В небольшой деревушке я остановился на ночлег в крайнем доме, что вообще на отшибе, будто там ведьма или кузнец, который тоже, по народным поверьям, знается с нечистой силой.
Бобик побегал вокруг дома и сараев, доложил, что везде тихо, даже неинтересно, а Зайчик сам ушел на конюшню и задремал стоя. Крестьяне с ног сбивались, пытаясь угодить знатному рыцарю, я попросил не беспокоиться, сам создал мяса, сыра и хлеба, поужинал. Остатки велел им взять себе, а сам лег и долго пытался заснуть, но перед глазами все время вставало бледное решительное лицо Фальстронга.
Когда уже засыпал, острая мысль кольнула, как шилом: а не потому он идет в столицу навстречу гибели, что ему вдруг все обрыдло? Заговор старшего сына и подлость внука, переход на сторону врага среднего, а теперь еще и младшенький, самый любимый, вознамерился убить всего лишь для такой малости, как захватить трон и стать королем?
А вдруг он все понимает и едет навстречу гибели, чтобы разом покончить со всей этой гнусностью и уйти в рай, как невинно убиенный?
Я вскочил, сердце колотится с такой силой, что в ушах звон. Что-то я чересчур размерехлюндился. Ну не может железный и несгибаемый Фальстронг настолько уж пасть духом, чтоб вот так махнуть на все рукой и сказать, будь что будет!
Значит, у него, как и у Гиллеберда, что-то да припасено на подобные случаи. Очень даже неплохое. И неожиданное. Если даже мне ни слова…
Предрассветный ветерок заставил зябко поежиться, на светлеющем небе луна сияет мощно, победно, и в ее серебристом свете я увидел то, на что не обращал внимания: роща по ту сторону деревни, в некотором отдалении от нее, вовсе не роща. Внизу под сенью деревьев аккуратные холмики с крестами.
Мне показалось, что в дальнем углу что-то шевелится, присмотрелся: два покрытых шерстью оборотня торопливо разрывают могилу. Один то и дело зыркает в мою сторону, хотя не столько в мою, как на Бобика, что вышел следом сонный и широко зевает, не раскрывая глаз, оба готовы удрать при малейшем моем движении в их сторону.
Я хотел вернуться в дом, но чувство долга заставило сделать шаг в их сторону, поднял кулаки, и ночные жители, глухо ворча, отступили в темноту.
В дом я возвращаться не стал, зашел к Зайчику. Он мрачно посмотрел на Бобика, тот помахал ему хвостом и сообщил, что спал со мной на одном ложе, причем — посредине, а их хозяин — на самом краешке.
— Не могу заснуть, — признался я. — А тут еще это кладбище выпрыгнуло… поневоле в приметы начнешь верить.
Бобик подпрыгнул и предложил мчаться, ловить птиц, зверей, пугать стрекоз, топтать траву и ломать кусты. А пусть не стоят на дороге, а Зайчик с сочувствием подышал мне теплым в ухо.
— Бобик прав, — пробормотал я, — давайте-ка… съездим.
Зайчик с готовностью подставил бок, стремя приглашающе звякнуло. Я уже давно перестал расседлывать загадочного друга, как только разобрался, что ему ничего не натирает, но помалкиваю, когда ухаживают за ним другие люди.
Бобик довольно оскалился и в нетерпении подпрыгнул на всех четырех, мы такие медленные, все еще не сказали, в какую сторону поедем.
— Сам не знаю, — пробормотал я. — Наверное, все-таки вслед за Фальстронгом…
Он с места сделал рывок, я крикнул вслед, чтобы далеко не уходил, мы не в лесу, а среди людей, здесь опасно.
Крепостные стены в утреннем тумане выглядят сырыми и неопрятными, а стражники наверху — нахохлившимися воронами. Даже не ходят взад-вперед, как положено, а спят стоя, прислонившись к каменной кладке.
Я намеревался подъехать ближе и крикнуть, как там, дескать, дела, но подумал, что светиться не стоит, мое звери приметнее, чем я, их наверняка запомнили.
Отыскав небольшую группку деревьев вблизи, я оставил обоих и строго приказал:
— Ждать. И не высовываться. Я скоро. Ненадолго, поняли, морды?
Арбогастр кивнул, звякнув удилами, Бобик заискивающе повилял хвостом, дескать, а может, все-таки возьмешь хоть меня одного?
— Ждите, — повторил я и ушел.
На стене в это время что-то произошло, там появились еще трое, размахивают руками, говорят быстро, не по-утреннему. Потом все повернулись и уставились на шпиль королевского дворца.
Я посмотрел туда же, сердце екнуло и остановилось. Там двое отвязывают знамя с личным гербом Фальстронга, ветер мощно трепещет полотном и бьет по их лицам, наконец древко отделили от шпиля, я стиснул челюсти, когда этот красноречивый символ власти полетел, подхваченный ветром, косо во двор, исчез за стеной, а на его место водрузили знамя… принца Эразма!
Деревянными ногами, весь похолодев, я приблизился к стене, прокричал, подражая грубому простонародному говору:
— Эй, ребята, что там стряслось?
Они продолжали возбужденно спорить, размахивали руками, наконец один крикнул вниз:
— Король Фальстронг умер…
— Господи, — вырвалось у меня, — убит?
Он ответил недружелюбно:
— Всякое говорят, но это не наше дело. Нам как скажут, так и будет. Принц Эразм взял корону и сказал, что беспорядков не допустит.
— Еще бы, — пробормотал я. — Спасибо, буду знать.
Он крикнул вдогонку:
— И в деревне своей скажи, ничего не изменилось, кроме имени короля!.. Никаких волнений, а за всякие разговоры будут, думаю, карать строго.
— Спасибо, господин, — поблагодарил я и с гудящей головой вернулся к своим зверям.
Они смотрели на меня серьезно и с сочувствием, видят, что у меня за лицо, Бобик шумно вздохнул и, подойдя ближе, лизнул руку, дескать, зато они у меня всегда есть и оба меня любят.
— И я вас люблю, — сказал я, — очень…
Арбогастр снова подставил бок, я вдел ногу в стремя и тяжело поднялся в седло. Бобик посмотрел вопросительно, понял и пошел ровными скачками в сторону юга.
Голова гудит, словно улей с разъяренными пчелами, в ушах звон. Я мычал и бил себя кулаком по чугунному лбу, снова сглупил, поверил, согласился, уступил, а ведь был же прав, почему вот так глупо, нельзя так уж отступать перед авторитетом и почтенным возрастом, Фальстронг мудрее, но мне со стороны было виднее, чем закончится, почему не уговорил, не переубедил…
И что теперь? Наверняка Гиллеберд с принцем Эразмом, теперь уже королем Эразмом, срочно заключили мир, Эразму обещана полная поддержка в завоевании Скарляндов и даже Гиксии.
Возможно, к войску графа Меганвэйла уже мчится гонец с приказом остановить наступающие войска. Более того, вероятен и такой вариант, когда обе армии обяжут действовать заодно…
Волосы зашевелились у меня на затылке, когда представил, что вся эта мощь подойдет к Савуази. Мы не продержимся и суток, если полезут на стены по всему периметру, а войска королей Барбароссы и Найтингейла еще слишком далеко, они еще даже не подошли к границам Турнедо…
Но даже если армию вартгенцев Эразм просто отзовет на родину, северная армия Гиллеберда тут же пойдет быстрым маршем на столицу, и мы окажемся в западне.
Да, наверняка такой важный для Гиллеберда приказ уже отправлен, эта сволочь не теряет ни минуты, это я растерялся и глупо прятался у эльфов, полагая, что ах как умно провел Гиллеберда, здесь он меня не достанет, а я ему на самом деле был совершенно не нужен, он знает, как убить меня по-другому…
Мелькнула мысль как-то перехватить, убить гонца, написать совсем другое, но кто знает, какими дорогами тот несется сейчас к войску. Кроме того, всегда можно использовать голубиную почту или даже магов, что умеют переговариваться друг с другом на расстоянии…
Лагерь вартгенцев, привольно раскинувшийся в середине долины, вынырнул из солнечного марева раньше, чем я что-то придумал. Арбогастр хоть и сбросил скорость, но все же ворвался в лагерь, как черный вихрь, напугав как охрану, что не успела и рта открыть, так и стража у шатра графа Меганвэйла, перед которым мы остановились.
Бобик сразу сунулся к походному котлу проверять, чем будут кормить, а я бросил повод воинам и соскочил на землю. Меня шатало, я сам чувствовал, что бледный, как мертвец, все сосуды во мне пережаты, будто жгуты наложены даже на сердце.
— Ваша светлость, — вскрикнул один из стражей, — что с вами? Может быть, воды… в смысле, вина?
Я покачал головой и, откинув полог, шагнул в шатер, опередив бросившихся ко мне пажей и оруженосцев.
Граф расположился в удобном низком кресле, ноги забросил на специальную лавку, сапоги с него стащили, и две молодые крестьянки разминают ему уже покрасневшие ступни.
Он охнул, увидев меня.
— Сэр Ричард! Что стряслось?
Я мотнул головой девушкам.
— Вы можете идти.
Они посмотрели на графа, тот кивнул, хоть и с неудовольствием. Они тоже очень неохотно ушли, поглядывая на меня осуждающе, я хоть и знатен, но чужак, не вартгенец, нечего тут позволять распоряжаться всяким пришлым.
Когда полог за ними опустился, я сказал горько:
— Я успел догнать Его Величество и передал наши предупреждения…
Граф вскрикнул:
— Но это же замечательно! У вас очень быстрый конь!
Я тяжело сел на лавку, она протестующе скрипнула, словно я от плохих новостей потяжелел втрое.
— Если бы все зависело от коня, — ответил я. — Да, было такое, а сейчас я на том уровне, когда ни конь, ни пес, ни мое умение дать в зубы уже не помогают. И с Его Величеством я не сумел…
Он сказал встревожено:
— Но вы же ему все сказали?
— Все, — ответил я, — и даже то, что вы согласны с моими предостережениями.
Граф на миг запнулся, переспросил:
— А я был согласен?
— Да, — сказал я, — вы тоже не хотели, чтобы Его Величество так собой рисковал. Но Фальстронг заупрямился. Почему-то полагал, что сумеет перехитрить Гиллеберда…
— Он… там?
Я кивнул.
— Лично не видел, врать не буду, но чувствовал его присутствие во всем. Фальстронг отверг мои… наши уговоры, он всегда шел навстречу опасностям и всегда побеждал. Но не на этот раз…
Он вскрикнул:
— Что? Что с Его Величеством?
— Полагаю, — ответил я, — Гиллеберд понимал, что у Фальстронга во дворце тоже есть особая тайная защита, о которой знает только он… и потому нанес удар, как только Его Величество с отрядом миновали городские ворота.