Он поклонился.
– С вами послать моих людей?
Я изумился:
– Зачем?
– Так принято, – проворчал он, – даже капитан появляется на людях с частью команды.
– Я уже выше условностей, – ответил я высокопарно.
Он посмотрел внимательно.
– Мне кажется, вы всегда ими пренебрегали.
Народ увидел меня на Зайчике и с Бобиком, сбежался с радостными криками, везде слышится «Ричард!», «Ричард!», Тот самый!», «Да он еще совсем молоденький!», а я, поклонившись его величеству народу, снял шляпу и помахал ею над головой, словно разгонял комаров.
В толпе я заметил богато одетого мастера Лоренса Агендера, старейшину цеха ювелиров, кивнул ему приветливо, он засиял, уже знает, что я не только бургграф.
– Вы так великодушны, – сказал он с великим почтением. – Народ это ценит!
– В чем?
– Приветствуете, – пояснил он. – Это для нас они граждане, а для вас… гм… простолюдины!
– Господь всех создал равными, – сказал я наставительно. – Надо такое говорить им почаще, это повышает производительность труда на единицу времени.
Так мы добрались до городской ратуши, я соскочил на землю, толпа остановилась, задние напирают, стремясь рассмотреть их удивительного бургграфа, крики слышались как радостные, так и злобные со стороны тех, кому отдавили ноги.
На входе в ратушу знатные люди преклоняли колено, простой народ же просто махал шапками и улыбался во весь рот. Я тоже улыбался без всякого притворства. Оставленный внизу Зайчик ржал и махал хвостом, как пес, а Бобик нарезал вокруг него круги.
Его признали быстро, не боялись, хотя и поспешно отпрыгивали с дороги.
Я вошел быстрыми шагами человека, который везде хозяин, ожег гневным взором сторожей, что сунулись было с намерением преградить дорогу, пинком отворил дверь в кабинет начальника городской стражи.
Сэр Торкилстон, в прошлом безземельный рыцарь из обедневших куда уж больше, ветеран ряда войн, участник многих боев, подобранный мною в трактире и приспособленный охранять вдову с четырьмя детьми, напоминает того прежнего Торкилстона лишь широким лицом с ужасающим шрамом через левую бровь и скулу да густыми с проседью волосами, а так раздобрел, одет богато, напоказ выставлены сапоги из изумительно тонкой выделки кожи, расписанные золотым шитьем, шпоры крупные, блестящие, переливаются в солнечном луче золотыми искрами.
Бобик ворвался раньше меня, Торкилстон выпучил глаза, но Бобик опрокинул его вместе с креслом и, прижав лапами раздобревшие плечи, с интересом смотрел в бледнеющее лицо.
Я вошел следом за милой собачкой, Торкилстон нервно глотнул воздуха, проговорил сипло:
– Сэр Ричард? Ваша светлость?
– Просто Ричард, – сказал я приподнято. – Дорогой друг, что-то вы не совсем рады…
Он кое-как отпихнул Бобика, поднялся, мы обнялись, он сказал с обидой:
– Знал бы, что явитесь, я бы два ряда фанфаристов выставил!
– Потому я вот такой неожиданный, – сказал я. – Вообще-то люблю фанфары, каюсь, но эти дуделки затрудняют. Да, затрудняют. Все прочее затрудняют. Все так же комендантствуете, дорогой друг?
Он фыркнул.
– Все так же!.. Ничего себе, все так же. Для вас это все так же, а я все еще не могу привыкнуть, что на мне охрана всего города. Слышал, вы еще титулов насобирали?
Я отмахнулся.
– Так, по мелочи. Рассказывайте, какие в городе настроения, чем дышит народ, чего жаждут деловые люди. Рыцарство здесь, как я понимаю, держится в сторонке.
Он посмотрел на меня с сомнением.
– Вы так думаете? Но я – рыцарь. И постарался привлечь еще рыцарей. Они все-таки надежнее, чем эти вороватые хитрованы. На рыцарей опереться можно, а эти норовят предать при любом случае, если выгодой запахнет. Но без них жизнь в городе замрет, потому и приходится вот…
– Тогда ты меня понимаешь, – сказал я. – У меня целое королевство таких же… деловых и активных. Очень активных. Крови боятся, но за копейку зарежут. Или удавят.
Он придвинул мне свое комендантское кресло, сам опустился на стул попроще. Замер, весь внимание, круглые, как у хищной птицы, глаза следят за каждым моим движением.
– У нас строительный бум, – сообщил он коротко. – И вообще горожан обуяло… Как будто всем вставили вот такие шила в задницы! Когда узнали, что их бургграф уже взнуздал все королевство, по всему городу прокатилась волна таких праздников и гуляний! Как будто им всем теперь жить, не работая… Но люди деловые, смекнув, что открывается впереди, крутятся, как мыши в зерне, стараются не упустить… А когда пришла эта сперва всех перепугавшая эскадра, такое началось!.. Те ж сказали, что вы и на той стороне океана маркиз, а мы уже знаем, что император пожаловал вас титулом маркграфа, что почти одно и то же. Если можно будет наладить дорогу через океан, наши купцы с ума сойдут от возможностей!
Я пробормотал:
– До этого еще далеко. Но торговцы, да, смотрят в нужную сторону.
– В общем, – подытожил он, – главная работа сосредоточена в районе порта. Строят спешно. Со всего королевства созывают мастеров. Везут старые книги, где сохранились чертежи больших кораблей. Пытаются разобраться, что там правда, а что брехня. Ремесленники получают такие деньги, что за жизнь бы не заработали. Купцы спешат, создают союзы, объединения, ганзы, гильдии, работа не просто кипит, а я даже не знаю…
Я откинулся на спинку кресла, минуту подумал. Вообще-то вся бухта в моей личной собственности, строить там могу только я, а остальных допускать по договору, но купцы впервые стали работать без оговоренного заранее и подписанного в присутствии юристов контракта. Чуют настолько большие барыши, что пошли на риск. Верят, не ограблю. Это хорошо, значит, у меня уже есть какая-то репутация.
– Прекрасно, – сказал я с чувством. – Где меня нет, все идет хорошо. Где я… такая хрень!.. Переселиться в Тараскон, что ли?.. В Геннегау черт знает что творится. А тут еще война за Гандерсгейм… Я вот сбежал, вознамерился на корабле заглянуть за Зуб Сатаны, там же соседи по ту сторону, а мы ничего не знаем, кто они и как у них. Нехорошо!
Он даже привстал от волнения, тут же сел, опомнившись, глаза азартно заблестели.
– Да неужто?.. Это на кораблях Ордоньеса?
– На одном, – заверил я. – Два других останутся охранять бухту. Просто у меня есть окошко в моем майордомьем расписании. Челночный рейс! Для ознакомления. Туды-сюды. Одним глазом! А дальше начнется рутина…
– Что это за слово?
– А такая привычная и надоевшая уже хрень, – объяснил я, – как война, сражения, битвы, побоища, осады, штурмы и прочие крики мертвецов.
Он сказал мечтательно:
– Я всегда мечтал заглянуть по ту сторону… Сэр Ричард! А можно мне с вами?
– Как это? – спросил я. – А город?
– Я подобрал хороших помощников, – сказал он быстро. – Даже больше, чем нужно. Но город оплачивает, у нас сейчас небывалый рост, деньги текут рекой… Да и преступность как-то затихла. То ли больше начали зарабатывать плотниками, чем грабителями, то ли все разбойники подались в другие города… Все-таки здесь бургграф – вы, а ворье даже тени вашей боится! В общем, на недельку-другую я легко могу оставить город на помощников!
– Не подсидят? – спросил я. Он посмотрел непонимающе, я пояснил: – Никто не попытается сместить и сесть в это кресло самому?
Он выпрямился, напомнил с некоторым холодком:
– Ваша светлость, я привлек к работе рыцарей!
– Прости, – сказал я с раскаянием, – мне приходится больше работать с местным населением.
Он сказал чуть теплее:
– Понимаю. Но у меня рыцари.
Он не добавил «бедные, но честные», то и другое подразумевается, зажиточные на такую службу не пойдут, а честность вбивается в плоть и кровь рыцаря с колыбели.
– Принято, – сказал я. – Но наш корабль должен отправиться буквально через пару часов. Сможешь?
Он кивнул.
– Отдам кое-какие распоряжения, заскочу к Амелии, это по дороге, а там уже порт… На какой корабль?
– «Богиня Морей». Лодка будет ждать у причала.
Он сказал польщенно:
– Меня?
Я ухмыльнулся.
– Извини, я не настолько предусмотрителен, как тебе кажется. Уже спешно собирают по городу и перевозят на корабль команду. Ордоньесу самому интереснее выйти в море, чем уныло сторожить вход в бухту.
Глава 3
Когда мы вернулись в порт, там, у причала, веселые вопли, песни, раздраженная брань, даже короткая потасовка – на лодки грузят членов отпущенной на берег части команды. Собрали на удивление быстро, знали, где искать. Дисциплина у Ордоньеса жесткая, для рейда через океан отобрал только самых опытных, в самых жестоких загулах не выходят за рамки.
Только троих погрузили в бесчувственном состоянии, но и те отошли, ощутив, что уже не на твердой земле. К моему удивлению, сами вскарабкались, хоть и с трудом, по сброшенным сверху веревочным лестницам.
С ними поднялся и сэр Торкилстон, на него поглядывали ревниво, но его жуткий шрам и свирепый вид быстро примирили с присутствием чужака, а Зайчика снова подняли на ремнях, как трофейную статую.
Его отвели в трюм, моряки то и дело прибегали к нему и совали то рыбу, то горсть больших корабельных гвоздей, ахали и охали, когда он с ужасающим треском все перемалывал в огромной пасти.
С особым удовольствием он жрал гвозди, но пришел шкипер и наорал, что вот так скоро на корабле вообще не останется ни гвоздей, ни вообще металла.
Второй напастью был Бобик, этот крутился на камбузе, мешая всем и выпрашивая лакомые куски. И опять же одни не решались отказать, глядя на его устрашающую пасть, другим было лестно, что такой страшный зверь берет из рук и благодарно машет хвостом.
Я стоял на верхней палубе рядом с Ордоньесом. Матросы, как муравьи, довольно резво бегают вверх-вниз по мачтам, что-то повязывают, поправляют, перекрикиваются весело и беззаботно. Слабые и боязливые, думаю, отсеиваются в первом же плавании, остаются только такие вот сорвиголовы.
– Готовы, ваша светлость?
– Жду с нетерпением, граф!