Сосредоточившись, я пару раз неизвестно зачем переходил на запаховое, но ничего нового не увидел, зато атмосфера вражды и ненависти стала такой ощутимой, что я почувствовал, как холодеет тело, поспешно пробежался по нему мыслью, велев не поддаваться мутантам и прочим демократам.
Я вздрогнул, когда передо мной опустилась на стол большая бутылка вина. Хозяин взглянул хмуро, но в голосе прозвучало сочувствие:
– За мой счет. Чудится, что не увижу тебя больше.
Он придвинул ко мне медную чашу, кивнул и вернулся на прежнее место раньше, чем я догадался сказать "спасибо". Я повертел в руках бутылку, пальцы чувствуют приятный холод, словно только что из холодильника или очень глубокого подвала.
– Эй, – раздался голос из-за соседнего стола, – не знаешь, что с нею делать?
Двое хмурых мужчин, одетые в тряпье из старой потертой кожи, наблюдали за мной с хмурым интересом. Я ответил вежливо:
– Вряд ли справлюсь в одиночку. Но буду рад, если поможете.
Глава 3
Ухмыляясь, оба захватили чаши и перебрались за мой стол. Один совсем старый, лицо изрезано глубокими морщинами, рот собран в жемок, второй намного моложе, но тоже лысый, безбровый. Я вдруг сообразил, что все в таверне не только лысые и безбровые, но даже руки у всех безволосые.
– Я Корчун, – назвался старший. – А это Каменщик. Мы кнарры. Оба. А ты, конечно, герой, что решился покинуть уютный мир и отправиться в неведомый…
– Что-то похожее, – согласился я.
Корчун посмотрел на меня поверх чаши с вином.
– Из Квентина прибыл?
Я пробормотал:
– Не совсем…
Он кивнул, сказал торопливо:
– Я не выясняю, здесь полно таких, кто скрывает, кто и откуда, просто хочу сказать, что если из Квентина, то еще не поздно вернуться и остаться целым. А вот если из Вепря, то хуже не будет.
– А что может случиться? – полюбопытствовал я.
Он пожал плечами:
– Да со всеми… разное. Известно только, что все рано или поздно заболевают там.
– А здесь? – спросил я торопливо.
Он вздохнул.
– Да вот и получается, что эта дорога в один конец. Здесь человек может жить долго, очень долго. Пока его не угрохают. А вот за пределами града Янгска редко кто прожил больше года. Меньше полугода никто не живет, но и больше полутора лет живут совсем единицы. У нас появилась большая группа самых хитрых и рисковых: едут в Квентин – это самый близкий из городов, и живут там с полгода, а потом возвращаются сюда, в Янгск. Здесь тоже поторчал с полгода, а то и меньше, а потом снова в Квентин… Так и снуют уже много лет.
– И ничего?
Он кивнул:
– Да. Сперва проклятие не успевает сработать, а по возвращении оно как бы снимается. И всякий раз заново.
– Хитер человек, – пробормотал я. – А никто не додумался еще, как выбраться обратно?
Я говорил легким тоном, чтобы видели, новичок шутит, они так и поняли, заржали. Корчун долил себе, хотя чаша наполовину полна, опасается, что вина не хватит.
– Барьер еще никого не выпускал, – произнес он невесело, – это такая стена… Иногда мне кажется, что его назначение совсем другое…
Я насторожился.
– Какое?
Он двинул плечами:
– В каждом обществе хватает всяких… ну, без которых лучше. Бунтовщики, воры… Можно не ждать, когда попадутся на краже. Просто сказать, что за Барьером горы золота, алмазами вымощены улицы… Тот, у кого все в порядке, с места не сдвинется, а всякие…
Каменщик уточнил лениво:
– Висельники?
Корчун кивнул:
– Они тоже. Но главное, сделать это место приманкой для всяких… гм, неспокойных. А то начнут от скуки дворцовые перевороты устраивать! Лучше их сюда. Одной стрелой двух зайцев.
– Каких?
– Никто там не знает, что здесь творится. Может, здесь вообще все мертво. Пусть все-таки копаются, ищут, работают, что-то полезное делают… А вдруг что-то важное найдут и сумеют вернуться, тоже польза для их магов.
Я вздохнул.
– Я не из Квентина. И не из Вепря. Просто прошел Барьер и шел, шел, шел, пока не набрел на эту таверну. Так что я ничего не знаю, что здесь и где.
Я помахал хозяину. Он приблизился, на лице смесь жалости и недоверия.
– Можно еще вина? – попросил я. – И хорошей еды для моих друзей.
Он оглядел их критически.
– Друзей?.. Ну да, в твоем положении даже этих… приходится считать друзьями.
Каменщик фыркнул ему вслед:
– Загордился…
– Ему можно, – вздохнул Корчун. – Если бы мне так подфартило…
Я тоже посмотрел вслед хозяину таверны. Судя по его шрамам и прихрамывающей походке, подфартило ему не очень. Но здесь иные критерии.
– А в чем? – спросил я. – Содержать таверну?
– Да, – вздохнул Корчун и добавил значительно, – такую таверну!
Каменщик сказал мне серьезно:
– Он здесь, пожалуй, единственный, кому доверять можно. Бережет свою репутацию, на мелочи не позарится. А вот если что-то очень ценное… я бы поостерегся. А так он уже года три не высовывает носа даже за дверь. Ему предсказана смерть за пределами его хозяйства. А хозяйство это – огород вокруг таверны. Да и тем уже не пользуется.
Я вспомнил вкус зеленых стеблей, поданных вместе с геледью. Ощущение такое, что сорвали только что, роса не обсохла, спросил с непониманием:
– А кто ему всю дичь доставляет?
Корчун сказал завистливо:
– А никто. Ему удалось где-то раздобыть кухню, что сама готовит. Все, что скажешь. Правда, в малых количествах, но для таверны хватает. Жаль только, что у Счастливчика кругозор маловат. Он жил на ферме и жрал то, что жрут свиньи, только здесь попробовал жаркое из иагуаны, бегающих рыб, молочных пауков, отбивные из свинебрей, крапивников и еще кое-какие диковинки. Но зато в его харчевне не получишь простую телячью отбивную или молодого барашка в соусе! И все потому, что этот баран никогда овец не видел и shy;баранины не пробовал. Я уже и так, и эдак подкатывался, обещал научить тысяче рецептов, но разве Счастливчик выпустит такую кухню из рук хоть на минуту?..
– А где он такую взял?
Корчун пожал плечами:
– Говорят, здесь и была. Несдвигаемая, в руинах. Он сумел ее запустить, а потом, сообразив, как можно нажиться, расширил лестницу, сделал двери и поставил столы и лавки. Теперь вот таверна.
– Давно нашел?
Корчун снова пожал плечами:
– Никто не знает. Мне кажется, это все тут с начала времен. А эта земля здесь вообще вечная… Конечно, я на его месте тоже не дал бы никому коснуться своей кухни.
Пока мы разговаривали, в таверну заходили новые люди, вышли только двое. Новоприбывшие шумно стряхивали пыль с сапог прямо на пороге, осматривали всех с настороженностью, ладони всегда вблизи ножей, а за столы проходили так, чтобы не слишком поворачиваться спинами к сидящим.
Я сделал глоток вина, в то время как Корчун и Каменщик осушили чаши, в голове рой мыслей, спросил осторожно:
– А есть какие-нибудь карты? В смысле, этих земель?
Он фыркнул.
– Карты… Как же без них? Карт предостаточно. Самых разных. С самыми крупными кладами… Да только веры им маловато.
– Кладам?
– Картам.
– Догадываюсь, – сказал я осторожно, – почему так.
Он отмахнулся.
– Да что там догадываться. И так ясно, есть спрос – будет и предложение. Ловкачи на этом пасутся, впаривая новичкам каракули с местами сокровищ.
– Ага, – сказал я. – Ну да, как я не подумал… А вообще есть у кого-нибудь более общая карта? Ну чтоб с городами… И самое главное, чтобы как-то видеть, где именно проходит Барьер…
Дыхание остановилось в моем зобу. В таверну вошла женщина фантастической красоты, просто небывалой и невозможной, только в лице ее полное безразличие ко всему, что вокруг, к боязливому шепоту завсегдатаев таверны.
Каменщик прошептал, не поднимая головы:
– Алисандрина…
– Кто она? – спросил я шепотом.
– Спроси что-нить полегче…
– Неужели не знают, кто она?
Он вздохнул.
– Это бессмертная Алисандрина. Только это и знают о ней. Живет она… долго. Здесь несколько поколений сменилось, так что рассказы о ней идут из глубины веков. И, конечно, кое-что она умеет. Это и понятно, столько лет прожить и не научиться чему-то, это чересчур даже для женщины.
Я спросил еще тише:
– Она бессмертна… как? Просто не умирает или… неуязвима?
Он посмотрел на меня поверх чаши.
– Интересный вопрос. Думаю, что те, кто пытался найти ответ, остались в далеком прошлом. Теперь никто не пытается.
Женщина с тем же безразличным видом прошлась вдоль столов, разговоры сразу умолкали, и вдруг повернула в нашу сторону. Корчун наклонил голову почти к столешнице, а Каменщик охнул и тихонько выругался. Женщина остановилась перед нашим столом.
– Каменщик, – произнесла она тихим и мертвенным голосом, – ругаться – грех.
Я вскочил, придвинул ей стул.
– Не присядете к нам?
Каменщик ожег меня взглядом, в котором я прочел, какой я идиот, лучше бы гремучую змею положил за пазуху и принялся ее тискать.
Женщина ответила безразлично:
– Нет, не сегодня.
– Жаль, – сказал я искренне. – Красивая женщина – это самое высокое счастье для мужчины! Женская красота спасет мир.
Она чуть-чуть улыбнулась одними краешками губ.
– Сохрани это, – посоветовала она, – как можно дольше. Когда-то тебе это спасет жизнь.
Она прошла к Счастливчику, он что-то выложил ей на прилавок, она взяла и тут же вышла. По всей таверне пронесся вздох облегчения, словно видели, как прямо на нас несется поезд и… в последний момент пронесся мимо.
Корчун перевел дыхание, в его глазах проступила подозрительность.
– Ты что же, – спросил он наконец, – не помнишь, где прошел сквозь Барьер?
Я виновато усмехнулся.
– Да шарахнуло так, что память разом отшибло. Не сразу имя свое вспомнил! Да и то иногда забываю. Мне один сказал по дороге, чтоб все записывал, но это совсем уж, будто калека…