Богатырша произнесла несколько слов, медленно и певуче, низко поклонилась и распростерла руки, словно ласточка в бреющем полете. Человек замедлил шаг, я чувствовал, как рассматривает нас. Она не двигалась, склонив голову.
Внезапно нас охватила волна холода, человек в черном пошел дальше, уже обращая внимания на нас не больше, чем на песок, по которому ступают его ноги. Я даже не увидел, во что он обут. Да и обут ли вообще. И, кстати, ноги ли там…
Она шумно перевела дух.
– Повезло… Я только один раз видела Темного Монаха. Он тогда одним взмахом руки умертвил двенадцать человек.
– Может быть, – спросил я робко, – они его чем-то обидели?
Она посмотрела удивленно, потом вдруг кивнула:
– Ну да, а как же! Кто ж думал, что он может дать сдачи. Мужчины задираются часто. Просто так. А знали бы, что это могучий колдун…
Я ответил невольно:
– Да это ж видно издали!
Она спросила:
– По чему?
– Ну… во-первых, – объяснил я, – в такую жару и вдруг в черном! Черное поглощает солнечные лучи, он бы уже спекся. А так, наверное, его балахон тепло поглощает, а перерабатывает в прохладу и… что-нить еще для дома, для семьи. К тому же этот…
– Жук? – подсказала она.
– Жуков таких не бывает, – ответил я твердо. – Все насекомые – шестилапые. Все жуки, мухи, бабочки, стрекозы… Только у мухи Аристотеля было восемь, да и то через две тыщи лет увидели, что все-таки шесть. Восемь лап – это даже не знаю что! Паук какой-то. Во-вторых, насекомые не могут вырасти до такого размера, как их не корми! У них нет легких, не дано им. Легкие качают воздух, а с жучьими трахеями воздух в такую глыбь сам по себе не пролезет, он толстый… Это ящерица, жаба или вообще млекопитающее, замаскированное под простого честного жука!
Она слушала внимательно, вряд ли что поняла, но посмотрела с брезгливой жалостью.
– М-да… в ваших городах вас не учат жить, как вижу, но голову ерундой забивают.
– Да трудно понять, что не ерунда, – ответил я смиренно.
Она отрезала:
– Здесь – легко. Все, я иду дальше.
– Я с вами, доблестнейшая, – сказал я торопливо. – Вернее, за вашей удивительной спиной с такими дельтами… такими трапециевидками… А трехглавая так и вовсе… Про клюво-плечевую вообще молчу от восторга, захлебнувшись слюнями…
Шел я, глядя себе под ноги, а когда как-то поднял голову, ахнул, не поверив глазам: впереди развевается исполинский красный крест. Я присмотрелся и различил тонкую ткань, через которую просвечивает багровое небо. Полотнище свисает как будто с небосвода, в ширину не меньше, чем в полет стрелы, а в длину где-то с милю. Крест во всю длину и ширину – ярко-красный, победный, свежий, как будто только что вывесили…
Я охнул, вытаращил глаза.
– А это что за чудо? Кто повесил?
Она посмотрела на меня с отвращением.
– Ну что ты за человек? Зачем тебе все это надо?
– Но как же… Мы ж исследователи или хто?
Она поморщилась.
– Я – охотница за сокровищами древних. И мне нет дела до того, что было во времена Войн Магов.
– Ого… Я не думал…
Она промолчала, быстро уходя вперед. Я припустился вдогонку, в черепе рой мыслей. То ли крестоносцы здесь побывали в прошлую эпоху, то ли нанесли такой удар, что метка от него осталась на все тысячелетия. Возможно, этот крест видят и по ту сторону Барьера.
Еще одна причина, подумал хмуро, чтобы не открывать проход через Барьер. Пусть никто не видит, что ненавистный Север был здесь. Или хотя бы пробомбил здесь святыми бомбами.
Она остановилась, всматриваясь в небольшой серый смерчик, тот наощупь пробирается между камней, оступается в провалы, а выкарабкивается с трудом.
– Правее, – сказала она, – не отставай.
Что-то в ее голосе заставило прибавить шагу. Мы с великой поспешностью убрались с дороги смерча, а тот быстро рос, уже не шелестит, а ревет, извивающаяся струя расширилась кверху, там вообще будто другое пространство-время, камни расшвыривает, а где нет камней, там остается глубокая и оплавленная борозда.
Мы затаились за грудой камней, на головы полетел песок и мелкие камешки. Ревущий, как танковая колонна, смерч прошел мимо. Земля перестала содрогаться, я устрашенно смотрел вслед, а охотница за сокровищами зло выругалась:
– Я бы магам на той стороне кишки выпустила! Только за эти смерчи. И волкам бы скормила.
– Это они создали?
– Они не выпускают, – сказала она зло, как выплюнула яд. – Смерчи бьются о стены Барьера и возвращаются!
– Гады, – согласился я, а сам подумал, что если от этих смерчей нет защиты, то лучше их изолировать в одном месте.
И вообще, чем больше думаю о Зоне Смерти, тем больше понимаю, чем вызван ее карантин.
Далеко впереди из песка торчат изогнутые жерди истлевшего шатра, белые и блестящие. Мне каркас показался сперва слишком длинным, нечто вроде ангара, к тому же жерди становились все короче, а потом вообще по песку тянутся белые высохшие кольца…
Я охнул, наконец рассмотрев на другом конце наполовину засыпанный песком огромный череп: вытянутый, чем-то похож на лошадиный, разве что втрое крупнее, огромные глазницы, ноздри.
– Дракон? – спросил я, сам понял, что спросил глупость, добавил: – Винтокрылый или саблезубый?
Она огрызнулась, не поворачивая головы:
– Это скелет, а не дракон.
– Это вы его изволили убить? – спросил я льстиво.
Она оглянулась, на лице недоумение.
– Ты совсем дурак…
– Ну, – заторопился я, – не голыми руками, конечно. Но вы ж можете, да?
Я смотрел такими верящими и преданными глазами, что она не нашлась что ответить, буркнула нечто под нос и, отвернувшись, быстро пошла дальше. Наверное, пожалела разрушать наивную веру идиота.
В жарком мареве проступил силуэт странного корабля. Измученный, я не сразу начал всматриваться, больше смотрел под ноги, но однажды поднял голову, к тому же ветерок смахнул пелену дрожащего от перегрева воздуха, и выпучил глаза.
Корабль огромен, отсюда не определить размеры, среднее между авианосцем и линкором. Кормой погрузился в песок, как обычно тонет в море, нос задран под углом градусов в двадцать, все выказывает, что это быстроходный корабль из металла, но выглядит, как будто высекли из камня, а потом его облюбовали целые колонии огромных полипов. Покрыли собой даже борта, а на палубе вообще друг на друге в несколько этажей, создавая причудливые скалы, однако я угадал в одних трубы, в других мачты, хотя и не понял, зачем на сверхбыстроходном линкоре то и другое.
Сердце вдруг рванулось и, подойдя к горлу, остановилось горячим пульсирующим комом. Я закашлялся, Джильдина стукнула по спине.
– Что случилось?
– Ни.. че… го… – просипел я.
Ее глаза прищурились зло.
– Точно?
– Точно…
Она повернула голову, взгляд зацепился за силуэт странного корабля. Он уже начал сдвигаться вправо, мы пройдем от него в каких-нибудь двух-трех сотнях шагов.
– А я бы сказала, – произнесла она с растущим подозрением в голосе, – что тебе эта штука знакома…
Этот корабль выглядит, как если бы корпус боевого ракетного истребителя пятого поколения с его хищно-ультрасовременными обводами облепили чугунные пушки времен Петра Первого, а то и Ивана Грозного, люки закрыли железными щитами крестоносцев, а весь корпус украсили барельефами, изображениями крылатых грифов, нацепили гроздья амулетов от дурного глаза. А потом все это безобразие вообще окаменело.
Я ответил сипло:
– Там никто не бывал?
Она покачала головой.
– А что тебя интересует?
– Меня ничего, – ответил я поспешно. – Просто любопытно.
– Тут никто просто так не любопытничает.
– Но что-нибудь там нашли?
Она снова качнула головой.
– Я бы слышала.
– Жаль… – сказал я, потом подумал, что ничего не жаль, мне больше останется. Надо еще знать, где смотреть и что смотреть, а у меня больше шансов. – Ладно, как-нибудь…
Она посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом, а я с надеждой разглядывал небо. Закатная часть горит настолько жутким багровым пламенем и опустилась до самой земли, что я видел стены огня и различал, как поднимаются косматые клубы дыма. Мы шли по направлению к небесному пожару довольно долго, наконец сообразил, что это никакой не закат, идем на север, а пожар самый настоящий, только исполинский, охвативший приличную площадь.
Я беспокойно посматривал на богатыршу, она отмахивает милю за милей с упорством механизма. Пожар приближался, но еще раньше мы увидели руины города, от которого осталась часть крепостной стены, а также с четверть мили странного акведука, чересчур изящного, чтобы тонкие, как спицы, колоны выдерживали широкий и массивный желоб из зеленого, как малахит, камня.
Ровная поверхность плато с разбега уткнулась в груды массивных глыб, каждая с вагон, а на них лежит, слегка накренившись, еще один корабль, но уже сказочный. На таком разве что царица Клеопатра плавала по Нилу: изысканной формы, с дивной выпуклой грудью и гордо вскинутой шеей, увенчанной головой грозного и прекрасного дракона.
Я пытался с ходу определить, что за сооружение, странно смешаны элементы финикийской культуры, египетской, эпохи Колумба и даже проскальзывают намеки, что конструктор знаком и со скоростными дизельными яхтами, но нужна была эксклюзивная вещь под старину, вот и сделал под старину, а в смешении эпох заказчик не разберется.
Похоже, что когда хозяину яхты надоедало плавать или нужно было добраться до места быстрее, он мог поднимать ее и в воздух. Иначе как объяснить, что лежит на камнях уже разрушенного города, словно спешил то ли отразить угрозу, то ли вывезти семью, но не успел, и вот уже сам содрогнулся от залпа вражеских орудий…
Джильдина, судя по ее бегу, намеревается пройти мимо в сотне ярдов, я все на бегу выворачивал шею, рассматривал украшенные золотыми заклепками размером с черепах борта, сохранились две мачты и полуразрушенная надстройка ближе к корме. Глаза уже на лбу, пена закипает в пасти без всяких удил, вроде не до эстетики и раздумий, ну что я за человек…