Женщина с плачем уже поднимает мужчину, тот весь в лохмотьях, кровь хлещет из перебитого носа и расквашенных губ, сам хрипит и с перекошенным лицом хватается обеими руками за грудь.
Я спрыгнул с коня, подобрал меч и старательно вытер запачканное лезвие об одежду убитых.
Женщина взглянула с ужасом на лице.
— Спасибо… ваша милость!
Но в ее глазах оставался страх, я могу оказаться зверем и похуже, чем эти оборванцы, что и разбойники-то липовые.
Я отмахнулся.
— Пустяки…
— Ваша милость, наши жизни в ваших руках!
Я подошел к мужчине, опустил ему на плечо руку и чуть подержал. Его искаженное болью лицо на глазах изменилось, он посмотрел на меня с испугом.
— Ваша милость…
— Отдохни чуть, — сказал я, — и можете ехать. Кости целы, а мясо заживет.
Пес наконец поднял зад от земли, подошел к ним и обнюхал. Они закрыли глаза в ужасе и даже приподнялись на цыпочках, будто старались оторваться от земли и взлететь повыше.
Я вскочил в седло.
— Бобик!.. Рядом!
Арбогастр сразу пошел карьером, ветер засвистел в ушах. Женщина и ее мужчина сейчас соберут вещички, обойдут убитых и снимут с них все ценное, начиная с сапог и башмаков, порадуются удаче, а я вот, дурак, сразу повеселел, будто чего-то в самом деле стою. Спас двух оборванцев от других оборванцев, это вроде бы перевешивает то, что про… в общем, продул с треском, будто после касторки, огромную страну.
От земли пошел редкий неопрятный туман, ветер иногда разгонял его, однако не рассеивал, а комья сбивались в кучу и катились, пока не застревали в кустах. Холодный и отвратительно сырой ветер все время дул навстречу, даже когда Зайчик шел шагом.
Мне показалось, что мгла начинает сгущаться, как при солнечном затмении, но это всего лишь черные тучи укрыли небо в несколько слоев.
Впереди показались крыши домов, мы выметнулись на околицу, я придержал арбогастра, на земле в лужах крови несколько свирепо растерзанных трупов, над ними громко рыдают женщины. Дети ревут и прячутся в их подолы, мужчины угрюмо сжимают кулаки и грозно хмурятся.
За спиной послышались окрики, там нестройная толпа, вооруженная кольями, топорами, вилами и косами, волнуется и потрясает своим грозным оружием, перед ними размахивает руками приземистый и грузный мужик с черной разбойничьей бородой.
— Доколе будем только прятаться? — орал он. — Мы что, овцы?.. Доколе, я спрашиваю?
Кто-то возразил несмело:
— Дядя Джон, мы ж не прячемся уже…
— Отбиваемся! — крикнул мужик, которого назвали Джоном. — А нас уже сколько?.. Вон старгатцы влились в нашу деревню, мы теперь село, а не деревня!.. Почему трусим?
Я пустил коня к ним ближе, мужик замолчал и посмотрел на меня с надеждой.
— Тролли? — спросил я.
Он выкрикнул в ярости:
— Зеленомордые опять напали ночью и выкрали скот!.. А еще и убили двоих, вот с краю мой свояк лежит с разорванным горлом!
— За свояка надо мстить, — согласился я.
— А как же, ваша милость!
— И что надумали?
Он прокричал:
— Надо наконец-то самим пойти на них!
— Ого, — сказал я. — А что, их там кучка?
Он фыркнул.
— Не кучка, но они не живут большими племенами. Их там не больше десятка самцов и три-четыре десятка самок с детенышами. Раньше жили охотой, а теперь повадились нас грабить!.. Это легче, мы же хуже овец!
Парень, что пугливо держится в сторонке от толпы, возразил:
— Но мы все равно богатеем, дядя Джон!
Он зыркнул на него злобно и с отвращением:
— Умолкни, трусливая тля!.. Мы, люди, должны смести их с лица Земли! Чтобы наши внуки жили спокойно!
Я поинтересовался:
— А где зеленые?
Он протянул руку в сторону леса.
— Вон там! Даже не прячутся. Сразу же за первыми деревьями. Солнца не очень любят, жабы проклятые!
— Высыхают быстро, — объяснил я.
— Вот-вот, а в дождь так и вообще ходят у нас между домами, скот забирают!.. А наши сидят за дверьми и дрожат, на все крючки и запоры закрываются.
Я сказал:
— Тогда действуйте! Я здесь проездом, но мне как раз в ту сторону. Помогу.
Мужик посмотрел на меня недоверчиво.
— Хорошо, если так. Спасибо на добром слове! И один такой… с мечом и луком — помощь… Эй, парни, двинулись! Не расходиться, держаться вместе, прикрывать друг друга!..
Он поехал сбоку, поглядывая, как они двинулись молча, злые и решительные, сжимая в руках крестьянское оружие.
Мужик оглянулся на парня.
— Ты остаешься?
Я сказал ему:
— Оставь этого политкорректника.
— Кого-кого? — переспросил он.
— В моем королевстве, — объяснил я, — трусость называют политкорректностью. Ну, чтоб не так стыдно. Тогда как бы и не трусость…
— А-а, — протянул он понимающе, — значит, остатки совести еще остались.
— Но их быстро затаптывают, — сказал я, — без совести жить спокойнее.
Парень, покраснев до корней волос, ухватил длинный кол с острым концом, обугленным в костре для крепости, побежал за отрядом.
Мужик ухмыльнулся.
— Иногда те остатки могут разгореться в костер.
— Иногда, — согласился я. — Жаль, что совсем иногда.
Глава 7
Толпа крестьян, бестолково гогоча, как глупые гуси, поперла в сторону леса. Я уже пожалел, что пообещал помочь, зачем мне эти дурацкие разборки — кто у кого корову спер, не эрцгерцожье дело, но отступать уже поздно, да и стена деревьев приближается с каждым шагом.
Всегда замечал, что лес выставляет на охрану границ самые могучие деревья, в глубине может быть любая мелочь, а тут на кордоне самые что ни есть исполины… а дальше вдали мелькнуло нечто живое, хоть и зеленое. Я всмотрелся и помахал рукой крестьянам, чтобы поторопились, тролли вот-вот заметят и успеют приготовить неласковую встречу.
Джон подбежал, весь красный и запыхавшийся.
— Их уже видно?
— Нас уже видно, — пояснил я.
— Плохо…
— Зови всех в атаку!
Он повернулся, но не стал орать, а вскинул над головой топор и бешено понесся к стене деревьев. Мужики, к моему удивлению и удовольствию, молча бросились следом, по их движениям я видел, что уже приходят в ярость и неистовство.
— Никого не щадить! — прокричал я. — Пленных не брать!
Они неслись с топотом и сопением, я вырвался вперед, меч во вскинутой руке, первых же выскочивших из шалашей троллей срубил безжалостно, а следом с дикими криками набежали крестьяне, началась некрасивая и безобразная схватка.
Я носился по кругу и в азарте рубил, крушил, повергал. Несколько троллей, то ли самцов, то ли самок, наконец-то бросились наутек. Я схватил лук, однако успел поразить только три зеленые спины: Джон, пользуясь преимуществом численности, расставил своих людей так, что те перехватывали бегущих и брали их на колья.
Голова раскалывалась от дикого визга, рева, хриплых криков, но затем все начало затихать, слышались только стоны раненых. Джон покрикивал, посылал проверить распростертых в лужах крови, кто-то может прикидываться дохлым.
Когда я подъехал, он повернул ко мне сияющее лицо.
— Ваша милость, спасибо! Мы даже не думали, что удастся справиться так быстро! Народ пуглив, привык бояться… Могли бы и раньше, зря терпели.
— Армия Тьмы ушла давно, — ободрил я. — А с мелочью справитесь! А это была не мелочь.
— Ваша милость, останетесь на пир в честь победы?
Я помахал рукой.
— Увы, дела… Вы там не больно увлекайтесь насилованием…
У него брови взлетели выше лба.
— Насилованием?.. Ох, ваша милость шутит…
— Ага, — согласился я. — Конечно, шучу.
Они бросились добивать раненых троллей, не разбирая — самец или самка, которых можно бы сперва… а потом добить, и смотрели вслед, как мы втроем красиво и гордо уносимся между деревьями на залитый солнцем простор.
Через несколько минут я снова ощутил, что никакой я не герой, а вообще-то трус, что пытается как-то увильнуть от главной проблемы: как выбить врага из Армландии.
Это два-три года назад можно было бы гордиться и задирать нос: прискакал на красивом коне, сам красивый и величественный, помог, не слишком-то и утруждая себя, спас… но сейчас-то понимаю, что это мышиная возня для моих нынешних масштабов.
— Вперед, — сказал я Зайчику в ухо. — Не останавливаемся! Даже если прямо перед нами дракон будет выкрадывать или насиловать принцессу… Всех не наспасаешься. Их, как муравьев, а мне королевство спасать надо… А то и человечество, как говорят.
Он всхрапнул и ускорил бег, стараясь обогнать Пса. Тот нагло скалился и стелился над землей, как огромная низколетящая птица.
По дороге то и дело попадались отряды вооруженных людей, но мы проскакивали слишком быстро, чтобы они успевали нас остановить и о чем-то спросить, а в погоню за нами никто и не бросался. И слишком быстро мчимся, и одинокий всадник никакой опасности не представляет…
Несколько сел и деревень остались позади, далеко слева на возвышенности проплыл город, еще дальше появился справа город еще крупнее, крепостная стена сохранила отметины жестоких схваток, кое-где видны заплатки из новенького камня, ворота тоже новые, даже доски не успели покрасить.
Я пронесся мимо, на стенах только проводили нас взглядами. Дальше дорога стала оживленнее, чаще попадаются как группки странствующих, так и караваны с нагруженными верблюдами и лошадьми.
Бобик оглядываться перестал, сообразив, что будем мчаться до некой цели по прямой. Арбогастр понесся как гигантская черная стрела, а я зарылся в гриву и все думал о странном существе, живущем в ручье, которое сумело растворить свою суть в реке, теперь ни на сушу, ни в море — там вода соленая, серьезный минус, зато нехилый бонус — бессмертие…
Алхимики утверждают, древние нашли путь к бессмертию, превращаясь вот так в элементы воды, земли или воздуха, потому до сих пор можно встретить живые скалы и даже горы, не говоря уже о деревьях, которым тысячи лет. Но, во-первых, это не бессмертие, потому что даже горы разрушаются через миллионы лет, не говоря уже о деревьях, во-вторых, чем-то этот путь нехорош… И потому, то ли немногие решили доживать остаток жизни в камнях, то ли камень за тысячи лет победил и разум погас, не находя себе применения, но я ни разу не встретил живых и развитых интеллектуально скал…