Ветер свистит в ушах, леди Филиппа вжалась в меня, думаю, уже не только в попытках подчинить своему обаянию, но и в самом деле укрывается от ветра. Наверняка пожалела, что не села сзади. Вообще-то я никогда не думал, что у меня спина широкая. Но здесь оказалось, что акселерация превратила меня в настолько рослого здоровяка, что мама не горюй, никак не привыкну, что сильнейшие воины поглядывают с опаской.
- Он в самом деле быстр, - проговорила она мне в грудь. - Никогда не думала, что можно так… Он как птица. Думаю, вы не захотите с ним расстаться?
- Ни за какие деньги, - ответил я ей в макушку. - А если не за деньги, гм… тоже. Просто не представляю, что мне могли бы за него предложить стоящее. А вы представляете?
Она благоразумно промолчала.
Зайчик шел на большой скорости, но, конечно, я благоразумно не показывал, на что он способен. Если даже свои знают только, что у меня быстрый конь, но не знают, насколько быстрый, то ни одна женщина не узнает тем более.
Бобик на бегу пытался заняться охотой, я сказал «фу», и до чего же умный Пес: все понял и бежал сбоку, тихий и послушный.
Часа через полтора, когда половину расстояния до ее замка мы прошли, я присмотрел хорошее место на опушке небольшой рощи, там раскидистые дубы простерли ветви так широко, что в тени укроется целое войско, на земле полно сухих сучьев, а широкая полоска зеленой травы сказала яснее ясного, что растет по краям крохотного ручейка.
Леди Филиппа соскользнула с седла мне в руки, как легкая добыча, но я принял деликатно и подчеркнуто почтительно. Я ушлый малый, милая, знаю, как добыча легко превращается в охотника, а охотник становится добычей.
Она даже прижалась ко мне на миг, но я вот такой тупой, намека не понял и не воспользовался, а нынешние леди, к счастью, еще не расфеминизировались до стадии, когда сами хватают нас за гениталии и прямым текстом говорят, глядя в глаза, что от нас ждут.
Я собрал сучья, разжег костер, не показывая, почему он вспыхнул у меня так быстро, выложил на полотенце сыр, холодное мясо, хлеб и сласти.
- Еще до заката вы обнимете своих родителей, - пообещал я.
- Так быстро?
Мне показалось, что произнесла она без достаточного ликования.
- Уверяю вас.
Она в задумчивости посмотрела на Зайчика.
- Неужели он способен мчаться еще быстрее?… Дивный у вас конь.
- А я? - спросил я обидчиво. - Как-то вы не замечаете самое очевидное!
Она посмотрела на меня критически, потом кивнула.
- Ах да, вы же победили самого Тамплиера…
- Ну да! И вообще я просто чудо. И красавец, не находите?
Она снова окинула меня оценивающим взглядом, повторила в глубокой задумчивости:
- Странно, вы все же победили Тамплиера…
Мне ее тон показался чем-то подозрительным, я ответил с небрежностью:
- Так уж кости выпали.
Она покачала головой.
- Вы сильнее, - сказала она с непонятным выражением. - Мужчина должен быть сильным! Самым сильным.
Я ощутил неловкость, за спиной нехорошо поносить противника, сказал честно, теперь уже можно:
- Я не сильнее. Тамплиер все-таки сильнее.
Она удивилась:
- Это как?
- Да так, - ответил я кротко. - Просто сильнее. Как по вере, так и по мышцам.
- Но вы же его победили?
- Победил.
- Так что же?
Я вздохнул.
- Победить можно по-разному.
- А как победили вы? Подрезали его коню подпруги?
Я покачал головой.
- Такой примитив заметят сразу после поединка.
Она прищурилась.
- А что, - спросила она ехидным голосом, - была такая мысль?
Я развел руками, уклоняясь от прямого вопроса.
- Мало ли какие мысли приходят даже в такую умную голову, как моя. В мыслях мы все грешим, хоть и не должны. Но наяву я осторожнее, так просто не попадусь. Вы не заметили, что я человек тонкий? Просто невероятно, какой тонкий?
Она фыркнула мне:
- Вы? Тонкий?… Не тоньше, чем вон то бревно!… Нет, даже вот то, что свалилось под своей тяжестью. И от старости. И трухлявости.
- Ага, - сказал я с самодовольством, - начинаются колкости! Потом взаимная вражда, затем медленное и поэтапное примирение, в конце концов оказываемся в одной постели. Под одним одеялом. В жарких объятиях, сгорая от пламенной и всепожирающей страсти… Ну, почему всегда так одинаково?
Я горестно вздохнул, она испепеляла меня взглядом.
- Мечтайте, мечтайте, - произнесла так, как говорила бы Снежная королева. - Все-таки как вы сумели одолеть сэра Тамплиера?
- Заронил сомнение, - объяснил я. - Человек он честный, к себе относится с той же строгостью, как и к другим… а то и более строго. Я обвинил его в гордыне, а в гордыне вообще-то можно обвинить любого. Тем более рыцаря. Все рыцарство выросло из гордыни!… Только мы ее маскируем так, что даже сами забыли, что это и есть гордыня… Тамплиер по моей наводке отыскал ее в себе, усомнился в своей непорочности, и это позволило мне выбить его из седла.
Она перестала улыбаться, глаза сузились, а щебечущий голосок приобрел неприятный оттенок:
- Значит, вы победили его нечестно?
- Честно, - возразил я.
- Как же честно?
- Точно по условиям схватки, - пояснил я. - А кто что говорит - это не регламентируется.
- А вы чем воспользовались? Колдовством?
- Слово - великая сила, - сообщил я многозначительно. - В начале было Слово. Думаю, в конце тоже будет Слово. Только другое.
Она все больше серьезнела, спина ее выпрямлялась, от дружеской теплоты общения не осталось и следа, я замолчал, уже видно, что сглупил, не надо было такое рассказывать, но как же, восхотелось показать себя не только Ахиллесом, но и хитроумным Одиссеем.
Наконец она проговорила совсем ледяным голосом:
- Таким образом, я еду не с сильнейшим в мире рыцарем, а с жуликом, который сумел нечестно и даже подло победить благороднейшего из живущих на земле мужчин!
Я поморщился:
- Леди, оставьте эти рыцарские штучки. Женщины - ближе к природе, им должно быть важнее другое: кто победил, уцелел, выжил. Мне самому такое противно напоминать, но скажу: чаще бывает, что честные и отважные герои полягут в битве, а сбежавший подлый трус возвращается и брюхатит их овдовевших жен! Таким образом герои лишаются бессмертия даже в детях, зато потомство труса определяет развитие цивилизации.
Она отвернулась, я пристыженно умолк. Такая отвратительная правда коробит даже меня, потому мне как политику предстоит и здесь сделать нечто, чтобы трусы не получали преимуществ над честными людьми. А для этого, увы, придется воевать как можно меньше, другого пути пока не вижу, а еще перед трусами и жуликами возвести прочные барьеры, через которые честные люди будут проходить, даже не замечая…
Мы заканчивали обед, когда Бобик вдруг вскочил и унесся очень уж целенаправленно, а Зайчик насторожил уши. Вскоре донеся конский топот, в нашу сторону мчались, придерживая испуганных Бобиком коней, рыцари в походных доспехах.
Я поднялся, рассматривая их внимательно. Мой меч рядом, достаточно протянуть руку, все остальное тоже при мне, а главное - Зайчик готов подставить спину, так что уйду от любой погони.
Всадники на крупных рыцарских конях, покрытых красными, зелеными, оранжевыми попонами, у многих коней пышные султаны между ушей, как и у всадников на шлемах. Панцири блещут, на треугольных щитах разъяренные львы, тиры, вепри, медведи, только у одного мелькнул молодой дуб с вырванными корнями, я уж подумал, что знаю его имя, хотел удивить эрудицией, но дубоватый рыцарь затерялся в задних рядах.
Они не опускали копья для схватки, зато окружили так, чтобы я не смог при неблагоприятном развитии событий удрать. За моей спиной раздался довольный возглас моей пленницы:
- О, здесь и сэр Пениберд!… И сам доблестный сэр Рабермэйл! Ну вот и все, сэр Ричард!… Вы свободны. Это люди моего отца, дальше я поеду с ними.
Рыцари согласно зашумели, один проворно покинул седло и, подбежав к нам, преклонил колено. Леди Филиппа попыталась проскользнуть к нему, но я придержал ее рукой.
- Нет.
Она вскрикнула негодующе:
- Что это значит?
Рыцари смотрели заинтересованно, но еще без вражды. Я покачал головой и повторил:
- Нет. Я обещал сэру Тамплиеру доставить вас к родителям. Мой долг рыцаря так и поступить.
Рыцарям, похоже, не понравилось, в то же время понимают мою правоту. Нельзя женщину передавать в руки незнакомцам, надежнее ее лично доставить в замок отца.
Она сказала возмущенно:
- Я приказываю!
Я покачал головой.
- Я не ваш человек, высокородная леди. Мне вы не можете приказывать.
- Рыцарь должен подчиняться даме!
- В куртуазных делах, - напомнил я. - А здесь дикое поле, где правят совсем другие законы.
- Здесь мои люди!
Я развел руками:
- Извините, но мне кажется, ваши рыцари понимают мою позицию.
Она сказала резко:
- Здесь приказываю я!
Рыцари молча отводили взгляды.
- Во всем, - согласился я, - что не касается ратных дел. Зато в таких важных, как вышивать, вязать или закалывать волосы. И всякие там гребни носить - это самое важное, я не спорю и не пытаюсь вмешиваться. Даже подсказывать не рискну.
Коленопреклоненный лорд опустил взгляд, пряча усмешку. Другие рыцари поглядывали индифферентно, но один, отличающийся огромным ростом и массивной фигурой, весь медведистый и с гербом медведя на щите, прорычал с вызовом:
- Сэр, на вашем месте неблагоразумно спорить.
- Мне? - спросил я надменно и с наигранным изумлением.
- Вам, - ответил он с нажимом.
- Я эту леди отобрал у сэра Тамплиера, - сообщил я, - победив в поединке.
Наступило молчание, все смотрели с великим почтением, даже медведистый притих, но леди Филиппа прокричала возмущенно:
- Он победил Тамплиера нечестно!… И он сам в этом признался.
Рыцари начали переглядываться, а медведистый взревел злорадно:
- Я так и знал!
Я спросил холодно:
- Что вы знали, сэр?