дыхание, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
– Уничтожим врага!.. – сказал я громко и резко. – Никого не щадить!
Рыцари пустили коней в галоп, земля здесь плотная, копыта стучат, как по камню. Я надеялся, что не выдохнутся раньше, чем ударим в ворота, мчимся по открытой местности, а с вершины центральной башни нас можно увидеть издалека.
Грохот копыт нарастал, я вырвался вперед, стараясь, чтоб не слишком, вход может быть только с той стороны, откуда ветер вымел песок, а вообще-то мог вымести не сам по себе, а по приказу…
Сердце трепыхнулась радостно: ворота самые настоящие, деревянные, хоть и с железными полосами, скрепляющими доски. У феи на все житейские мелочи не хватает то ли сил, то ли времени, а может, и желания.
Я обернулся к скачущим позади рыцарям, сквозь прорези забрал вижу полные решительности глаза.
– Никого не щадить!.. Действовать быстро!.. Героям – награды!
Грохот копыт нарастал, я нарочито придержал арбогастра, пока справа и слева не начали обгонять, затем послал его вперед, сам собрался и, сцепив зубы, ухватился за ремни.
Зайчик всей массой ударился в створки ворот. Они распахнулись с треском, вовнутрь влетели разгоряченные рыцари на взмыленных конях, полное впечатление, что мы выбили все разом.
Зал огромен, во всю ширь здания, стены в зловеще-черном металле, с широких крюков спускаются до самого пола ярко-красные полосы ткани, а с двух сторон наверх ведут широкие каменные лестницы.
Послышался крик, топот, справа и слева к нам сбегают вооруженные люди, доспехов нет, некоторые в кольчугах, большинство вообще в кожаных латах, в руках у кого мечи, у кого короткие копья.
Я соскочил с седла прямо на лестницу. Навстречу ринулся, размахивая широким пугающим мечом, настоящий великан. Я уклонился и с разворота полоснул, не глядя, лезвием по тому месту, где должна быть шея. Красиво снести голову не удалось, но кровь из рассеченной артерии ударила тугой струей, и гигант опрокинулся на соратников, зажимая ладонью рану.
– Быстрее! – прокричал я. – Пока колдуны не опомнились!
Наверху из-за поворота появилась красивая женщина с прекрасным и злым лицом, одета вызывающе, на лице удивление пополам с омерзением.
– Убейте этих… – крикнула она отвратительным голосом. – Всех!
Ее воины бежали сверху и прыгали по ступенькам, как горошины из прорвавшегося мешка. Я даже отступил под бешеным напором, а она спустилась ниже и наблюдала со злым интересом за кровавой бойней.
Я прокричал:
– Кто бы ты ни была… сдавайся!..
Она зло расхохоталась.
– Червяк!.. Оно еще и говорит… Убейте его!
Я рубил настолько бешено и быстро, что вокруг меня нарос вал тел. Я начал подниматься выше, пока не оказался с нею на одной ступеньке, она все с той же гадливостью смотрела на меня и взмахом руки вызывала все новые отряды.
Руки мои начали наливаться свинцом, а она, которая приказала убить меня, стоит почти рядом и хладнокровно смотрит, как ее воины выбегают по двое-трое и набрасываются на чужака. Я бил, рубил, толкал, сбивал с ног, швырял о стену, раздавал зуботычины кулаком и рукоятью меча, а она все покрикивала и взмахом руки направляла на меня все новых и новых слуг.
Озлившись, я с размаха ударил ее рукоятью меча по лицу.
– Заткнись, дрянь!
Мгновенно все остановилось. Воины, что бросались на меня с бешеным рвением, замерли и смотрели выпученными глазами то на меня, то на свою повелительницу.
Она отшатнулась, из разбитого носа хлынула кровь.
– Ты… ты… посмел…
Она прошептала эти слова в таком непонимании, словно хрустальный небосвод затрещал и рухнул, а сейчас с неба падают боги в красиво развевающихся одеждах.
Я сказал злобно:
– Могу и добавить!.. Хочешь?
Она суетливо отступила, что совсем не вяжется с ее полными величия и важности жестами и поступью, полными императорской, даже небесной надменности.
– Ты… ты не человек!
Я ощутил себя на острие взглядов моих рыцарей, эти тоже в смятении, сказал громко и убедительно:
– Ты взяла на себя роль воина? Уважаю твой выбор. Я тоже за равноправие полов. Но раз командуешь, как мужчина, то и отвечай, как мужчина! Нефиг стоять и любоваться. К тому же вешают не простых воинов, а организаторов. Намек поняла, красотка?
Она вскрикнула:
– Ты… не посмеешь!
– Я демократ, – отрезал я. – Да здравствует подлинное равноправие! Сэр Генрих, схватить эту… и повесить, как… преступницу.
Граф Гатер крикнул мне в спину сожалеюще:
– Слишком хороша. У меня есть другой вариант…
Я оглянулся на его расплывающуюся в скабрезной улыбке морду, махнул рукой.
– Хорошо. Солдатам тоже надо что-то дать такое, чтобы вспоминали и рассказывали.
Он взмахом руки послал вперед своих воинов, а я помчался вверх. Навстречу то и дело попадаются кто с оружием, а кто без, я бил всех без жалости, а лестница здесь хоть и широкая, но без перил…
Сэр Гатер, весь забрызганный кровью, лихо соскочил с седла прямо на первую ступеньку.