– И что, нет другого пути?
– Есть, – ответил я.
– Какой?
Я посмотрел в его взволнованное лицо.
– Сэр Ашворд, этот путь вызывает насмешки и считается как бы не совсем достойным для мужчин, а мужчина – это бычий взгляд исподлобья, готовность подраться по любому поводу, желание всегда настоять на своем и вбить в землю по ноздри всякого, кто не согласен с его мнением…
– …по поводу прелестей принцессы Алонсии, – закончил он со вздохом. – Как я понял, вы говорите не о ней?
– Нет.
– Но, простите, какая сила может прекратить войны? Ее не существует!
– Это в вашем королевстве не существует, – возразил я. – Что-то я не увидел возле короля ни одного священника! Как можно?
Он скривился.
– Честно говоря, как всякий образованный человек, не люблю верующих. Это всегда либо очень ограниченные люди, либо фанатики.
– Значит, – сказал я безжалостно, – вы еще недостаточно образованный. Высокообразованные люди знают, что в своей вере люди обычно куда ближе к истине, чем самые длительные и точные изыскания… Но это отвлеченный разговор, а мы с вами люди деловые и ценим время. Потому скажу прямо в лоб: только церковь может дать сверхцель, ради которой стоит оставить такие мелкие и детские дела, как войны, интриги, схватки за трон. Если власть церкви будет сильна, королевства между собой воевать уже не смогут. Мы все топаем в одной команде к великой цели!
Он вздохнул.
– Для меня это слишком сложно. Я же хочу простоты и ясности.
– Простота в том, – пояснил я, – что церковь рано и поздно снова придет в королевство. И на этот раз навсегда. Как уже пришла в Сен-Мари. Я только надеюсь, что здесь ее начнут восстанавливать сами. И что никогда не наступит день, когда здесь вынужденно высадится грозное войско крестоносцев.
Он охнул.
– Неужели такое возможно?
– Увидите, – ответил я. – Кнутом или пряником, но Вестготия войдет в Царство Небесное на земле. И будет всем щасте.
Ашворд вздохнул, осторожно поднялся.
– С вашего позволения я пойду передам Его Величеству ваши… взгляды на будущее наших отношений.
– Передайте заодно мои самые искренние уверения в дружбе и почтения к Его Величеству, – сказал он.
Он ответил так же любезно:
– Это я сделаю с величайшим удовольствием!
Дверь за ним закрылась, я несколько мгновений смотрел в нее тупо, перебирая разговор и прикидывая, не перевернут ли мои слова как-то иначе, все ведь можно понять не так, что большинство и делает…
Из каменной стены справа от двери вышел пышно одетый господин в широкополой шляпе с пером, лицо веселое, черные усы торчком, весело улыбнулся во весь рот, сверкнув белыми зубами.
– Отличная работа, сэр Ричард!
– Это не работа, – возразил я автоматически.
– А что?
Он прошелся по комнате, бодро взмахнул полой плаща и лихо уселся в свободное кресло.
– Творчество, – пояснил я. – Вдохновение!.. Порыв. Вам это знакомо?
Он расхохотался весело и вкусно.
– Еще бы! За что и полетел вниз вверх тормашками. Творить мог только Он, а мы так, исполнители Его воли.
Я тупо рассматривал его, такого довольного, сияющего, в наимоднейшем костюме, с торчащими в стороны усами. Кончики залихватски вздернуты, вид самый что ни есть бретерский, один вид вызывает желание вызвать на дуэль.
Толстый ковер не примялся под дорогими сапогами из тонко выделанной кожи, а сам он все так же не отбрасывает тени.
– Чем вы так довольны, сэр Сатана? – спросил я с подозрением. – Где я сглупил?
Он развел руками, глаза смеются все так же весело и задорно.
– Ну зачем же так? Я здесь с самыми искренними поздравлениями. Вы сделали правильный выбор! Жениться нужно… гм… правильно.
Я ответил сварливо:
– И что, раз вы одобрили, я должен немедленно отказаться? Не дождетесь.
Он развел руками, глаза смеяются, лицо просто излучает веселье и хорошее настроение.
– Ну зачем же вам ориентироваться на меня? Так и запутаетесь. Или я вас запутаю. На белое скажу «белое», а вы, чтобы не идти со мной в ногу, скажете «черное»… ха-ха!
– Не дождетесь, – повторил я. – У меня свой путь от сперматозоида до императора.
Он захохотал.
– Я вас люблю, сэр Ричард!.. Вы хоть и противитесь, как любой бунтующий против родителей ребенок, но вы с таким энтузиазмом и умением начали железную дорогу, как вы ее называете, что даже я впечатлен… Это именно то, что так нужно этому миру.
– Ага, – сказал я угрюмо, – ага. Но не для того, для чего вы думаете.
– А для чего? – спросил он.
– Для всего, – огрызнулся я. – Для хорошего и плохого, но хорошего раскочегарим намного больше! И нечего, да. Не будет по-вашему.
Он выставил перед собой ладони, мне почудилось очень знакомое, потом вспомнил, что в последнее время сам так часто делаю.
– Ради всего вам ценного! – возразил он. – Пусть будет по-вашему! Потом увидите, что это и по-моему.
– А вот и не будет, – сказал я. – Будет по-моему.
Он расхохотался.
– Я целиком «за». Первый сад создал Бог, а первый город – Каин! И все больше вижу городов, где не то, что садов, деревьев нет! Так что вам трудно будет сделать железную дорогу орудием церкви. Даже если будете возить по ней одних священников.
– Сделаю, – сказал я упрямо.
– Сомневаюсь, – ответил он. – Последнее время я все чаще склоняюсь к мысли, что людям нужно не избавляться от сомнений, их не так уж много, а, напротив, учиться сомневаться.
Я поморщился.
– Зачем?
– Важно, – сказал он наставительно, – приучить свой разум к сомнению, а сердце к терпимости. Терпимость к чужому мнению и к чужим религиям – критерий разностороннего человека…
– Ага, – сказал я саркастически, – разносторонний, это в котором и от Бога, и от Змея?.. Спасибо. Так, глядишь, терпимость приведет к признанию содомии, исключению гомосексуализма из грехов против природы человека…
Он поморщился.
– Ну, это было бы слишком.
Я запнулся, посмотрел на него с недоверием. Он тут же насторожился, повернулся ко мне всем корпусом и даже чуть наклонился вперед.
– Что, – переспросил я, – в самом деле не планируете со временем узаконить содомию? Браки мужчин с мужчинами?
Он коротко усмехнулся.
– Даже браки? Нет, но в качестве развлечения… почему нет? И пусть все ханжи передохнут от возмущения, но такое на тайных оргиях я поддерживал и буду поддерживать.
– Круто, – проговорил я ошарашенно, – ну да, ну да… либо вы почувствуете вкус…
– Либо?
– Либо, – закончил я, – человек сумеет пойти еще дальше, чем вы полагали. Господи, ну что мы за свиньи?
Он запнулся на полуслове, брови поднялись в великом изумлении.
– Сэр Ричард, у вас и шуточки… Хотя вообще-то главное правило в жизни: никаких правил нет.
Я проговорил:
– Да это звучит… хлестко.
Он довольно улыбнулся.
– Люблю образность.
– Образность, – пробормотал я, – это сила. Для простых человечков всегда важнее хлесткость, образность, яркость… а верно утверждение или нет – дело десятое. Стоит поразить дурака оригинальным сравнением, примет, как руководство к жизни.
– В этом я хорош, – признался он с настолько скромным видом, что паче любой гордыни. – Людям нужны простые и запоминающиеся ориентиры.
Я пробормотал:
– Но даже у животных есть правила. Иначе как бы ужились в стае? А мы еще те звери… Наше спасение как раз в правилах. И чем человек выше, умнее и сложнее, тем правил больше. Меньше всего у преступающего их. Преступника.
Он сказал с широкой улыбкой:
– Можно называть таких людей преступниками, а можно – бунтарями, революционерами, непокорными душами, свободными людьми. Все зависит от того, по какую вы сторону баррикады.
– Тоже красиво, – согласился я. – Мы все в детстве мечтаем освободиться от власти родителей, потому и бунтуем против всего на свете: устоев, морали, законов, моды, власти… Потому малолетних придурков с вот такими соплями весьма легко ловить на идею бунта и революции. Но я хоть молод…
– … зато старые книги читал, – закончил он. – Видите, я помню ваши хлесткие фразы. Тоже пользуетесь!
– Но я пользуюсь не для разрушения, – напомнил я. – Ни один еще бунтарь или революционер ничего не создал. Что, не так? Только умели ломать, разрушать, убивать и жечь. Потому хотя бунт и мне по нутру, еще как по нутру… оно в вашей власти, верно?.. но умом я над нутром и половыми позывами. Достаточно мощными, надо сказать.
Он кивнул.
– Да, меня впечатлило, как вы удержались, а ведь могли бы тащить в постель лучших красавиц королевства!.. За что еще больше зауважал вас.
Я пожал плечами.
– За такую малость?
– Это не малость, – возразил он. – Это просто и примитивно, как вы говорите, но не малость. Карьера многих очень достойных и мудрых мужей рушилась в одночасье, когда поддавались подобным порывам. Вы правы, сказав как-то, что где Сатана не сумеет, туда женщину пошлет… Женщина – самый простой и надежный способ совратить человека. Мне такие, если честно, не слишком интересны. Это, как вы говорите, простолюдины… Неважно, герцоги или принцы – все равно простолюдины по духу. А вы да, аристократ, вас голыми ногами не возьмешь. Потому я с такой охотой общаюсь с вами. Каждый умный человек, признает он это или нет, – на моей стороне. Да здравствует разум, да скроется тьма!.. Парадоксально, но тьма сейчас на победившей стороне. Церковь – это тьма. Религия – тьма. А мое имя – Люцифер, что значит…
– Сияющий, – перебил я, – источающий свет, светоносный… и так далее. Это, конечно, парадокс, но тьма тоже может сиять. Я имею в виду призывным светом. И на свет тьмы всегда слетались и будут слетаться мириады безголовых мотыльков, будь они простолюдины или принцы…
Он пробормотал:
– Свет тьмы… гм… достаточно образно. Спасибо, я постараюсь использовать это в спорах. В общем, сэр Ричард, я появился на пару минут, чтобы совершенно искренне… можете поверить!.. поздравить вас с женитьбой. Это правильный и своевременный шаг. Да вы и сами это прекрасно знаете. Было время, когда вы своим мечом пробивали дорогу в жизни, потом настал период, когда прорубывались мечами и копьями армии, а сейчас третий уровень… да-да, когда уже и армии мало что могут. Возвышения достигают династическими браками… Хорошо-хорошо, исчезаю!.. Но я и незримо продолжаю вами восторгаться, сэр Ричард!