Это невзирая на то, что эти великие в самом деле нередко были неврастениками, педерастами, пьяницами, бабниками, казнокрадами, а то еще и похуже, но все равно бы вешал. Умные мотивы поймут, а идиоты пусть лают. На меня константа Мировой Идиотии не действует, хотя она все ширится и ширится… Впрочем, надо быть объективным: это я все умнею, умнею, умнею, замечательнею, все осознаю и понимаю, вижу все пружины, что двигают Мироздание… Гм, пора самому там кое-что подкрутить, я уже созрел для подкручивания.
Да, собственно, если вот так наедине с собой, чтоб никто не подслушал, в глубине души и я такой: все высмеиваю и обгаживаю. Это моя защитная реакция на попытки сделать меня чище и лучше, а мне в белых перьях как-то не по себе, мне в говнеце, как и всем, уютнее. Но все же я иногда спохватываюсь и борюсь с собой, удавливаю в себе Фрейда и Экономиста, иначе не смогу смотреть в чистые честные глаза не только Сигизмунда или Макса, но даже Растера и Митчелла, что хоть и не ангелы, но все же часто не могут меня понять только потому, что до такой низости сами не опускаются даже умозрительно.
Однако же, мать-мать-мать, ну не может, седалищным нервом чувствую, а теперь еще и зрю, не может чистый и благородный рыцарь править чем-то большим, чем собственный замок!.. У правителя должно быть чистое сердце и благородные помыслы, хитрая изворотливая душа и руки в крови. Правитель должен сочетать в себе идеалиста, мечтающего построить на земле совершеннейшее государство, где все будут счастливы, и хладнокровного мерзавца, который ни перед чем не остановится, чтобы этого достичь.
Церковь старается сделать нас хорошими, упирая на то, что "…так Бог велел", я же, как политик, должен стремиться выстроить в Армландии все так, чтобы каждому было выгодно "быть хорошим". Ибо зову души следуем в редкие минуты просветления и тогда готовы на великие и благородные поступки, а собственной выгоде следуем все остальное время, коего, понятно, больше.
Видимо, потому "просветленные люди" почти никогда в этой жизни не добиваются заметных успехов. По опыту видим, что успех всегда на стороне очень даже не просветленных, которые действуют вовсе не по зову души. Скажем даже, он на стороне людей, весьма запачканных в сомнительных сделках. А если сказать прямо, то в преступных. Из всех обладателей состояний только Гейтс заработал честно, остальные же и промямлить не смогут, откуда у них деньги. Просто умело прятали концы в воду, отмыли, но факт остается фактом – именно эти люди правят миром.
Так вот моя задача, чтобы эти люди, как бы они ни нажили состояния, действовали в рамках правил. Которые, понятно, напишу я, как самый умный, замечательный и все такое.
По стуку копыт я ощутил, что Зайчик сбрасывает скорость, поднял голову. Ветер зло пытается влезть под одежду, но уже не выдавливает из седла, даже не выворачивает веки и губы: далеко впереди к небу поднимаются башни замка Сворве, а Зайчик знает, что нельзя подъезжать на полной скорости.
Глава 15
Ворота распахнули, услышав рог и разглядев, что за всадник на огромном черном коне. Мы величаво проехали по спущенному нам навстречу мосту, а когда миновали арку, со стены уже торопился в шубе поверх лат Саксон: с красным от мороза лицом, с улыбкой на суровом лице.
Глаза, что всегда смотрят с подозрением и неприязнью, на этот раз лучатся счастьем.
– Сэр Ричард!
– Он самый, сэр Саксон, – ответил я, подчеркнув его титул, чтобы не назвал меня привычно вашей милостью. – Рад тебя видеть в добром здравии.
– А где ваша собачка, сэр?
Я развел руками:
– Ну вот… Куда бы я ни приехал, все сперва спрашивают про этого бездельника.
Воины перехватили повод коня, я соскочил на землю, прибежали слуги и увели Зайчика в конюшню. Саксон широко улыбался, я обнял его, мы оба рыцари, я поинтересовался:
– Как в замке?
– Тихо, – сообщил он с гордостью, понимая вопрос, как к начальнику охраны. – Противники затихли, словно их и нет больше.
– А может, и нет, – согласился я. – Увидели, что ничего не обломится, теперь на других смотрят. Ладно, увидимся за столом!
Я пошел в донжон, снег здесь убран куда тщательнее, чем у меня. Даже не скрипит, подошвы ступают по твердым каменным плитам, снег сумел спрятаться только в щелях, да и то видно, как его старательно выметали.
Леди Беатрисса, как мне сообщили, сейчас в часовне. Служанка быстрым шепотом сказала, что леди в последнее время проводит там слишком много времени. Я стиснул челюсти и смолчал, в глазах служанки немой укор, она просто требует, чтобы я что-то сделал, совершил, предпринял, ну нельзя ей, совсем еще молодой, проводить слишком много времени в молитвах и покаянии.
– Хорошо, – сказал я коротко. – Я пока переоденусь.
– Вина подать?
– Нет, но сыра и мяса – можно.
Я закончил трапезу и выпил две чашки кофе, когда явилась та же служанка и сообщила, что ее госпожа только что закончила молитву и сейчас покинет часовню. Я вновь увидел в ее глазах безмолвное требование что-то сделать для ее хозяйки.
– Как она?
– Печальная, – сообщила служанка.
– И после молитвы?
– Да, сэр. Поторопитесь, сэр.
– Ей сказали, что я приехал?
– Сэр, как мы могли такое не сказать?
– Бегу, – ответил я.
Леди Беатрисса появилась в том же длинном платье, в каком я увидел ее впервые, но сейчас я смотрел только в сильно побледневшее и похудевшее лицо. Огромные фиолетовые глаза стали еще крупнее, в них появилась пугающая и завораживающая глубина.
– Леди Беатрисса, – произнес я и, поклонившись, взял ее за руку.
Ее ладонь казалась невесомой, а пальцы безжизненными. Я поцеловал их, стараясь не выходить за рамки, сейчас надо держаться-держаться-держаться.
– Сэр Ричард, – произнесла она тихо.
– Счастлив вас видеть, леди, – проговорил я несколько деревянно.
– И я рада вас видеть, сэр Ричард, – сказала она ясным контролируемым голосом.
Я тайком перевел дыхание, леди Беатрисса уже взяла себя в руки. Сейчас, после минутного замешательства, ее фиолетовые глаза смотрят уверенно и твердо, лицо гордое и в меру высокомерное, как надлежит высокорожденной. С последней нашей встречи она словно бы повзрослела, теперь это ослепительно красивая женщина с прямым взглядом дивных глаз, вся в полном расцвете элитной красоты, а фигура стала еще прямее, не потеряв сшибающей с ног эротичности.
– Я ненадолго, – объяснил я, – день-два, не больше. На всякий случай напоминаю, я всего лишь гость. Это ваш замок… в смысле, полностью ваш, без всяких оговорок. А также ваши земли.
Она позволила на губах появиться снисходительной улыбке.
– Ах, сэр Ричард! Вы сами себя оскорбляете, допуская мысль, что я могу даже предположить у вас какие-то недостойные помыслы.
– Спасибо, – ответил я с поклоном и еще раз поцеловал ее пальцы.
Молоденькая служанка принесла в ее комнату на широком подносе блюдо с мелко нарезанным холодным мясом, кувшин с вином и две золотые чаши. Леди Беатрисса указала мне на кресло возле столика, куда служанка перегрузила мясо и вино с чашами, и опустилась в кресло, я поклонился и сел.
– Горячее принесешь, – велела леди Беатрисса, – как только будет готово.
Служанка присела в реверансе и ушмыгнула, косясь на меня большими любопытными глазами. Задницей покачивать не решилась: вдруг да хозяйка не одобрит такое недвусмысленное приглашение.
– Как вам зима? – спросила леди Беатрисса нейтральным тоном.
– Великолепно, – ответил я так же светски беспечно. – Снег выпал, знаете ли… Вот уж не думал! Но как-то переживем.
– Без потерь?
– Никаких потерь, – заверил я. – Только приобретения.
Она полюбопытствовала:
– Приобретения? Еще?
Мне почудилось в ее голосе что-то еще помимо желания поддерживать светскую беседу и не дать ей соскочить с накатанной дорожки.
– Да так, – ответил я, – все по мелочи. С королем Барбароссой заключили договор о взаимопомощи и торговле, с Гиллебердом – тоже, даже с королем Найтингейлом, еще привели к покорности пару лордов, что не желали видеть меня гроссграфом… ну и прочее такие же не стоящие внимания мелочи…
Она слушала с рассеянной улыбкой, почти не вникая в смысл моих слов, а когда я закончил, произнесла тихо:
– Вам все удается, сэр Ричард.
– Все ли? – вырвалось у меня. Я торопливо взял себя в кулак, сдавил так, что брызнуло, договорил: – Леди Беатрисса, я в самом деле прибыл по делу, прошу мне верить. Потому не стоит замыкать себя в ледяной панцирь, с прошлым покончено твердо и бесповоротно. Я – паладин, что занят паладиньими делами, вы – полновластная хозяйка Сворве, настоящая бизнес-леди, которая ощутит себя неполноценной, если будет только женщиной… Я чту вас, леди Беатрисса, я восторгаюсь вами, но не чувствуйте себя в чем-то обязанной или к чему-то принуждаемой. Зима обещает быть долгой, холодной и… должна хорошо остудить обоих.
Она перевела дыхание, голос ее не дрогнул, когда произнесла ровно и бесстрастно:
– Я рада, что минутное затмение… прошло и у вас.
– Да, – ответил я, – да. Видимо, полнолуние… или новолуние так действует. Волки вообще воем воют. Волчьим воем, что особенно занимательно для френологов. А мертвецы в могилах не спят, а шевелятся, шевелятся, если верить слухам. Весной из могил полезут, как грибы после теплого дождя!.. Еще упыри всякие обещают повыкапываться. Вот такие у нас житейские будни.
Она кивнула:
– Да, полнолуние, вы заметили точно, сэр Ричард. Это все луна виновата.
– И звезды, – добавил я. – Созвездия, козероги всякие в году обезьяны… это такой человек, которого дьявол сделал, чтобы превзойти Создателя. И вообще мы ни при чем, это все дедушка Фрейд.
Из контекста она поняла, что дедушка Фрейд что-то вроде козерога или дьявола в ином облике, кивнула. Мне показалось, что лицемерим уж слишком, чуть-чуть приспустился ближе к реальности:
– Я все равно очарован вами, леди Беатрисса, но не обращайте внимания на мой восторг и мое… отношение. Холодная зима погасила старые страсти и сильно охладит нынешние. Мы в самом деле теперь можем общаться спокойно.