Люк трюма с грохотом задвинули толстыми засовами. Нелль послал двоих дюжих матросов прорубить дно.
Глава 5
Некоторое время с пиратского судна на веревках поднимали все ценное, что удалось найти в каютах, затем их корабль начал оседать в воду. Я перебрался по веревочной лестнице обратно, за мной вскарабкался в слегка помятых доспехах сэр Торкилстон, он и в бою старательно и очень ревностно меня охранял.
Вскоре вернулся и Нелль, заметно прихрамывающий, на боку медленно расплывается кровавое пятно, поднялся к нам с Ордоньесом на капитанский мостик.
– Корабль затоплен, – доложил он бодро, почти не морщась от боли, – погибших нет!
– Раненых? – потребовал Ордоньес.
– Шестеро, – доложил Нелль.
– Тяжело?
– Только один. Груза немного, но достаточно ценное. Золотишко, серьги, ожерелья…
Ордоньес отмахнулся.
– Распредели среди команды.
– Даже не взглянете?
Ордоньес покачал головой.
– Наш сюзерен прикидывает, как ограбить весь мир, что мне эти мелочи?
Нелль посмотрел на меня с испугом, я положил руку ему на плечо и сказал строго:
– Надо верить в своего сюзерена! Ты веришь?
Он сказал настороженно:
– Ну да… верю.
– Тогда иди и не хромай, – велел я.
Он ухмыльнулся, еще не поняв, почему стал чувствовать себя лучше, повернулся и пошел, а Ордоньес ошалело смотрел ему вслед.
– Он… в самом деле перестал хромать!
– Вера в сюзерена, – сказал я значительно, – великое дело. Особенно в такого замечательного, как я.
Ордоньес наконец оторвал взгляд от преобразившегося шкипера, глаза дикие, сказал уже очень серьезно:
– Сэр Ричард, а уж я как вам верю! Иначе кто бы сумел меня заставить плыть через весь океан в неизвестно куда?
– Если верите, – ответил я с важностью, – то нас ждут великие дела. Очистить океан от пиратов – полдела. Даже меньше!.. Ладно, пойду трофеи посмотрю.
Трофеи меня интересуют меньше всего, я спустился с мостика на палубу, где раненых положили вокруг главной мачты. Корабельный лекарь прикладывает к ранам целебные листья и умело перевязывает чистыми тряпками.
Я каждому сказал несколько бодрых слов, похлопал по плечу, эксплуатируя способность паладинов заживлять раны, все сразу оживлялись, даже не понимая, почему вдруг такой прилив сил.
Один сказал серьезно:
– Спасибо, ваша светлость!
– Да не за что…
– Вы своими стрелами, – объяснил он, – нагнали такой страх, что мы их перебили, как перепуганных свиней.
– Они смелые, – пояснил я, – только грабить берега… Ничего, мы весь океан от них очистим.
Он засмеялся, а когда увидел, что говорю серьезно, вытаращил глаза в великом удивлении, больше похожем на испуг.
Ордоньес вскоре тоже спустился на палубу, вокруг него собралась группа матросов, все весело переговаривались, почти шушукались, а когда я подошел и к ним, обернулись со мне с хитро-веселыми мордами и глазами заговорщиков.
Ордоньес шлепнул по плечу Нелля, тот ухмылялся и качал головой, оба обратили ко мне хитрые взгляды.
– Ваша светлость, – сказал Ордоньес торжественно, – мои люди не перестают восторгаться вашей отвагой, яростью и умелым ведением схватки.
Я отмахнулся.
– Какое умелое ведение? Просто ринулись скопом, смяли.
– Но не потеряли ни человека, – напомнил он.
– Бросьте, – сказал я. – Это же всего лишь мелкий пиратский кораблик! Вот когда начнем очищать от этой дряни все море…
Матросы весело загудели, Нелль улыбался во весь рот, Ордоньес сказал благодушно:
– Вот-вот, и это тоже. Тут сказали, что вы похожи на Эрика Бесстрашного, легендарного воителя Первых Королевств, первого конунга. Он сумел сплотить мелкие отряды и повел их на завоевание… чего-то там, не помню. И хотят назвать вас конунгом.
Я помотал головой.
– Спасибо, но мне званий и титулов хватает.
– Я так и сказал, – согласился он. – Что такое конунг?.. Майордом, на мой взгляд, стоит повыше. И власти побольше…
– Согласен.
– Потом подумал, – продолжал он неспешно, – что майордом, как и маркграф – это власть на землях. На суше, как говорим мы, морской народ. А конунг все-таки власть больше на морях…
Я помотал головой.
– У меня нет власти на морях.
– Будет, – сказал он убежденно. – Мы же все видели, что у вас за масштабы… Порт рассчитан на прием огромной флотилии, а сама бухта вместит десяток эскадр в полном составе! И те доки для закладки больших кораблей, думаете, мы не заметили?
– Да какие доки, – слабо возразил я. – Так, ерунда. Только место наметили. Да колышки вбили.
– По тем колышкам видно, – сказал он с усмешечкой, – что за чудовища собираетесь строить. «Богиня Морей» покажется рядом с ними крохотулечкой, как те пираты, упокой Господь их души, выглядели перед нами. Так что станете конунгом, сэр Ричард! Мы просто первыми называем вас так, а прочему люду будем бахвалиться, что шли с вами в первом морском походе.
Я хмыкнул.
– Когда и флота еще не было?
– Когда был только зародыш флота, – уточнил он. – Я горд, что из моей «Богини Морей» вырастет армада! Она как курица, распустившая крылья, вырастит много боевых кораблей… Так что вы конунг, сэр Ричард! Конунг. И позвольте моим морякам гордиться, что первые это поняли, увидели и назвали вас так.
Я развел руками.
– Ну, если это важно для дела… то да, я конунг.
Моряки зашумели радостно, вздымали к небу обнаженное оружие. Ордоньес сказал громко и уважительно:
– Сэр Ричард… Вы самый настоящий морской конунг, гроза морей. Вам же нравятся схватки, не отнекивайтесь! Я видел яростный блеск ваших глаз… А этот звериный оскал?
– Еще и оскал, – пробормотал я убито. – Господи, это обо мне? Да ничего подобного!
– Вы боец, – сказал он уверенно. – Может быть, в своем королевстве дрались другим оружием, но дрались же? Я по глазам вижу!
Я покачал головой.
– Уверяю вас, больше этот блеск не увидите. Или очень не скоро. Я совсем политик, а политики воюют чужими руками.
Он захохотал громко и раскатисто.
– Не утерпите!
В каюте я перебрал мысленно схватку с пиратами, дрался что-то слишком жестоко, быстро зверея от свирепых ударов, ломающих кости. Что со мной происходит, почему все быстрее прихожу в ярость? Почему, если раньше мог обойтись зуботычиной или раздраженным пинком, сейчас стремлюсь ломать руки-ноги, разбивать черепа?
То ли потому, что все так делают… если удается, конечно, то ли здесь жизнь ни черта не стоит из-за высокой рождаемости… можно, конечно, сослаться и на Темного Бога, что разбудил что-то злое в моей душе, мы все находим, на что сослаться в оправдание, но в самом деле слишком часто убиваю, пусть в бою, а потом не чувствую никаких угрызений, разве что руки недолго потом трясутся да сердце колотится, как овечий хвост.
Да, вот именно, не чувствую угрызений совести. Так, статистика…
Сэр Торкилстон молча чистил и надраивал доспехи, кровь забилась в сочленения, будет портить парадный вид, сам довольный, на меня смотрит с любовью. Как же, все, как и ожидал: пошел с сэром Ричардом и тут же влезли в кровавую сечу – мечта любого мальчишки и бравого рыцаря.
– С вами не соскучишься, – сказал он почти нежно. – А то в Тарасконе только и дел, что пьяных подбирать в канавах да приводить в дом… Даже повесить некого!
– Жуть, – согласился я.
– То ли дело при вас, – сказал он мечтательно. – Сколько повесили… А сколько просто перебили?
– Гм, – сказал я поспешно, – пойду-ка взгляну на команду. А то я, как конунг, должен смотреть несколько иначе…
Он вскинулся, посмотрел с радостным изумлением.
– Вы еще и конунг?
Я вздохнул и поспешно покинул каюту.
Закат на море больше, чем закат. Это повергающее в трепет зрелище библейских масштабов, времен сотворения мира в небесном горне. Разверзшиеся бездны облачных гор, пылающие священным пурпуром, пугающе огромные и непостижимые настолько, что сердце сжимается от непонятной тоски…
С мостика донесся властный голос Ордоньеса:
– Отвести корабль от Зуба и держать на месте!
Я поднялся к нему, гордый и умный, сказал доброжелательно:
– Что, чтоб ветер в полной темноте не пригнал корабль на подводные камни?
– Точно, – сказал он и добавил с легкой ехидцей: – Наш доблестный конунг!
Я отмахнулся.
– Ну, конунг из меня известно какой…
Он хохотнул.
– Как из меня граф. Ничего, я стану настоящим графом, а вы – конунгом, каких мир еще не видел.
Я посмотрел на величественный закат.
– Будем ждать утра?
– Да. Ночь короткая, но, увы, сейчас новолуние. Не хочу в незнакомом месте погубить корабль, напоровшись на подводные камни.
– Тогда бросьте якорь, – посоветовал я значительно.
Он даже бровью не повел, но голос приглушил, чтобы не слышали его ответ своему конунгу:
– Ваша светлость, никакой якорной цепи не хватит! Под кораблем не меньше мили. До дна, если вы еще не поняли. Зато дальше к Зубу Сатаны оно стремительно повышается, что опасно…
– Какой же я дурак, – с досадой сказал я. – Простите, сэр Ордоньес, сглупил.
Он великодушно улыбнулся.
– Добровольно в своих ошибках признаются только святые.
– Да, – поддакнул я, – я такой святой, что сам себе удивляюсь. Ладно, похожу по кораблю.
– Не спится?
– Да. Я всегда, когда не спится, брожу по кабинету.
– Для мужчины, – сказал он очень серьезно, – весь мир кабинет и мастерская.
Наверное, все-таки качка виновата, все время напоминает, что я не во дворце, а вот всеми фибрями в приключении, к чему так рвалась душа поэта и романтика, это моя-то, как это ни кажется смешно.
Сердце стучит часто и мощно, я тихонько спустился с мостика и пошел вдоль борта, стараясь вспомнить, что здесь ахтерштевень, а что ахтеркастль. Хотя нет, это в ахтеркастле находится моя каюта… Еще знаю, что латинские паруса на косых реях грот– и бизань-мачты позволяют «Богине Морей» идти круто к ветру. Только фок-мачта несет четырехугольный прямой парус…