Ордоньес охнул:
– Правда, что ли?
Торкилстон покосился на него раздраженно, дальше ехал молча. Улочка закончилась, дальше снова площадь, подковы цокали настолько звонко, что я начал рассматривать вымощенную булыжником площадь со всем вниманием.
Все одинакового размера, уложены так плотно, что волосок не просунуть. Гигантский труд, зато такая дорога долговечнее любой другой, какой-то из королей постарался и для потомства.
Ограда королевского палаца вынесена далеко вперед, само здание чуть ли не в полумиле отсюда, а за высокой кованой решеткой зеленый газон, ровные дорожки, роскошные клумбы с цветами и затейливо подобранные группы декоративных деревьев.
Ворота из черного металла, над ними затейливый орнамент, покрытый золотом, я рассмотрел вздыбленных львов, леопёрдов и еще каких-то зверей, стилизованных уж чересчур, на мой взгляд ценителя и мецената.
Жак снова выехал вперед, стражники в сияющих доспехах вышли к нему, но ворота не открыли, один сбегал за командиром. Тот лишь бросил в нашу сторону беглый взгляд, махнул рукой, и решетчатые створки пошли в стороны, как крылья исполинской бабочки.
Бобик попытался сунуться первый, я сказал сквозь зубы:
– Рядом. Помни, ты просто ласковая собачка.
Торкилстон пробормотал:
– Что-то как-то не так.
– Отступать поздно, – ответил я шепотом. – Поехали.
Ордоньес промолчал, но лицо его чуточку помрачнело, хотя все так же беспечно осматривался в поисках женщин.
По дорожкам степенно прогуливаются дамы и вельможи, но с нашей поспешно уходят, топча цветы на клумбах, в стороны на параллельные, где сразу же с чинным видом возобновляют медленное и торжественное шествие.
Жак остался за воротами. В полусотне шагов от главного входа во дворец дорогу заступили дюжие охранники в блестящих, как солнце, доспехах. Их командир слегка побледнел, когда на него с любопытством уставился Бобик, но заставил себя произнести достаточно ровным и недрожащим голосом:
– Прошу вас сдать оружие.
Торкилстон спросил с подозрением:
– Это зачем еще?
– Так принято, – объяснил он. – Сдают все и всегда. Вот уже семьсот лет.
Я сказал громко:
– Обычаи надо чтить, сэр Торкилстон. Вот мое оружие. Меч, лук, арбалет в мешке. Обращайтесь бережно.
Торкилстон и Ордоньес сдали свое с великой неохотой. Командир принял, передал стражникам и тут же сказал с холодной учтивостью:
– Не волнуйтесь, скоро вам все вернут.
– Тогда зачем забирать? – проворчал Торкилстон.
Командир стражи сдержанно улыбнулся, но ничего не сказал. Из дворца вышел весь в золоте и драгоценностях настолько пышно и богато одетый человек, какими могут быть только швейцары и церемониймейстеры, сдержанно поклонился.
– Прошу вас следовать за мной.
– Все интереснее, – пробормотал Торкилстон.
– Коней оставьте, – напомнил церемониймейстер.
– Ну да, – сказал Ордоньес саркастически, – спасибо, что предупредили. Сэр Торкилстон как раз собирался именно на коне.
Торкилстон бросил на него гневный взгляд, на землю соскочил первым, похлопал коня по крупу.
– Иди, тебя покормят и дадут отдохнуть.
К моему Зайчику конюхи подходили с великой опаской, а когда он посмотрел на них и презрительно фыркнул, оба побелели и застыли на месте.
Я сказал хмуро:
– Зайчик, иди за теми конями. И жди меня. Или моего свиста.
Церемониймейстер сказал строго:
– И собачку.
– Собачке лучше со мной, – сказал я. – А то если вдруг на что-то обидится, она тут ни одного человека не оставит живым.
Церемониймейстер тоже побледнел, произнес дрогнувшим голосом:
– Если вы ручаетесь за ее поведение…
– Да, – прервал я, – полностью. Головой. И всеми потрохами. Некоторые, как вы знаете, нам дороже головы.
Он поклонился.
– Следуйте за мной.
Двигался он медленно и величаво, мы поднялись сперва по широченным ступенькам из мрамора, больше похожего на нетающий лед, бывают такие наледи зимой у колодцев, затем прошли между колоннами, каждая в три обхвата, а в глубине перед нами распахнули исполинские ворота.
Торкилстон и Ордоньес идут с непроницаемыми лицами, даже по сторонам не смотрят, хотя именно сейчас есть на что посмотреть, но сейчас вертеть головой – признак деревенщины, и мы шли спокойные и невозмутимые, Ордоньес даже громко зевнул по дороге.
В первом зале к нам присоединились богато одетые слуги с факелами в руках, хотя светильники полыхают, как костры на башнях, а в люстрах горят десятки свечей. Так мы прошли несколько залов, я украдкой зыркал по сторонам, сперва дорога вела по пышным залам, потом через анфиладу небольших комнат, наконец вышли на яркий солнечный свет, впереди сад, цветы, широкие аллеи, посыпанные золотым песком, а в конце той, по которой топаем, возвышается в окружении пышных кустов роз небольшой, но очень красиво исполненный легкий дворец.
После слабого неслышного дождика воздух стал мягким и нежным, а запахи роз слышнее. Негромко и деликатно верещат неутомимые кузнечики, над садом иногда проносятся тени, то ли совы, то ли мыши, приучившиеся жить на свету.
Я даже слышал, как они хватают на лету толстых, как бочонки, майских жуков. Солнце изредка пробивается сквозь блестящую золотом листву, свет настолько силен, что все листья просвечивает насквозь, в каждом можно пересчитать все прожилки.
Глава 12
Двери распахнулись медленно и торжественно, хотя мы не увидели, кто их там отворяет. Церемониймейстер произнес с любезным поклоном:
– Подождите здесь. Вас пригласят к Его Величеству.
– Спасибо, – ответил я. – Передайте Его Величеству, что мы ценим этот необычный жест.
Он отступил, не поднимая головы. Мы вошли в помещение, молчаливые слуги на той стороне, испуганно косясь на огромного ужасного пса, тут же закрыли двери. Комната огромная, с богатой обстановкой, чувствуется и вкус, и роскошь, и умение потратить деньги не на вычурность, а на оплату работы художников, обладающих вкусом.
Ордоньес сразу же плюхнулся на самый роскошный диван, Бобик прошелся по залу и лег в центре на ковер, а Торкилстон поинтересовался настороженно:
– Сэр Ричард, что вы имели в виду?
– Вы о чем, сэр Торкилстон?
– Вы сказали, – напомнил он, – что цените необычный жест.
Я сел рядом с Ордоньесом, Торкилстон уставился на меня в ожидании объяснений. Двое слуг быстро внесли и поставили перед нами длинный стол, а другие быстро начали наполнять его вкусностями, начиная от холодных закусок, свежеподжаренного мяса и заканчивая сладостями.
– Сэр Торкилстон, – ответил я, – существует дипломатический этикет. К примеру, король должен был выдержать нас в приемной пару недель. Ну даже пусть одну, но не меньше. Иначе у нас появилась бы мысль, что ему делать нечего. А так показывает всем, в том числе и своим придворным, что занят, занят, безумно занят. И что мы для него не слишком уж и что-то такое необычное…
Ордоньес хохотнул.
– Значит, этот король либо дурак, либо сгорает от нетерпения?..
– Как бы ни сгорал, – пояснил я, – но срок бы выдержал. Личные чувства в управлении королевством значат очень мало. Здесь что-то другое.
Ордоньес ухватил жареного гуся, с довольным рычанием выдрал лапу и принялся грызть. Бобик поднялся и подсел к нему ближе. Торкилстон начал было мерить комнату крупными шагами, на середине остановился, махнул рукой и тоже подсел к столу.
– Что? – спросил он.
– Давайте подумаем, – предложил я. – Лучше думать перед тем, как действовать, чем после.
Торкилстон буркнул:
– Сэр Ордоньес, отдыхайте.
Ордоньес глухо поинтересовался с набитым ртом:
– Почему это?
– Вы же только о бабах можете думать.
– Кто мог бы подумать, – отпарировал Ордоньес, – того никто не спрашивает. У меня вообще, сэр Ричард, сложилось впечатление, что эти люди знают, кто мы. В общих чертах.
– И что представляем, – уточнил Торкилстон.
– Смотрят с любопытством, – поддержал Ордоньес, – но нет изумления…
– А чему изумляться? – возразил Торкилстон. – Должны понимать, за Хребтом есть жизнь. Каким-то отважным да безрассудным удавалось же обогнуть Рог Сатаны хоть иногда!..
– Последний раз такие смельчаки сумели проскользнуть чудом больше ста лет тому, – напомнил Ордоньес. – Я слышал эту историю в вашем же порту. И то потому, что их преследовали королевские войска с веревкой наготове. Так что о существовании королевства Сен-Мари здесь знают, но мне показалось, знают даже, кто из нас кто!.. Бобик, а ты меня не съешь? На лучше вот эту косточку… Так быстро? Тогда возьми вот это крылышко…
– И мне такое померещилось, – сказал Торкилстон. – Никто ничего не говорит, но морды, морды… А вы что скажете, сэр Ричард?
Я пробормотал:
– Есть еще возможности. Хоть стена и почти отвесная, но могут отыскаться ловкачи-скалолазы… Есть вариант и похуже. К примеру, за жизнью в Сен-Мари наблюдают через некие магические устройства. Наше появление трудно не заметить.
Торкилстон помрачнел, брови грозно сдвинулись на переносице.
– Чертовы колдуны! Ничего, придет и сюда церковь…
– Тихо-тихо, – сказал я. – Здесь суверенное королевство. Мы не вправе вмешиваться… вот так уж явно. Нужно уважать чужие обычаи.
Ордоньес изумился:
– Уважать?
Торкилстон тоже удивился так, что с Ордоньесом стали как два изумленных на ярмарке брата. Бобик так тихохонько и деликатно вынул из руки Ордоньеса вторую лапку гуся, что Ордоньес даже не заметил.
– Делать вид, – поправил себя я, – что уважаешь. Это называется политкорректностью. А что на самом деле думаем и замышляем, наше личное дело. А в личное пространство вмешиваться не имеет права даже король.
Торкилстон перекрестился.
– Никто, кроме Господа.
Я напомнил строго:
– Даже Господь не имеет право.
Он изумился:
– А кто ему запретит?
– Он сам себе запретил, – сказал я, – и сообщил об этом человеку. Чтобы тот сам шевелил лапками, а не уповал на Господа. Потому все в наших руках, и за все отвечаем только мы. Свалить вину не на кого!