Я спросил негромко:
— Считаете их нехорошими людьми?
Она покачала головой.
— Нет, я не считаю их нехорошими. Многие как раз преданны именно мне.
— Вот видите, — сказал я, — эти преданные люди сразу увидели, что я не представляю угрозы для вас. Если этот граф Росчертский наверняка уже видит, как увозит вас в качестве жены... или тоже лучше: сам въезжает сюда в качестве мужа и начинает распоряжаться, то я таких мыслей не держу. И ваши преданные вассалы это сразу поняли.
Она коротко взглянула на меня, опустила взор, затем вскинула длинные ресницы, опалив мое сердце горячей волной.
— Я... рада... что вы все понимаете правильно.
Я снова поклонился.
— Это не значит, что я не замечаю вашей изысканной красоты. Я достаточно галантный рыцарь, леди Беатриса. Я восхищаюсь вашей нежной кожей, похожей на самый дорогой шелк, какой однажды видел в лавке, представляете, за тридцать серебряных монет за ярд!.. У вас великолепные здоровые волосы, никакой перхоти, а локоны крупные и одинаковые, как конские каштаны... Зубки у вас просто чудо, великолепные и белые! Представляю, как вы ими нитки откусываете, когда шьете... вы шить или вышивать не пробовали? Еще я не сказал, какие у вас чудесные глаза...
Ее щеки зарделись, но во взгляде мелькнул гнев. Она выпрямилась и посмотрела холодно и высокомерно.
— Так какие же у меня глаза? — произнесла она с заметной угрозой.
Я развел руками.
— Я простой рыцарь, не всегда смогу в своей растерянности перед вашей красотой отыскать нужные слова. Я хотел было сравнить ваши глаза с глазами моего коня, вы заметили, какие у него чудесные и добрые?..
Она прервала язвительно:
— А с глазами вашей собаки?
— Нет, — вздохнул я, — у него глаза добрые и преданные! Он всегда смотрит на меня с такой любовью и обожанием, что даже неловко, будто обманываю, будто прикидываюсь кем-то лучше, чем я есть на самом деле.
Заметила ли, как я ловко перевел набирающий опасные обороты разговор на менее скользкую тему, но лицо восхитительно озарялось гневом, а синие глаза напоминали грозовые тучи.
— Мужчины все прикидываются, — обронила она язвительно.
— Наверное, — согласился я. — Но собаки нас все равно любят.
— Поэтому и странствуете с собакой?
— Да, — ответил я сокрушенно. Подумав, добавил глубокомысленно: — Не думаю, что сумел бы обучить женщину так же красиво прыгать в озеро за подстреленной уткой.
Она фыркнула и царственно удалилась. Я провожал ее взглядом, у лестницы к ней сразу пристроились уже успевшие переодеться граф Глицин и барон Байер, оба сыпали шутками, похохатывали, рассказывали о своих подвигах и выставляли напоказ драгоценности на костюмах и шляпах. Леди Беатриса настолько вежливо улыбалась, что настроение у меня упало ниже плинтуса. Я спросил встречного слугу, где разместился сэр Растер, он вызвался проводить, я отказался, но за рвение дал ему монету.
Глава 8
Сэр Растер оглянулся на скрип распахнувшейся двери, приветливо махнул рукой. Перед ним на столе кувшин с вином, и хотя во время обеда натрескался так, что рожа едва не лопается, все же ухитрился захватить с собой и сюда, как запасливый хомяк. Я остановился в нерешительности, а он быстро отыскал вторую кружку, с грохотом опустил на другую половинку стола.
— Сэр Светлый, когда еще выпьем такого отличного вина? Присаживайтесь!.. Саксона не видели?
— Он весь в делах, а что?
— Да я почтил его приглашением выпить с таким героем, как я. Но он что-то мешкает...
Я сел, буркнул:
— Хоть есть за что пить?
Он проревел с веселым энтузиазмом:
— Есть! Вы видите, сколько рыцарей собралось в замке?
— Ну...
— Что-то готовится, — сообщил он заговорщицки.
— Да ну, — сказал я, — шутите, сэр Растер.
— Уж поверьте моему опыту, сэр Светлый... Тьфу, ну и прозвище себе придумали! У меня всякий раз скулы сворачивает, когда произношу, будто лимон жую без сахара... лучше уж говном бы назвались, и то легче выговаривать. Но это я так, по-дружески, мне все равно, я скоро двинусь дальше...
Я поинтересовался:
— Когда намереваетесь?
Он задумался, отпил вина, постучал пальцами по краю кружки.
— Знаете, все время собирался на следующее утро. Я же не из женихов, слава богу!.. А сейчас вот думаю, здесь что-то крупное затевается. Не зря столько блестящих рыцарей собралось! И все подтянули к себе дружины. Поговаривают, что у некоторых уже добавочные войска расположены, у кого в лесу, а у кого и в селе...
Я посмотрел в упор.
— Опасаются вторжения королевских войск?
Он отмахнулся с полнейшим пренебрежением.
— Король сюда не доберется. А и добрался бы, от его войск ничего бы не осталось. Народ здесь воинственный, сражаться привыкли с колыбели. Нет, здесь другое...
Я сделал вид, что только-только начинаю что-то соображать:
— Леди Беатриса?
— Вот-вот, — сказал он победно. — Когда такой лакомый кусок лежит без хозяина...
— Вы о леди Беатрисе? Он отмахнулся.
— Да в жопу эту леди, я говорю про огромные земли! Будь здесь власть короля, он сразу же постарался бы выдать ее за кого-то из верных вассалов... или за того, чью верность хочет купить, но власть короля здесь не признают, так что... ну, вы поняли! Нет? Сэр Светлый, вы меня удивляете!.. Это же очевидно! Леди Беатрисе дают возможность самой выбрать мужа, но если она будет продолжать тянуть, то лорды сами решат этот вопрос.
— Как?
— Да как обычно. Соберутся на совет, поспорят, но выдадут ее за того, кого сочтут наиболее удобным. Так что она сейчас прижата к стене. И день, и ночь перебирает кандидатуры лордов...
Я подумал, сказал равнодушным голосом:
— Полагаю, ей надо выходить за графа Росчертского.
— Почему? — удивился он.
— Вроде бы самый могущественный...
— Это верно, — согласился он, — хотя с этим утверждением не согласятся граф Ансельм и барон Энгельярд. Да и граф Странжен тоже богат, силен, а войска у него даже больше... хоть и не так славно вооружено. Но за графа Странжена пойдет вряд ли.
— Почему? — спросил я с понятным интересом.
— У него уже были три жены, — сообщил сэр Растер. — И ни одна из них не умерла своей смертью. Поговаривают, что он их просто придушил.
— Гм... А барон Энгельярд?
— Этот не душил, — признал сэр Растер, — но одну за другой отправил в монастырь, а их земли прибрал. Думаю, леди Беатриса и в монастыре не захочет оказаться.
— Своя рубашка ближе к телу, — сказал я задумчиво. — Одним словом, шкура. И Росчертский, и Глицин — шкуры... и прочие пенелоповцы.
Он вытащил из-под стола второй кувшин, я смотрел, как темно-красная жидкость красивой дугой наполняет кубки, морщил лоб, чуть ли не впервые рассмотрев серьезный минус в этой стройной системе развитого феодализма. Сперва — да, все просто: сюзерен выделяет леннику достаточно земли и деревень, чтобы тот мог жить и содержать неплохое войско, с которым тот явится по первому требованию и станет по стройке «смирно». Лен выдавался не пожизненно, а только именно этому вассалу, но отсюда рукой подать до того, что лен переходил к старшему сыну, тот в свою очередь приносил присягу сюзерену, а потом — внуку...
Понятно, что ленники настолько к этому привыкли, что порученные им замки рассматривают как «свои», а присяга сюзерену уже вроде как пустая формальность. И вообще помогать сюзерену в войне договорились сообща не больше сорока дней в году и только в трех случаях оказывать финансовую помощь, то есть платить налог: если сюзерен попал в плен, при свадьбе старшей дочери и при посвящении в рыцари старшего сына.
Все, больше никаких обязательств, а заседание в суде вассалов — это не больше, чем возможность влиять на Дела сюзерена. Словом, ныне налицо ситуация, когда крупные феодалы уже не правят своими огромными землями, а подстраиваются под требования вассалов. Хорошо, если вассалы хоть какие-то обязательства берутся выполнять...
Похоже, леди Беатриса еще не поняла, что ее власть держится лишь на их добровольном подчинении, которое и не подчинение вовсе, а так, соблюдение некоего ритуала. В любой момент вассал может послать ее, и ничего она с ним не сделает. А созвать других вассалов, чтобы взять замок непокорного осадой или штурмом, — фигушки, каждый примерит ситуацию к себе и откажется участвовать в таком деле. Мятежный собрат ему ближе, чем сюзерен.
Если я вдруг когда окажусь крупным феодалом, именно крупным, то постараюсь с этой вольницей покончить. Я не тиран, который жаждет все подгрести под свою руку, но именно в крохотных владениях как раз рождаются и властвуют Салтычихи, Дракулы, де Сады и прочие-прочие захер-мазохи, не связанные никакими законами.
Под мои почти государственные размышления сэр Растер набивает брюхо старательно и методично, словно распределяя накапливаемый жирок на боках, в подбрюшной полости, на пояснице и прочих местах, где не мешает движениям, заодно все это послужит теплоизоляцией в холодные ночи, а еще и противоударными подушками, когда придется падать с коня или катиться кувырком с горы.
Я, увы, есть в запас не умею, я из того времени, когда продуктов в изобилии, и организм разучился делать жировые запасы, а если и делает, то все наперекосяк: чаще всего на пузе, морде и жопе.
— Думаю, — сказал он рассудительно, не прекращая жевать, — леди Беатриса выберет все-таки графа Росчертского... Или Глицина. На землях Росчертского издавна живут франки, могучие и беспощадные воины. У них всегда лучшие доспехи, а закованы в железо так, что только глаза через узкую щель блестят, а вот у галлисов, что на землях Глицина, лица всегда открытые, а вместо цельной брони они предпочитают кольчуги или пластинчатые доспехи. Но все-таки галлисы, хоть и вооружены хуже, зато отважнее франков и в одиночку бросаются на целое войско, настолько им важно выказать отвагу... А вот франки предпочитают идти сомкнутым строем...
— Доспехи, — сказал я, — это понятно, — но кто из них лучше в схватке?