Сердце мое затрепетало, сладкая и болезненная тоска стиснула его грубой нежной лапой. Как будто вернулся в свой мир, здесь мне уживаться не надо, здесь как бы дома…
Из-за дворца, из-за деревьев и вообще как будто прямо из воздуха появилось десятка два очень рослых эльфов, мне почти до середины груди, натянули луки и взяли меня на прицел.
Я заулыбался дружелюбно и помахал рукой.
— Если бы вы хотели меня подстрелить, — крикнул я с натужной бодростью, — уже бы сделали! Я Ричард Завоеватель, у меня очень важное дело к Ее Величеству королеве… королеве?
Но никто не подсказал, как зовут королеву, они продолжали держать меня на прицеле молча, никто не сдвинулся и на миллиметр. Как ее зовут, еще не забыл, важнее, чтоб заговорили, это уже контакт, а пока говорим, никто не стреляет, Бобик порывался ринуться к ним и обнюхать, я прикрикивал, а то придавит какого-нибудь, принесет и будет совать мне в руки, как добычу, да еще и требовать, чтобы похвалил и погладил.
Очень не скоро, выдержав меня, как перед дворцом какого-нибудь мелкого восточного сатрапа, из ворот вышли с десяток эльфов, одетых ярче колибри, все молодые и такие миленькие, что я сурово напомнил себе о крестоносной миссии, о чистоте нравов моногамной моногамности в мире безудержной полигамии, но мы все равно моногамили и моногамить будем, это угодно, да.
— Нас предупредили, — произнес один, самый, пожалуй, рослый, он задрал голову и смотрел на меня с откровенной неприязнью. — Иначе бы, вы правы, вы сюда бы не добрались. Ее Величество Блистательная Синтифаэль, рожденная из Света и Солнца, скоро изволит соизволить принять вас.
— Мне можно спешиться? — спросил я.
Он надменно наклонил голову.
— Да, вы можете коснуться нашей священной земли предков.
— Благодарю, — ответил я и соскочил на землю. — Ух ты, а так вроде бы совсем как простая. Только что песок вместо травы… Сеять не пробовали? Или не растет?
— Это золотой песок, — пояснил он высокомерно. — Здесь дворец Ее Величества!
— Ага, — сказал я пораженно и всмотрелся внимательнее, то-то так трудно по нему даже топтаться, — по простому удобнее…
— Это королевский дворец, — подчеркнул он, — можете проследовать в домик для гостей, освежиться. А во дворец вас пригласят.
— Спасибо, — воскликнул я. — Освежиться — это здорово! Бобик, Зайчик, пошли быстрее, пока места не захватили.
Эльф сказал хмуро:
— Коня и собаку оставьте. О них позаботятся, не волнуйтесь.
Я похлопал Зайчика по шее, а Бобика погладил по голове.
— Слышали? О вас позаботятся. Это значит, тебе принесут жареного кабана, а тебе, сладкоежка, ящик гвоздей или подков. Или мешок, кто знает, в чем эти непонятные эльфы носят…
Эльфы переглянулись, об этом им вряд ли сказали, но посмотрели на меня и решили не переспрашивать, мало ли какой юмор бывает у этих людей.
— Следуйте за мной, — сказал один.
Голоса у всех звучат звонко и чисто, как у детей, у некоторых вообще дисканты, трудно ощутить, кто какие вкладывает интонации, хотя мои уши ловят все, а мозг — с некоторым опозданием, но старательно расшифровывает, чтобы потом на лестнице сказать: я же говорил!
Домик для гостей выглядит еще сказочнее и причудливее, может быть, как раз из-за размеров, все-таки намного мельче королевского. Я рассматривал его во все глаза, из распахнутой двери выскочила молодая эльфийка с подносом в руках, я сразу насторожился, увидев в ее огромных покрасневших глазах слезы. Блестящие дорожки пролегают через высокие скулы на впалые щеки, ресницы жалко слиплись, а под глазами не только знакомая темная грязь, у женщин она постоянно, если попадут под дождь или поплачут, но и темно-красная кровь с потеками на щеки, эта несчастная эльфийка горько и трудно плачет кровавыми слезами!
Я оглянулся на нее, спросил угрюмо:
— Ее кто-то обидел? Может быть, пойти как-то… утешить?
Сопровождающий меня эльф посмотрел на меня с подозрением.
— Как?
— Ну, — сказал я в смущении, — обнять, погладить по голове, по плечам, по спине… почесать уши, поскрести там за раковинами…
Он поморщился.
— И что, она должна захрюкать от удовольствия?.. Сэр Ричард, вы что-то недопонимаете, а это хуже, чем недоперепить.
— Да, — согласился я, — недоперепить — это трагично. А что я недоперепонял?
— Это у нее скорбь по любимому, — объяснил он, понизив голос, эльфийка с подносом вроде бы услышала и с подозрением оглянулась в нашу сторону. — Это же так естественно!
Я выждал, когда он распахнет передо мной двери, заранее сделал равнодушную морду, чтобы не завопить от восторга, и в самом деле воздержался, хотя как будто попал в самое тщательно охраняемое помещение музея изящного искусства.
Стены в драгоценных произведениях, стол и столы сделаны не просто лучшими мастерами, но явно лучшими мастерами-эльфами, человеку такую красоту не создать.
Я сел за крайний стол, скатерти нет, будем жирные пальцы вытирать о соседа, делая вид, что обнимаем, или об одежду слуги, там уже делать вид не надо.
— Да, — сказал я с некоторым запозданием. — Реветь по любимому — естественно, мы того стоим. Передайте мои соболезнования. Хотя я мог бы прийти и лично выразить ей глубокое сочувствие и немножко посопереживать с нею, я такая вот чуткая натура, мог бы медленно и печально…
Он сел за стол напротив, на лице явное раздражение, но прочирикал так же легко и звонко:
— Она переживет и без вашего соболезнования.
— Стойкая натура, — сказал я с одобрением, — это важно. Тем более надо перестать, а то все глаза выплачет! Когда он погиб?
— Семьсот лет назад, — ответил он буднично.
Я охнул.
— И что, она такая дура?
Он пожал плечами.
— У нас с людьми разные ценности.
— Я тоже эльф, — напомнил я, — так что любые ценности вмещаю. У меня столько этих ценностей, что даже перестал их разнимать, когда вцепляются друг другу в глотки. Какие победят, те и настоящие. И что, она так и не…
Он посмотрел на меня в удивлении.
— Все-таки не поняли, да?.. Это же так нарисовано. Эльфы — прекрасные рисовальщики! Не правда ли, все как настоящее?
Я подумал, спросил:
— Я слышал, эльфы многому у людей научились?
— Как видите, — буркнул он. — А как вы думаете, почему у вас хорошему научиться нельзя?
— Не знаю, — ответил я искренне. — Я вот перед вами, а вы что, учитесь?.. Какую-то хрень рассказываете. Хотя я всегда готов поделиться как мудростью, как и опытом, знаниями, культурой, терпимостью, толерантностью, корректностью, даже политкорректностью, замечательностью, мудростью, гениальностью…
— Не лопните, сэр Ричард, — сказал он холодновато. — А то на прием к королеве придется нести ваши ошметки.
Я хмыкнул.
— А почему бы вашей королеве хоть раз не посмотреть не на ваши одухотворенные лица, а на что-то действительно прекрасное, хоть и несколько грубоватое? В человеке все прекрасно, как сказал один мудрец, хотя и предложил это прекрасное сузить, чтобы потом расширить… Ну и долго так будем сидеть? У вас что едят?
— Нектар и амброзию, — ответил он. — Вы как будто не знали!
— Да знал, — пробормотал я, — только думал, что ее едят только боги и всякие там насекомые с длинными хоботками. С короткими — тоже едят, но впроголодь и уже остатки. Эльфы, значит, ближе к насекомым? У вас же и крылышки…
— Крылышки у фей, — уточнил он. — Они хоть и в родстве с нами, но они не мы. У нас крылья только как знак отличия и древности рода. И далеко не у всех. Значит, вы отказываетесь перекусить в ожидании аудиенции?
— Не дождетесь, — твердо сказал я.
— Тогда почему…
— Что?
Он сказал с раздражением:
— У нас всегда еда появляется моментально, как только кто-то садится за стол. А у вас, видимо, каша в голове, никак не могут понять, что вам подать!
— А-а-а, — сказал я, — выходит, я еще и виноват?.. Ладно, заказывайте себе амброзию, а я поклюю из своих скудных дорожных запасов…
Он охнул и отшатнулся, когда на столе появился сыр, я всегда начинаю с него, получается хорошо и придает мне уверенности, затем умело прожаренная телятина, карбонат, шейка, буженина, все понемногу, а в конце, заметно рисуясь, я создал два тонкостенных фужера и наполнил самым тончайшим вином, какое только пробовал.
Красиво вырезанные ноздри эльфа затрепетали, то ли запахи мяса непривычного приготовления ловит, то ли тончайшие ароматы вина смакует, я довольно хрюкнул и начал пожирать мясо и сыр, запивая вином, без всякого изящества, мы же люди, у нас собственная гордость, и на эльфов смотрим свысока.
Я указал на стол широким жестом.
— Угощайтесь, сэр эльф!
Он сказал сдержанно:
— Пока воздержусь.
— Разумно, — одобрил я. — Хороших желудков всегда меньше, нежели хорошей пищи.
— У меня прекрасный желудок, — сказал он с вызовом.
— Тогда неприятности? — посочувствовал я. — Я вот при крупных неприятностях отказываю себе во всем, кроме еды, питья, женщин и прочих развлечений.
Перед ним из воздуха образовался изящный кувшинчик из серебра, крохотный, словно игрушечный, а рядом с ним возник такой же серебряный стаканчик.
Эльф поспешно ухватил кувшинчик, налил в эту посудинку.
— У меня нет неприятностей, — ответил он. — Ни крупных, ни мелких! А вот у вас, как все мы почувствовали…
— Многие хотели бы иметь такие неприятности, — отпарировал я. — Как амброзия?
— Это нектар, — сказал он почти враждебно. — Его пьют, а амброзию едят!
Я пожал плечами и продолжал хищно и жадно жрать, запивая вином так, словно это вода.
Эльф осушил свой стаканчик и, невольно поводя носом, начал поглядывать на мои два кубка.
— Угощайтесь, — сказал я гостеприимно, — второй для вас!
Он поморщился и наконец, делая мне огромное одолжение, опускаясь с недоступных вершин, где пьют нектар всякие так боги и шмели, протянул руку к кубку.
Ноздри затрепетали чаще, я сделал вид, что совершенно не слежу, как он осторожно дегустирует вино, как делает первый глоток, второй, прокатывает во рту, стараясь понять, почему такой изысканный вкус у вина, что пьет грубый и дикий человек.