— Ваша комната, сэр... Светлый.
Я осмотрелся с порога: просторно, даже чересчур, но темновато, одно лишь окошко, да и то крохотное, зарешеченное. Большая кровать, стол, две лавки, одна широкая полка на вбитых в стену железных стержнях, массивный сундук под стеной у окна, три гобелена, что-то вроде деревянного дивана, пара стульев и мелкие табуреточки, даже не знаю, для чего.
— Спасибо, — сказал я, входя. — Очень любезно со стороны твоей хозяйки. И очень... э-э... светло.
Она вздохнула.
— Да, здесь светло! Это на нижних этажах всегда темень...
— На нижних окна не полагаются, — заметил я наставительно. — Враг даже если не влезет, то стрельнет.
Девушка тихонько вздохнула и поморщилась. Что-то мои умности не впечатляют народ, глупые все. Надеюсь, я бываю достаточно зануден.
Я приподнял крышку сундука, пуст, можно сюда сложить мои доспехи и оружие, в это время в коридоре послышались шаги. Я отпустил крышку, повернулся, сердце счастливо екнуло.
Вошла леди Беатриса: гладко зачесанные волосы, высокий лоб и серьезные внимательные глаза. Она смотрела строго и прямо, я невольно поежился, давно не видел женщины с такими глазами, что буквально видят тебя насквозь.
Она не старается выглядеть красивой, никакой косметики, хорошие здоровые волосы просто убраны назад в узел, но тем больше приковывают внимание глаза, которым в другое время мешали бы всякие локоны и ямочки на щечках. Лицо выверено лучшими дизайнерами: удлиненное, с высокими скулами, четко очерченный нос, полные, красиво вылепленные губы, но без намека на сексуальность, выступающая вперед узкая нижняя челюсть, что говорит о силе воли и характере.
Рина присела в поклоне, на хозяйку смотрит опасливо, а леди Беатриса проговорила чистым музыкальным голосом, от которого у меня снова подпрыгнуло и упало в пропасть сердце:
— Я решила сама взглянуть, как вас устроили. А то граф Росчертский пожаловался, что ему кровать маловата вы ростом еще выше.
Я поклонился.
— Нет проблем, леди. Я могу свесить ноги в сторону, чтобы не упирались в спинку.
Она покачала головой.
— Это причинит вам неудобства.
— Если бы спинка была ниже, — сказал я, — можно было бы закидывать ноги наверх.
Она подошла ближе, на лице озабоченность, в задумчивости прикусила нижнюю губу. Я, не дыша, смотрел на нее сверху, в черепе стучит: «Какая нежная кожа, не знавшая солнца, золотые даже в этом сумраке волосы, а каким огнем вспыхнут на солнце... огромные ярко-синие глаза с крохотными звездочками на радужной оболочке, непривычно для женщины выдвинутый подбородок, сейчас в моде как раз со скошенными, что считается признаком покорности, а мне такие скошенные кажутся чуточку дебильными. А губы, — сказало во мне что-то со вздохом, — что за губы: не крупные и не полные, но очерченные изумительно, словно поработал дизайнер с набором татуажа, по-монастырски строго поджатые, так надо, так принято, но не монахиня же, а как эти губы отвечают на...
Я замотал головой, стряхивая греховные мысли. Я за чем сюда приехал?
— Все равно, — сказал я хриплым голосом. — Это самая уютная комната из всех мною виденных.
— Спасибо, — произнесла она таким голосом, что у меня подпрыгнуло сердце.
— Уверен, вы сами ее обустраивали.
По ее губам скользнула улыбка, я понял, что не ошибся. Любое помещение можно украсить дорогими коврами, гобеленами, шкурами, поставить редкостную мебель, вбить в стены золотые светильники, наставить рыцарских статуй, но для уюта нужно нечто иное, и здесь я это чувствовал.
— Я все комнаты обустраиваю сама, — ответила она, что, понятно, не значит, будто сама таскает столы и развешивает гобелены, — мне это нравится.
— Скромно, но со вкусом, — сказал я. — Это намного лучше, чем усыпать все золотом.
Она вскинула голову, глядя мне в лицо с некоторым недоверием, не шучу ли. Я увидел свое отражение в ее глазах: почти на голову выше, широкий в плечах, рубашка на мне вот-вот лопнет, у меня не средневековые размеры, но бедра узкие, а ноги длинные: многое изменилось с тех времен с генофондом.
— Спасибо, — повторила она. — В некоторые моменты вы, сэр Светлый, кажетесь человеком достаточно чутким.
Глядя на нее сверху внизу, я невольно обратил внимание, нельзя не обратить, как приподнимается и оттопыривается нижний край выреза платья. Стоя за ее спиной, я бы увидел больше, но и сейчас мои глазные яблоки вроде бы даже стали крупнее... Я поднял глаза на ее лицо, наши взгляды встретились.
В моих глазах, понятно, восторг, как и на морде, я же откровенный человек, когда не прикидываюсь, но она почему-то нахмурилась и, опустив голову, быстро вышла из комнаты.
Рина, что стояла тихая, как испуганный зверек, показала мне язык и шмыгнула за нею следом.
«Что-то со мной не в порядке, — снова мелькнула мысль. — К психоаналитику, что ли, сходить, в смысле, к священнику, разобраться в своих подспудных фрейдизмах. Неужели меня тянет на женщин старше себя? Пусть леди ах как свежа и юна, но все-таки вдова с чуть ли не взрослой дочкой — это уже какой-то сдвиг в психике. Пойду трахну кого-нибудь из служанок, — мелькнула мысль. — Хотя бы для того, чтобы проверить: а вдруг у меня не совсем правильно пошла эта линия. Взяла и сдвинулась. Я в чем-то общечеловек, о своем здоровье забочусь. Это чужое мне на хрен не надо...»
Прошелся по комнате, тронул гобелен, которого только что касалась ее рука. «Какой на фиг фрейдизм, — тут же мелькнуло в мозгу. — Разве не заметил эти дивные ярко-синие глаза, удивленно вскинутые брови и полураскрытый рот, созданный для поцелуев? Это же то, чего инстинктивно ищем мы, мужчины, чтобы беречь и оберегать, носить на руках и молиться, задыхаясь от осознания счастья, что наконец-то получили такую возможность...»
Бобик на всех смотрит добрыми глазами исполинского щенка, но местных собак не обманешь, они видят больше, чем глупые люди, и с визгом разбежались еще при его первом появлении, а теперь вообще отказываются покидать конуры, псарни.
Так и носится Бобик по всему замку один, пугая неожиданным появлением. Правда, к нему вскоре привыкли, но задевать, понятно, никто не пытается. Даже те, кому я очень не по нраву, только провожают его злыми взглядами. Пса таких размеров никто не решится пнуть или согнать с дороги, к тому же во всех здешних королевствах живы легенды про Адского Пса...
Прибыло пять телег, все доверху наполнены мешками с зерном. Леди Беатриса вышла принимать вместе с управляющим и двумя слугами, обходила телеги и сама все пересчитывала, лицо строгое, брови над переносицей, зачем-то постучала в мешки кулачком.
Тут же появились какие-то графья, я в разговоре с Саксоном узнал, что вон тот — граф Анжуйский, а вон тот — граф Алекс. Оба графа начали подавать советы, как лучше смолоть и складировать, чтобы не завелся жучок, леди Беатриса слушала вежливо, но невнимательно, тут ей на глаза попался я, она сделала мне повелительный знак приблизиться.
Другого бы убил за такой жест, а тут прибежал чуть ли не вприпрыжку, она смотрела на меня в изумлении.
— Сэр Светлый, что вы сделали с моим ребенком?
— А что? — спросил я встревоженно.
Оба графа сразу насторожились и опустили ладони на рукояти мечей. Граф Анжуйский, памятуя, что это я, по непроверенным данным, завалил Прозрачника, кивком велел приблизиться к нам еще кучке дворян.
— Что вы сделали с моим ребенком? — повторила она с тихим ужасом. — Моя крошка рассказывает просто невероятные вещи!
— У детей и должна быть развита фантазия, — сказал я примирительно. — Если она не принимает несколько иные формы... ну, вы понимаете...
— Я не понимаю, о чем вы, — прервала она, — но она уверяет, что вы научили ее ловить ужасных шмелей! И она в самом деле принесла в ладонях огромного шмеля и выпустила в моей комнате!.. В голых ладонях принесла! У меня пятеро служанок гонялись за ним с тряпками, визгу было, в конце концов он укусил одну и улетел. У бедняжки вздулась щека, опухли и закрылись глаза, а подбородок отвис до самой груди!
— Бабы дуры, — сказал я. — К счастью, у вас почему-то умный ребенок. Мутантка, наверное. Дитя икс-два.
— Вы ее околдовали!
Я скромно потупил глазки.
— Вообще-то я ничего, знаю. Красавец и все такое. А какие у меня ноги, обратили внимание? Не понимаю, почему женщины не бегают за мужчинами только потому, что у нас бывают красивые ноги? Вон у графа Анжуйского так вообще... Стройные и мускулистые, если убрать все восемнадцать слоев жира.
Она сказала сердито:
— Не прикидывайтесь! Вы ей рассказали столько о какой-то волшебной стране, что она только о ней и грезит! Чем вы ее околдовали? Я же знаю, она защищена чарами лучших магов. Когда она только родилась, я побывала у могучего мага Кларигойля. Он наложил на нее заклятия, что никто и никогда не сумеет ей понравиться против ее желания. Я всплеснул руками.
— Ну так все в порядке! Я даже сам себе часто нравлюсь, а я, знаете, какая капризная скотина? Ничего удивительного...
Она перевела дыхание, сказала уже спокойнее, но теперь в ее голосе звучали стальные нотки:
— Сэр Светлый, я не знаю, чем вы подействовали на мою дочь. Но пока я не разберусь, я запрещаю вам общаться с нею.
Я ответил невесело:
— Как скажете, леди Беатриса.
— Я надеюсь, что вы не нарушите своего обещания.
— Как скажете, — повторил я. — Прекрасно понимаю вашу тревогу. Не разделяю, но понимаю. Позвольте идти, леди? Пока меня тут же не съели.
— Идите, — ответила она сердито.
Я протолкался через толпу, распихивая довольно грубо, как здесь принято, это называется «по-мужски», словно мужчина — это обязательно кабан какой-нибудь, лось или медведь.
Глава 5
В замке, на мой взгляд, многовато как простой прислуги, как и специализированной, если можно такое сказать. Во всяком случае, я уже обнаружил повара, двух пекарей, одного кузнеца и даже оружейника, четверых плотников и одного столяра, каменщиков и, конечно, мясников и шорников. Удивительно, что нет ювелира, это тоже говорит о лед