Она не ответила, зачарованно глядя на столешницу. Железный дракон перестал тянуться и, сев на задницу, смотрел на нее вопросительно. Точнее, застыл в такой позе, так как я переключил внимание на Франсуазу. Пасть уже закрыта, перья живописно рассыпаны по столу.
- Что это с ним? - прошептала она испуганно.
- С кем? - переспросил я.
Она указала на железного дракончика.
- Он тоже лезет к вам!
- Так не на ручки же, как этот кабаненок. И откормила же ты его… Толстый какой.
Франсуаза не сводила испуганно-зачарованного взгляда с железного дракончика.
- Все равно он лезет!
- Да все в порядке, - ответил я легко. - Ты своего балуешь, а этого заставила трудиться день и ночь! Нехорошо. Он тоже маленький.
- Это не я, - живо возразила Франсуаза. - Это мама. Даже не мама, а… не знаю, он всегда таким был!
- Вот видишь, - сказал я с укором, - сколько лет держал перья! В пащечке. Да его теперь будет тошнить от одного вида перьев. Ладно, дай-ка я тебя поцелую… а теперь мне надо поздороваться с твоей мамой. И вообще показаться народу.
- Все вас ждут, - заверила она.
- Все?
- И мама, - ответила она очень серьезно. - Она часто плакала, когда вы исчезли. Правда, никому не показывает своих слез, даже мне, но я видела, видела…
- Может быть, - предположил я осторожно, - она плакала просто так. Или пальчик прижала дверью. Может быть, даже ты ей прищемила?
Франсуаза помотала головой с такой силой, что кудряшки растрепались, а потом снова собрались в тугие колечки.
- Нет!
- Что нет?
- Она беспокоилась о вас.
Я сказал с неловкостью:
- Ты же видишь, обо мне беспокоиться просто смешно. Такое, как я, ни в какой воде не тонет. Я такой… плывучий. Ладно, давай я тебя тоже поцелую… как и дракончика, а потом пойду.
Она прижималась ко мне, как озябшая маленькая птичка, что прячется под большое надежное крыло всемогущей мамы.
Я поцеловал ее в макушку и поднялся. Франсуаза спросила живо:
- Я поиграю здесь, можно?
- Можно, можно, - ответил я с нежностью.
- А то мама мне…
- Не разрешает?
- Нет, но… говорит, что я вам помешаю.
- Играй, - ответил я. - У тебя вот двое товарищей: Бобик и твой пятнистый пузырь.
Переступая порог, я инстинктивно сжимался в предчувствии неприятностей. Четыре месяца тому, переступая незримую дверь, охраняемую призраком герцога Луганера, настраивал себя на челночную операцию, а возвращаюсь когда?
По коридору навстречу суетливо топала изящными ножками в грубых башмаках с деревянной подошвой служанка с огромной охапкой поленьев. Она так прижимала их к груди, стараясь удержать все, что почти наткнулась на меня. Я улыбался как можно доброжелательнее, но она едва подняла голову, оцепенела, как лягушка перед удавом, потом пронзительно завизжала и, роняя поленья, метнулась обратно.
Когда скрылась за поворотом, я слышал, как споткнулась на лестнице и покатилась по ступенькам.
- О Господи, - сказал я с тоской и тревогой. - Теперь только бы не встретить леди Беатриссу…
Внизу послышались крики, на лестнице затопало, наверх взбежали двое солдат с короткими пиками в руках. Тоже оцепенели, один вскрикнул:
- Да никакой не призрак!… Сэр Ричард, никак вы?
- Конечно, я, - ответил я с облегчением. - По делам отлучался, а вернулся незаметно.
Первый страж смотрел все еще ошалело, второй сказал понимающе:
- Охрану проверяли?… Да, в метель почти никто не охранял, но сейчас бдим.
- Как леди? - спросил я с замиранием сердца.
Они переглянулись, снова второй ответил за обоих:
- Леди Беатрисса?
Я спросил напряженно:
- А что, здесь есть и другая?
Он помотал головой.
- Нет, какая другая? Другой нет!
- Так как она? - спросил я и уточнил для тупоголового: - Леди Беатрисса?
- Шьет, - ответил он с гордостью. - И вышивает! Весной новые знамена вывесим! Даже на воротах.
- Ну, - буркнул я, - если и на воротах… Ладно, доложите ей как-нибудь помягче, что я вернулся и осматриваю замок. Нет, что осматриваю, не надо, а то подумает… Просто, что видели меня.
Леди Беатрисса выбежала навстречу бледная, исхудавшая, с заострившимися чертами лица и большими глазами, что из фиолетовых стали почти черными.
- Ох, - сказала она тонким жалобным голосом, - так это правда…
Я отвесил неуклюжий поклон.
- Не знаю, о чем вы, леди Беатрисса, но здесь вы и я во плоти.
Прикусил язык, плоть нас как раз и подводит, а обоим надежнее, чтобы общение шло на уровне повыше. Беатрисса подошла медленно, как во сне, взглянула снизу вверх робко и просяще, словно не верит, что не исчезну снова.
- Я уже не знала, что и думать…
- Я же предупреждал, - вырвалось у меня, - ох…
Мои руки сами приняли ее в объятия, она прильнула, как лоза к дереву, маленькая и уже не своевольная владетельная хозяйка земель Сворве. Я вдыхал запах ее волос, поднятая кверху прическа беззащитно обнажает белую нежную шею с двумя крохотными веснушками, пальцы ее то сжимают ткань моего камзола, то, испугавшись своего порыва, поспешно отпускают.
- Мы все волновались, - прошептала она.
- Да-да, - ответил я виновато, - я недостаточно четко объяснил, что могу задержаться.
Она вскинула голову, глаза снова стали фиолетовыми, я видел в них себя и только себя.
- Но вы вернулись, - сказала она тем же шепотом. - И теперь все будет хорошо…
- Да уж, - согласился я с неловкостью, - мои бароны обрадуются… Снова пир, опять походы за славой и подвигами…
Она чуть отодвинулась, уже приходя в себя, даже устыдившись порыва броситься мне в объятия.
- Да, - произнесла она ясным голосом, - как вы, мужчины, без пиров и подвигов! Что за жизнь?
- Все верно, - согласился я. - Пиры… охота, честь, слава, подвиги… снова пиры…
Она уже взяла себя в руки, сильная маленькая женщина, я вижу, как душит в себе то простое, что свойственно нам всем, но управляет только простолюдинами.
- Да-да, - произнесла она голосом, из которого на глазах изгоняет не только чувственность, но и чувства, - у мужчин свои… обязанности.
Я уловил, что лишь в последний момент заменила слово «игры», я тоже давлю в себе то, что терзало меня и доводило до безумия, с древних времен именуемое любовью, но все так же стоим друг друга: как раньше терзались этим необъяснимым чувством, так и сейчас оба загоняем его в глубины, где ему и место, а сверху ставим волю с карающим мечом и в добротных доспехах.
- Обязанности нужно выполнять, - сказал я. - Или исполнять, точно не помню. Так что я, с вашего разрешения, сегодня же отбуду в замок Эстергазэ… тьфу, привязалось! Давно этой сволочи… простите, уже нет, а поминаю.
- Бароны отбиваются от рук? - спросила она с бледной улыбкой.
- Еще не знаю, - ответил я. - А вдруг и в самом деле?
- Тогда вам нужно, - проговорила она тихо, - да, это обязывает…
- Еще как, - сказал я.
- Значит…
- Сегодня же и отбуду, - сказал я торопливо. - Я в самом деле отсутствовал слишком долго. Никаких вестей не получал, прямо и не знаю, что там творится!
Глава 2
Слуги с почтительным страхом и гордостью сообщили, что моему вороному жеребцу скормили ненужное железо из кузницы, а также из каменоломни для него привозят серый гранит, который он очень любит.
- Любит, - сказал я саркастически, - уже и вкусы его знаете…
- Ну, а как же? - ответил старший конюх с достоинством. - Такой конь… За ним должен быть особый уход.
- Избаловали, - проворчал я. - И раскормили небось. Как на такого бегемота влезу? Да и стыдно будет за ворота выехать…
Зайчик выбежал во двор, едва распахнули ворота конюшни. Я уж испугался, судя по его виду, что бросится на шею, как и Бобик, но арбогастр только нежно обнюхал мою голову и шею, фыркнул, уловив аромат женских духов, заржал призывно.
Я обхватил его за могучую шею, он замер и только жарко дышал мне в затылок, тоже стараясь продлить это мгновение. Бобик перестал скакать вокруг нас, плюхнулся на толстый зад и смотрел с великим интересом: а что, мол, дальше? Что за игра?
- Вот видишь, - сказал я ему с упреком, - Зайчик совсем не растолстел! Ну, почти… А ты? Посмотри на себя, кабанище! Да ты в ворота крепости не пройдешь, придется тебя здесь оставить.
Бобик взвился в воздух, оттолкнувшись всеми четырьмя. Вид у него такой, что перепрыгнет и стену, если не пролезет в ворота, но как это не пролезет, что за обвинение чудовищное и несправедливое, и вообще как это уедем без него?
Зайчик злорадно заржал, конюхи и слуги собрались во дворе, дивились внезапно появившемуся хозяину и умилялись той радости, которые выказывают ему преданные и любящие животные.
Я вскочил в седло, Бобик сразу же бросился к воротам. Я вскинул руку, все смотрят и слушают с великим вниманием.
- Зима кончилась, - сказал я, - пришло время работы. Помните, и пусть помнят все соседи, добрые и не очень: этот замок и земли со всеми вами - под моей защитой. Будьте сами честными и справедливыми, потому что не посмотрю, свои вы или нет, а приму сторону правых. Так что будьте всегда на правой стороне!
Решетка заскрипела особенно натужно, что значит, за всю зиму почти не двигалась, медленно поползла вверх. Бобик торопливо проскользнул под ней первым, там далеко в конце каменного туннеля уже отворились ворота.
Он выбежал и туда первым, сразу же развернулся в нашу сторону, в глазах обвиняющее выражение.
- Все-таки протиснулся, - сказал я сочувствующе, - ну, а на мосту точно не поместишься… Узковат для тебя.
Бобик перебежал по опустившемуся мосту, там трое всадников проедут стремя в стремя, оглянулся с укором, что за неприличные и даже оскорбительные шутки, но останавливаться не стал, здесь столько новых запахов, ринулся вперед, почти зарываясь носом в грязь.
Я оглянулся, помахал рукой. Со стены закричали, вскинули мечи и топоры.
- Еще вернусь! - крикнул я. - Поклон леди Беатриссе!