— Азарт, — объяснил я хриплым голосом.
Он спросил трепещущим голосом:
— И сейчас?
— Уже проходит, — заверил я. — Просто за мной так долго гонялись, били, клевали, топтали, что вот как бы сдачи… за все разом.
— Ох, ваша светлость, — проговорил он, — ох, нехорошо…
— Что? — спросил я, жарко дыша.
— Надо ли было убивать их всех? — спросил он. — С вашей мощью и силой можно было бы отделаться сломанными носами, выбитыми зубами, переломом руки, а то и вовсе парой кровоподтеков… Вы не слишком… жестоки?
— Слишком, — прорычал я. — Наверное, слишком. Раньше таким не был. Зверею, сэр Клифтон, признаю.
— Очень быстро, — сказал он с укором.
— Не просто быстро, — уточнил я нехотя, — а как-то сразу. Наверное, много Тьмы тут впиталось в землю и стены. Даже воздух пропитан Тьмой.
Он кивнул.
— Да, это точно. Но все-таки другие так не звереют… Есть, правда, всякие, но не все же…
Я сказал хмуро:
— Или вся эта мразь слишком уж осточертела?.. Думаю, если уничтожать именно ее, а не истреблять хороших людей в дурацких войнах, мир станет лучше. Вы не подумывали просить Ватикан, чтобы оттуда прислали опытных священников? И еще нужно заложить побольше монастырей, освободить их от налогов, чтобы там развивалось народное хозяйство…
Он грустно улыбнулся и посмотрел вслед воинам, что бегут вверх по лестницам, сверху уже несутся крики, звон оружия, пронзительный женский визг, яростные голоса и лязг металла.
— Да-да, — проговорил он с едва заметной ноткой сарказма, — нам как раз сейчас думать о развитии монастырей…
— Простите, сэр Клифтон, — сказал я с раскаянием, — но я заранее принял меры, чтобы это вот быстро вернулось в берега.
— Какие? — полюбопытствовал он.
— Встречный пал, — объяснил я.
Лорды, прибывшие со мной, расставили вооруженных людей по всему замку и вокруг, выставили доверенную стражу, которой велели никого не пропускать без моего или графа Буркгарта позволения.
Кроме того, охрана с высоких башен осматривает окрестности, на стенах я велел удвоить часовых, особенно бдительно охраняются ворота и перекидной мост, ров с водой достаточно глубок и широк, никто не рискнет пересекать ни вброд, ни вплавь, с этой стороны нет берега, сразу отвесная каменная стена замка, по которой не всякая ящерица рискнет подняться.
Прибывшие со мной лорды поспешно разослали гонцов к своей родне, призывая явиться немедленно, это и шанс продвинуться, застолбить за собой освободившиеся места при дворе, и нам самим необходима поддержка местных лордов, на армию полагаться нельзя, завтра она разойдется по домам…
К барону Бальдфасту Бредли я чувствовал особое доверие, потому поручил охрану моих покоев и моей особы, то есть он еще назначен и временно исполняющим обязанности сенешаля и моего личного секретаря.
Он лично перетасовал охрану, кого-то заменил, кого-то переставил, а сам выбрал себе место за дверью моего кабинета и первым весьма подозрительно встречал каждого, желающего пообщаться со мной.
Я торопливо перебирал бумаги Фальстронга, много весьма любопытного, кое-что сразу сунул в сумку, разберусь потом, что-то надо принять к сведению сразу же…
В дверь просунул голову сэр Клифтон.
— Ваша светлость, — проговорил он со всей почтительностью, я же сижу в кресле самого Фальстронга, — к вам Варвик Эрлихсгаузен, князь Стоунбернский, властелин Реверенда и Амберконта!
Я поинтересовался:
— Это тот, с которым мы скрестили клинки в прошлый мой визит?
— Не совсем, ваша светлость.
— А как совсем?
— То был его сын.
Я сказал злорадно:
— Очень хорошо… Приятно, что у него сын — такой допотопный свинтус грандиозус…
— Вам виднее, ваша светлость.
Я посмотрел на него волком.
— В чем дело? Разве не он предоставил свои площади в городе для расквартирования отрядов принца?..
Он покачал головой.
— Напротив, ваша светлость.
— Это как?
— Он не позволил там расквартироваться, заявив, что он верен даже погибшему королю. И будет добиваться расследования…
Я в удивлении покрутил головой.
— Гм, у него еще и принципы. И почему пришел, как думаешь?
Он продолжал смотреть на меня бесстрастно, подчеркивая, что он только удобная и необходимая мебель, а решения принимаю только я.
— Его сын, ваша светлость… Сдуру примкнул к мятежникам.
Я подумал, кивнул.
— Ладно, зови этого гада.
Я не успел договорить, как в кабинет по-хозяйски вошел высокий и очень немолодой лорд, я подсознательно ожидал что-то моложе и живее, лицо просто пергаментное, глубокие морщины испещрили не только щеки, но даже лоб и подбородок, тяжелые мешки под глазами в три яруса, крючковатый нос, что говорит об очень преклонном возрасте, однако сухощавая фигура не потеряла осанку, и этот князь, видимо, не дожидался разрешения войти, а шел следом за Клифтоном, который его немного опередил…
Он остановился и рассматривал меня критически и с неодобрением. Я поднялся, чувствуя раздражение, не люблю, когда инициативу пытаются взять в свои руки, обогнул стол и чуть-чуть склонил голову, все-таки теперь вижу, что этот князь Стоунбернский втрое, если не вчетверо старше меня.
— Сэр Варвик, — произнес я вопросительно.
Он рассматривал меня с бесцеремонностью хозяина, которому привели нового раба.
— Уважаю рыцарей, — заявил он холодно, — не люблю паладинов.
Я ответил холодно:
— Сочувствую, ваше высочество.
Он сказал так же враждебно:
— Но вы где-то очень здорово хитрите, сэр Ричард. Только вот где, не пойму пока…
— Почему, — поинтересовался я, — обязательно хитрю?
Он фыркнул.
— Скажите, что нет!.. Я что-то не припоминаю за всю свою совсем не короткую жизнь, чтобы паладины хоть когда-либо становились даже владельцами крупного поместья. Да что там крупного, мелкопоместных нет. И не было.
— Паладины могут только странствовать? — уточнил я. — И выполнять за других их грязную работу?
— Грубо сказано, — обронил он, — но в общем… верно.
Я осведомился с холодком в голосе:
— По-вашему, почему?
— Дураку понятно, — едко ответил он. — Рыцари — за короля, паладины — за справедливость. Так?
— Так, — согласился я. — Вы объясняете очень понятно, ваше высочество.
— Благодарю, сэр Ричард. Паладинов не люблю потому, что у них понятия справедливости могут быть другими, и тогда обнажат оружие против меня, их сеньора!.. Это, думаю, вам понятно. Паладины… слишком уж чистенькие. Потому не могут быть, как я уже сказал, даже владельцами поместий…
Я кивнул.
— Ваше высочество, ваши намеки куда уж более ясные, мне разжевывать не надо. Но Господь все еще не снял с меня паладинства, хотя моя мощь не уступает королевской. И владения мои несколько побольше поместья.
— Вот я и говорю, — сказал он резко, — как вы можете быть паладином и… политиком?
Я перекрестился и сказал предельно скромно, даже глазки потупил:
— Видимо, Господь считает, что могу. Потому ваш сын, Людвиг фон Эрлихсгаузен, герцог Ньюширский, — вы ведь пришли из-за него?.. — будет завтра повешен. Ничего личного, как вы понимаете, все в интересах дела, интересах дела… Как вам такой расклад?
Он не дрогнул лицом, хотя речь о его старшем сыне, на которого столько надежд, даже слегка искривил губы.
— Как я понимаю, вы сообщаете мне лишь затем, чтобы о чем-то поторговаться?
Я охнул.
— Ваше высочество! Что за блажь? Торговаться? С вами?.. Это вы можете попытаться мне предложить нечто, что хоть на миг привлечет мое внимание…
Он кивнул:
— Да-да, именно для этого вы мне и сообщили, иначе зачем?.. Что вы хотите, чтобы я вам предложил?
Я пожал плечами:
— Откуда я знаю ваши возможности?.. Но не пару кур в лукошке, это вы понимаете.
Он смотрел на меня с холодным презрением.
— Вы торгаш, сэр Ричард, а вовсе не паладин. Что вас интересует? Золото, драгоценности, древнее оружие?
Я произнес холодно:
— Я крупный торгаш, ваше высочество, не оскорбляйте меня. Это может быть опасно.
Он нахмурился.
— Тогда что вас интересует?
— Где ваши владения?
Он фыркнул.
— На юге, в одном месте даже граничат с Турнедо. Но это фамильные владения Эрлихсгаузенов, вам оттуда не получить ни пяди!
— И не нужно, — сказал я. — Насколько помню, там два очень хороших рудника по добыче железной руды… Я правильно говорю? И вроде бы плавильные цехи там же на месте… У вас хорошие управляющие.
Он подтвердил мрачно:
— Все так. И лучшие в Варт Генце оружейные мастерские. Изготавливают как доспехи разного класса, так и любое оружие.
— Это я как раз имел в виду, — сказал я. — Вы удвоите выпуск оружия и доспехов… пока накапливайте в складах.
— Зачем?
— Я скажу, — сообщил я мирно. — Если, конечно, хотите увидеть своего сына не совсем… повешенным.
Злой и ненавидящий меня от макушки до пят, он произнес с каменным лицом:
— Даю слово.
— Отлично, — сказал я, — договорились. Вы — человек слова, я — человек слова. Оружие начинайте накапливать с сегодняшнего дня. Казнь вашего сына пока… отсрочена. А будет ли отменена вовсе, зависит полностью от вас.
Он изумился с державной надменностью:
— Но я же дал слово! Вы должны немедленно освободить!
— Освободить, — проговорил я в удивлении, — даже еще немедленно? Ваше высочество, вы как-то подзабыли, что я не какой-то там принц Эразм или эти ваши сопляки Родерик с Марсалом… Я — Ричард Завоеватель! Это серьезно, уразумели? И вас могу вздернуть легко и безо всяких угрызений совести. По законам военного времени, никто даже не спросит, за что. Таких, как вы, всегда есть за что. Теперь поняли? Все, убирайтесь, пока я не передумал! И… выполняйте в точности, я не всегда так добр и милостив. Видите, в чьем кресле я сижу?.. Фальстронг не зря сожалел, что я не его сын!
Он вздрогнул, сразу стал меньше ростом, сник, еще больше посерел, в глазах впервые метнулся испуг, что-то, видимо, изменилось в моем лице, ну почему никогда под рукой нет зеркала, торопливо повернулся и ушел, чуть не побежал, а я перевел дыхание и с трудом разжал кулаки, где ногти врезались в ладони.