Торкилстон застонал, я перебрался через груду камней, Ордоньес сказал за спиной бодро:
– По крайней мере, не стоим. Ненавижу штиль!
Я шел осторожно, стены тоннеля выглядят едва не отполированными, а это обязывает к особой осторожности. Когда слишком хорошо сделано, это нехорошо. Подозрительно.
– Вот здесь, – сказал я, – надо прыгнуть.
– Надеюсь, – пробурчал сэр Торкилстон, – не слишком далеко?
– Не думаю, – сказал я, – что строители были необыкновенными прыгунами. Просто вон та плита с цветочком чем-то нехороша. Ну не ндравится она мне! Утолщение спинного мозга предостерегает всерьез.
Ордоньес сказал беспечно:
– Давайте, я первым! А на какую прыгать?
– Первым я, – сказал я. – А вы смотрите на мои задние ноги. И вообще ступайте след в след. Мы как волки на боевом задании.
Торкилстон сказал с опаской:
– Нет, вы прыгаете… слишком опасно. Можете перескочить и нужную плиту. А вот из меня прыгун неважный. Если перепрыгну, вы оба сможете…
Глава 17
Его шатало, а язык от усталости заплетался. Я снял с него мешок с доспехами, Ордоньес кивнул понимающе и приготовился поддерживать Торкилстона, если тот свалится.
– Что вы делаете? – спросил Торкилстон с вялым достоинством.
– Уравниваю длину прыжка, – объяснил я. – Готовы? Тогда следуйте за сюзереном.
Я прыгнул без разгона, холодок страха пахнул снизу, когда подозрительная плита проносилась подо мной, звучно ударился на той стороне подошвами и оглянулся с такой торопливостью, что чуть не свихнул шею. Ордоньес скакнул следом, как горный козел, а Торкилстон отошел к противоположной стене, разогнался…
…чересчур, как оказалось, в последний момент нога поскользнулась, он не прыгнул, а почти проехал по всем плитам, и сразу же тяжело загрохотало, а свет странно померк.
Торкилстон даже не смог оглянуться, лежит, распластавшись и тяжело дыша, как выброшенный на берег кит.
Ордоньес закричал:
– Потолок!
Вся каменная масса потолка пошла вниз. Я быстро взглянул на стены, все четыре на месте, хотя для нас вообще-то нет разницы, но уже то, что не пошли сближаться, говорит о соблюдении каких-то законов мироздания.
– Бегом! – крикнул я.
Торкилстон устало простонал:
– Я даже с поля боя никогда не бежал!
– Я приказываю! – закричал я так, как никогда ни на кого не орал. – Это не бегство!
Он спросил надменно, не делая попыток подняться:
– А что?
– Заманиваем врага, – рявкнул я. – А потом убьем! И ограбим!
Ордоньес подхватил его под руку и поволок за собой. Я бежал впереди, улавливая их топот в грохоте каменных плит, тоннель кажется бесконечным, но теперь то, что по-прежнему ведет под уклоном вниз, как, оказывается, хорошо и удобно…
Мы выскочили, пригибаясь, в небольшой зал, не столько зал, а как бы вздутие в длиннющей кишке тоннеля. Моей головы коснулась холодная каменная плита, я ощутил, какая немыслимая тяжесть в ней, согнулся и выкатился в продолжение тоннеля, там свод неподвижен.
Сэр Торкилстон упал на колени и остановился.
– Я не поползу на четвереньках! – заявил он негодующе. – Я и на колени никогда раньше…
Мы с Ордоньесом ухватили его и вытащили к себе как раз за секунду до того, как исполинская плита потолка прижалась к полу.
Потом был сплошной кошмар, на описание которого у летописцев ушло бы не меньше трех томов, но я по-мужски буду краток: были еще пещеры, а в них обнаруживались жуткие порождения подземелий, с одними дрались, от других удирали, хотя для сэра Торкилстона это был воинский маневр по заманиванию противника.
В конце концов мы собрали за собой погоню из всех параллельных пещер и ходов, что где-то да соединялись, мчались со всех ног, сэр Торкилстон хрипел, как загнанный жеребец, с Ордоньеса срывались клочья желтой пены. Сзади грохотало, первыми за нами гнались исполинские жуки-скарабеи, их с хрустом давили падающие плиты, стены сдвигались, потолки привычно опускались…
…впереди забрезжил странный свет, пот заливал мне глаза, я сам хрипел и стонал, ноги подкашиваются, и вдруг в грудь ворвался свежий цветочный воздух, жар обрушился на голову и плечи, а глаза едва не ослепли от яркого света.
Под ногами хрустнули сочные стебли, я торопливо оглянулся. Из узкой расщелины в вознесенной до небес великанской стене выскочили, шатаясь, Ордоньес и Торкилстон.
За нами выметнулся гейзер желтой пыли, снизу поднялась каменная плита и закрыла вход с такой ювелирной точностью, что не просунуть и волоска… Пыль быстро осела, и даже я, не отводящий взгляд от тайного входа, уже не смог бы сказать, где он находится.
Оба повалились на траву, Ордоньес захватил зеленые стебли в пригоршни и, сорвав, поднес к лицу. На лице счастье, неожиданно разразился хриплым каркающим смехом.
– Я думал… выйдем в преисподней!
Я сказал замученно:
– Такое здесь королевство. При землетрясении одни участки поднимались чуть ли не до небес, другие опускались… Эта долина, думаю, на уровне нашего Сен-Мари.
Торкилстон с трудом перевалился на спину, грудь вздымается бурно и с хрипами. Небосвод темно-синий, на западе уже в пурпуре, облачные горы окрасились торжественно-алым. Солнце, огромное и распухшее, медленно сползает по вогнутому небосводу к темному краю земли.
Ордоньес проворчал сиплым голосом:
– Сплюньте. Боюсь, и сейчас еще меняются местами. Хотя бы раз в сто лет.
– Сто лет, – сказал Торкилстон стонуще, – пусть даже каждый год…
Я торопливо осматривался, в сотне ярдов от нас роскошная роща олив, таких огромных и величественных, что просто библейские кроны, словно этот угол мира сохранился с тех допотопных времен, когда все было больше, прекраснее и чище.
В роще виднеется массивная скала размером с двухэтажный дом, черная, блестящая, словно только что родилась, изломы камня сверкают, не тронутые дождями и ветром, мое ухо уловило легкий плеск, словно широкая струя воды падает с небольшой высоты в бассейн…
– Если это не Сумрачный Грот, – проговорил я сдавленным голосом, – то я и не знаю…
Ордоньес спросил, не поднимаясь:
– А на карте?
– Карта молчит, – сказал я, – а что она хрюкнет, если тут еще никто не мусорил…
Торкилстон промычал в землю:
– Добейте. Дальше ни шагу.
Ордоньес сказал сочувствующе:
– Вы правы, благородный друг. Давайте вашу мизерикордию. Вас куда, в глотку, сердце или пониже, чтоб прочувствовали?
Торкилстон буркнул:
– Ну и шуточки у вас, граф… Вы в самом деле граф?
– Еще какой, – ответил Ордоньес гордо, – разве не видно по стати? Мы с вами прошли по дорогам, по которым сэр Ричард каждое утро перед завтраком гуляет!
Торкилстон передернулся с головы до ног.
– Не хотел бы пойти по тем дорогам, по которым он после обеда и перед ужином…
Я прислушался, сказал резко:
– Тихо! Вон там вороны взлетели…
Они послушно затихли. Минуты тянулись, как густой клей, наконец из-за рощи показались пятеро усталых до крайности людей. Вспугнутые вороны со злобным карканьем покружились над их головами и начали снова опускаться на ветви. Я с изумлением узнал Вильярда и Боудеррию, оба поддерживают старого мага Дрескера и Алонсию. Замыкает шествие очень приземистый мужик, поперек себя шире, в доспехах с головы до ног и в роскошной рыжей бороде, выпущенной на бочкообразную грудь. Топает с гигантским топором через плечо, с уверенным и очень хозяйственным видом.
Я сравнил взглядом его рост с Вильярдом, понятно, это и есть пятый участник их группы, гном, которого встретили где-то по дороге.
– Видите? – спросил я. – Прут к Гроту! Значит, еще не взяли Камень Яшмовой Молнии!
Торкилстон сказал сипло:
– Нам их не обогнать.
Ордоньес проворчал:
– Похоже на то. Однако хотя бы попытаемся.
– Как?
Я сказал быстро:
– Не высовывайтесь. Они измучены, но к Гроту так близко, что никуда от них не денется. И не побегут сейчас, пока нас не видят. Сейчас будут огибать рощу, а вы ждите, копите силы. Как только повернутся к нам спинами, бегите изо всех сил! Но без воплей, понятно.
– На цыпочках, – сказал Ордоньес. – Ага, тихо-тихо, как летучие рыбы.
– И так же быстро, – сказал я. – Во-о-от… Отдохнули? Теперь пора!
Торкилстон проговорил отчаянным голосом:
– Да уж наотдыхался на всю жизнь…
Я старался не сильно обгонять обоих, им останавливать гнома и Боудеррию, пока схвачусь насмерть с Вильярдом, иначе та же Боудеррия или даже принцесса ринется в грот и первой ухватит Камень Яшмовой Молнии.
Торкилстон сопит и дышит с хрипами, Ордоньес сильно похудел за время нашего путешествия, но глаза горят лихорадочным весельем. Оба грузно топают при беге, однако в группе Вильярда никто еще не услышал, у самих хрипят легкие, а ноги волокутся по земле, почти не отрывая от нее подошв.
– Еще чуть, – прошипел я тихо. – Догоняем! Готовьтесь к схватке. Сэр Торкилстон, где ваш арбалет?
– Уже взведен, – ответил он сипло.
– Берите в руки.
Вильярд идет в группе первым, его закрывают спинами Боудеррия и принцесса, он начал ускорять шаг, стремясь поскорее войти в Грот, до него уже сотня шагов, семьдесят, пятьдесят, тридцать, двадцать…
Я выхватил лук Арианта и быстро наложил стрелу. Еще три быстрых шага, опережая Торкилстона и Ордоньеса, я заорал страшным голосом:
– Всем стоять!.. Кто шелохнется – убиваем на месте!
Они начали останавливаться медленно и не сразу, словно мой свирепый вопль пробивался к ним сквозь грохот крови в ушах и шум в голове.
Торкилстон и Ордоньес догнали меня, встали по бокам и даже чуть впереди. Торкилстон поднял арбалет к плечу, а Ордоньес с недоброй улыбкой подбросил и ловко поймал за рукоять длинный нож с узким лезвием.
Вильярд обернулся, измученный, глаза ввалились, щеки и глаза запали, скулы торчат, словно из песка кости доисторических животных, но рот упрямо сжат, а рука медленно потащила из ножен меч. Доспехи помяты, погнуты, с плеч сорваны стальные пластины, на блестящем панцире глубокие следы алмазных когтей, две сквозные пробоины и несколько вмятин, словно болты из арбалетов так и не сумели просадить стальн