— Что вы хотите, сэр Ричард?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Ваше Величество, вам разве опыт не подсказывает?
— То мне, — буркнул он, — а у вас молоко на губах не обсохло!
— А я вампир, — сказал я. — Информационный. Чужим опытом питаюсь, чтобы меньше свою дурь показывать… хотя, конечно, ухитряюсь, еще как ухитряюсь.
Он криво усмехнулся.
— Когда, по-вашему?
Я прислушался, голоса вроде бы все еще раздаются на дворе, но часть как бы переместилась в здание.
— Мне кажется, — сказал я осторожно, — ваш сын, принц Роднерик, не совсем уж лег спать перед долгим путешествием с утра. Хотя, на мой взгляд, стоило бы выспаться.
Он буркнул:
— Может быть, просто гуляет напоследок?
— Да, — согласился я, — только по-своему. По своим правилам.
Он приблизился к стене, разделяющей эту комнату и его королевскую спальню, оглянулся на меня с неудовольствием. Я сделал каменное лицо, он потрогал россыпь блестящих камешков на стене, один послушно отодвинулся в сторону.
Глава 6
Я попытался мысленно восстановить в памяти стену спальни с той стороны, так и есть, там в нарочито затемненном месте мозаика из множества блестящих камешков, кусочков стекла, малахита, так что в той пестроте даже самый блестящий глаз останется незамеченным.
Через некоторое время он буркнул:
— А кто там на моем ложе?
— Ваш внук, — сообщил я. — Простите, Ваше Величество, но я угостил его императорским вином…
Он поморщился.
— Надеюсь, не облюется.
— Спит, как убитый, — заверил я. — А еще… тихо-тихо!.. Слышите?
Он сделал мне знак, чтобы я умолк, хотя из-за такой толстой стены вряд ли услышат наш шепот.
Я торопливо перешел на запаховое зрение, сработало очень плохо: я увидел там еще свой блеклый образ, растянутый от ложа и до двери, потом сосредоточился, заболела голова, в ушах неприятный звон, но стена как бы стала матовой, я увидел в сером цвете королевские покои, где распахнулись двери, вошел принц Роднерик с обнаженным мечом в руке.
Я успел увидеть вооруженных людей в коридоре, но войти они не посмели, зато Роднерик, крадучись, приблизился к ложу, поднял над головой меч.
Рядом со мной Фальстронг судорожно вздохнул. Меч принца с такой скоростью метнулся вниз, что мы увидели только сверкающую полосу блестящей стали.
— Умри! — выкрикнул Роднерик остервенелым голосом. — Умри, сволочь!
Меч рассек закутанное в одеяло тело чуть ли не пополам. Брызнула кровь, а Роднерик в исступлении рубил и рубил, пока все ложе не залил потоками крови, а затем отшвырнул меч на середину комнаты.
Фальстронг тихо стонал сквозь зубы. Я успокаивающе положил ладонь на плечо и тихонько сжал, выказывая искреннее сочувствие и поддержку.
А в спальне Роднерик ухватил со стола корону обеими руками, жадно припал к ней губами.
— Наконец-то!.. Наконец-то я король!
Он резко повернулся к теснящимся в коридоре сторонникам, но те смотрели в ужасе на истекающее кровью изрубленное тело на ложе, все еще укрытое кусками одеяла, и войти не решались.
— Я король! — повторил он громко. — И отныне Варт Генц — мое королевство. И в нем будут только мои законы!
Он красуясь поднял на вытянутых руках корону, полюбовался, снова прижался губами к золотому ободку с рубинами, а потом медленно и торжественно опустил себе на голову.
В зеркале фигура оставалась темной, он поставил перед ним светильник с тремя свечами, и корона заиграла всеми красками драгоценных камней.
Некоторое время гордо поводил плечами, смотрел то задирая подбородок, то выпячивал нижнюю губу, руки упер в бока.
Мы слышали, как он проговорил негромко:
— Наконец-то… Наконец-то я король… и королевство все мое!
Фальстронг снова простонал сквозь стиснутые челюсти. Я думал, что он так и будет терзаться душевными муками, но короли — люди из другого теста, он поднял руку над головой, там вдоль стены свисает неприметная шелковая веревка под ее цвет, ухватил за узел на конце и с силой дернул.
В дальнем конце королевской спальни распахнулась широкая дверь. Группа воинов в полных доспехах и со щитами в левой, а с мечами в правой, вбежали согласованно, словно одно тело с сорока ногами и двадцатью головами, остановились, будто застыли.
Принц Роднерик опешил всего лишь на миг, про эту дверь, судя по его лицу, явно не знал, но тут же пришел в себя и сказал гордо и надменно:
— Король Фальстронг мертв!.. Отныне я — король!
Фальстронг, скрипя зубами, ухватился за нечто невидимое мне в стене и с силой потянул в сторону. Тихо затрещала, лопаясь, тонкая ткань, закрывающая тайную дверь.
Вход в королевскую спальню распахнулся и с этой стороны. Надменно вскинув подбородок, Фальстронг сделал шаг вперед и остановился, суровый и мрачный, несмотря на то что был в ночном белье.
— Пока еще нет, — произнес он холодным и очень державным голосом. — Пока еще нет, сын мой.
Принц Роднерик застыл в диком изумлении, потом на лице появилось недоверие, страх, непонимание.
— Что? — прокричал он. — Ты… призрак?.. Ты — призрак!.. Уходи, я тебя не звал!.. Ты не можешь мне повредить!
Я сказал громко:
— Он и раньше не мог. А я вот могу.
Он бросил на меня лишь злобный взгляд искоса, Фальстронг куда страшнее, прокричал дрожащим голосом:
— Убирайся обратно в ад!.. Ты не хотел отдавать мне трон, я должен был…
Фальстронг молча смотрел на него с суровой скорбью.
— Убить? — спросил я. — А дождаться не мог?
Роднерик вскрикнул:
— Дождаться? Сколько еще ждать?..
Фальстронг смотрел на него с мукой в глазах, а Роднерик, что-то поняв по моему лицу, ринулся к королевскому ложу. Одеяло залито кровью, но человеческую фигуру, хоть и заметно осевшую, видно отчетливо.
Он бросился к ней, торопливо отбросил залитое кровью одеяло. Мы видели, как он застыл со вскинутыми руками, словно мгновенно превращенный в мрамор, руки с растопыренными пальцами выставлены перед собой, защищаясь от страшного зрелища, затем из его груди вырвался страшный звериный крик.
Фальстронг сделал движение броситься к нему, я удержал.
— Даже зверь, убивая чужих детенышей, защищает своего.
Я встал за спиной Фальстронга, так, на всякий случай, обнаженный меч тоже в моей руке, Фальстронг произнес с отвращением:
— Ты был просто дураком… а теперь стал еще и убийцей… Теперь ты видишь, кого вместо меня отправил на тот свет!
Роднерик с воем отбросил изрубленное и пропитавшееся кровью тяжелое одеяло. Страшные удары, рассекая тело, пощадили голову, я невольно сжался, когда Роднерик снова закричал страшно и дико, понимая со всей ясностью, кого с таким наслаждением рубил.
Фальстронг кивнул молчаливым телохранителям, они пробежали через спальню, слышно было, как в коридоре хватают, повергают на пол, вяжут и отбирают оружие.
Роднерик стоял на коленях перед ложем и с рыданиями прижимал к груди окровавленную голову сына. Стражи его обходили, бросая пытливые взгляды на короля.
Внезапно он вскочил, с диким ревом бросился на меня.
— Это ты, ты его убил!
Крепкие воины, что подчиняются только самому Фальстронгу, ухватили его сзади за руки и плечи. Роднерик рвался и пожирал меня бешеным взглядом.
— Я его всего лишь подставил, — ответил я ровно. — Под твой предательский удар. И если совсем уж честно, и сейчас не думаю, что сыноубийство — тяжелее, чем отцеубийство. И то, и другое — смертельный грех перед Господом и преступление перед людьми. Уведите его. И сторожите так, чтобы даже его сторонники, которых надо немедленно схватить, освободить не сумели.
Я говорил настолько властно и непререкаемо, что стражи, даже не спросив подтверждения у Фальстронга, оттащили Роднерика к дверям. Я подошел к нему и грубо сорвал с головы корону.
— Господь видит, ты не только недостоин короны… но и жизни.
Он тяжело хрипел, взгляд прикован к ложу, теперь оно без изрубленного одеяла, остались окровавленные куски мяса, которые не всякий мясник сумел бы так искромсать.
Я подал корону Фальстронгу.
— Ваше Величество, Господь не зря сохранил вашу жизнь… моими руками. Видимо, он одобряет то, что вы мне пообещали. И проследит, чтобы вы все исполнили.
Фальстронг хмуро кивнул, впервые я видел, чтобы на кого-то так смотрели, как он на родного сына. Того потащили в коридор, оглушенный несчастьем принц даже не сопротивлялся, ноги волоклись по полу, загребая ковер.
Фальстронг наконец проговорил мертвым голосом:
— Принца… заковать в кандалы и поместить в Башню Смерти. Он будет казнен за сыноубийство.
Я пробормотал так, чтобы услышали и телохранители:
— Вообще-то, и за отцеубийство тоже. Он же убил своего родителя… как он считал.
Когда телохранители молча выволокли принца в коридор, Фальстронг со смертельно бледным лицом в бессилии опустился в кресло, весь стал старым и несчастным.
— Лучше бы ты не появлялся, — произнес он с такой горечью, что у меня кольнуло в сердце. — Лучше бы меня там зарубили, как толстую свинью… и мое сердце не разрывалось бы вот так, как сейчас.
Я ответил с сочувствием:
— Не о вашей жизни я заботился, Ваше Величество, а о вашем королевстве! Видно же, что правитель из него никакой. Он погубил бы все, что вы с таким трудом выстраивали долгие и трудные годы!
Он поник головой, затем прошептал:
— Это верно, но… как мне горько. Как мне паршиво, ты представить себе не можешь.
— У вас еще двое любящих сыновей, — напомнил я. — По крайней мере, самый младший сын вас любит, как я слышал, и вовсе не собирается претендовать на трон!.. Кстати, из таких как раз и получаются хорошие правители, что не страдают самомнением.
Он тяжело вздохнул.
— Ты прав. Я король… и завтра появлюсь на люди королем. Но эту ночь я хочу погоревать как простой человек с его обычными слабостями.
Я поднялся, поклонился.
— Да, Ваше Величество. Вам нужно выреветься… или хотя бы выплакаться наедине. Утром увидимся, Ваше Величество.