Он почесал в затылке.
— Сразу и не скажешь, — признался он. — Если один на один, как я сказал, то галлисы вроде бы лучше всех... Но, говорят, франки дерутся еще лучше, а главное — красивее. На них смотреть, как на танец. Франк, даже сраженный, умирает красиво, не матерясь, а со словами, обращенными либо к Богу, либо...
— К бабе, — догадался я.
— Не к бабе, — поправил сэр Растер строго и вытер масляный рот тыльной стороной ладони, — а к женщине. Кто за баб станет сражаться?
— Да, за баб не стоит, — согласился я, — а женщин так мало. А кто еще из соседей чем знаменит?
Заскрипела дверь, Саксон вдвинулся в комнату, как окованный металлом торец тарана: неспешно и неотвратимо, такой же тяжелый и скупой в движениях.
Сэр Растер гостеприимным жестом указал на лавку напротив, Саксон посмотрел на меня с вопросом в глазах, я подтвердил кивком, что нисколько не против, и Саксон осторожно сел, принял в обе ладони медный кубок. Растер наполнил его до краев, Саксон выпил медленно и с чувством, наслаждаясь каждой каплей изысканного хозяйского вина.
— Я тут рассказывал о соседях, — обратился к нему Растер. — Говорят, франки дерутся лучше всех. Это правда?
Саксон опустил кубок на стол, подумал, ответил степенно:
— Смотря кому что дать в руки... франки лучше всех с копьем, но вот из лука бьют точнее всех и дальше всех галлисы. Однако же десяток галлисов побьет простой ягеллий с мечом в руках. Зато франк копьем побьет только тех, у кого такое же копье, но если ягеллий выйдет в своих доспехах и со своим мечом, то я не знаю, кто против него устоит...
Растер хохотнул:
— Я и говорю, с какого бы боку Барбаросса ни подошел, все равно придется уползать с окровавленным рылом. И франки, и галлисы, и ягеллий дерутся, как никто и нигде, здорово.
Он вновь налил Саксону, тот отпил, выказывая хорошие манеры, вытер губы и сказал так же степенно:
— Да, я тоже успел поездить... Конечно, на Юге не был, даже в других королевствах не довелось, но Армландию знаю. Согласен, что на землях графа Ришара де Бюэй издавна живут самые отважные народы. Наверное, это потому, что за спиной — Хребет. Отступать некуда, здесь либо сражайся, либо умри сразу. Вот и привыкли сражаться, не думая про отступление. Тут не только король Барбаросса, сам император обломает зубы...
Я слушал с удовольствием, хотя такая информация ничего не несет, но это лучше, чем бесконечные разговоры в Тарасконе о соотношении цен, о марже, о взятке тому и взятке этому, о понижении сбыта и стагнации торговли.
Конечно, и с сочувствием к королю слушал, Барбаросса еще не ощутил, что этот край для него в самом деле потерян. Даже если я выманю леди Беатрису на охоту и, подхватив на седло, увезу в Вексен, вряд ли это что-то изменит. Слишком уж тут все настроены против королевской власти. Хотя... кто знает Барбароссу... он хитер и настойчив. Возможно, если леди Беатриса окажется в его руках, он сумет этим воспользоваться лучше, чем я предполагаю.
— Кстати, — спросил я словно невзначай, — а когда госпожа ездит на охоту?
Саксон переспросил туповато:
— На охоту?
— Ну да, — сказал я чуточку раздраженно, что за новость, как будто не охота — любимое времяпровождение благородных людей. — Раз уж в турнирах леди Беатриса не выступает...
Он хмыкнул.
— Родись она мужчиной, трудно было бы найти бойца такого же яростного и неуступчивого. Но насчет охоты... гм... последний раз охотилась вместе с мужем на цапель за неделю до того, как он отправился со своими людьми в Каталаун.
— А без мужа?
Он покачал головой.
— Никогда.
— Не любит благородное искусство охоты?
— Некогда, — пояснил он. — Это только кажется, что она слабая женщина, сэр Светлый. Все хозяйство и раньше держалось на ней. Еще родители приучили с детства к основам, которые должен знать владетельный лорд. Мужчина, сэр Светлый, в походах проводит времени больше, чем дома! Потому хорошая жена должна уметь управлять замком и землями, иначе все разворуют, а хозяйство придет в упадок.
— Понятно, — протянул я озадаченно. — Значит, замок она не покидает?
Он посмотрел, как мне почудилось, гораздо внимательнее и с некоторым подозрением.
— Как не покидает? Покидает. Иногда приходится бывать в замках вассалов, но всегда ее сопровождают лучшие из лучших рыцарей. Не только те, кто под ее рукой, но очень охотно — граф Росчертский со своими людьми, граф Глицин... да и другие весьма охотно, даже очень весьма...
Я ощутил, что встал на тонкий лед, и, чтобы поскорее очутиться на твердой почве, поинтересовался:
— Хоть выяснили, что за сволочь разорила деревню леди Беатрисы? Кто посмел увести крестьян? Это же нелепость, как будто их можно увести в далекие страны!
Растер сказал с веселой укоризной:
— Как выяснить? Вы не оставили ни одного, кого могли бы поспрашивать...
— Женщины говорили, что их захватили люди Фалангера! — возразил я. — Кто это?
Он хмыкнул.
— Фалангер — главарь шайки разбойников. Только и всего.
— А разбойники где гнездятся?
— А кто их знает? Сегодня — в одном месте, завтра — в другом.
Саксон кашлянул, прося позволения вмешаться в разговор благородных рыцарей, сказал осторожно:
— Поговаривают... но только поговаривают, прямых доказательств нет, что Фалангер за плату выполняет некоторые услуги и знатных лордов.
— Какие?
Он прямо посмотрел мне в глаза.
— Некоторые.
— Грязные?
Он слегка кивнул.
— Можно сказать и так. Такие, которые благородный человек хотел бы сделать, но... не может.
Я вздохнул.
— Ладно, а чьи земли граничат с владениями леди Беатрисы с той стороны?
Он покачал головой.
— Сэра Инкризера. Нет, на него даже я не подумаю.
— Выходит, на него хотели бросить тень?
— Не думаю, — повторил он. — Скорее, могло быть простое давление... подталкивание, чтобы быстрее выбрала жениха. Мол, смотри, разбойники совсем распоясались, надо срочно выйти замуж, а муж недрогнувшей рукой наведет порядок, спасет и защитит...
— Тогда кто считает себя ближе всех к ее супружескому ложу?
Он подумал, развел руками.
— Я могу назвать троих, если не больше. Возможно, кто-то полагает, что он обошел остальных, но это как угадать? Улыбку женщины все толкуют по-разному.
Глава 9
Я нечаянно взглянул на небо и увидел в блистающей синеве по-восточному тонкий серп луны. Солнце еще только опускается к темному лесу, а этот туго натянутый лук из чистого золота уже блещет над миром, что-то пророча, обещая, указывая...
Неожиданно пахнуло свежими кожами, затем так же резко запахло горелым железом. Облака, обычно четкие и объемные, сейчас потеряли форму и растекаются, как медузы на берегу, в розовом закате. Почему-то слышнее стали голоса со двора, конское ржание.
Небо стало лиловым, месяц сперва заблистал ярче, затем покрылся кровавой дымкой, плывет по небесному морю, как наполненный ветром парус, почти растворяясь в тревожащей багровой ночи.
Добравшись до своих апартаментов, я сразу завалился на лавку. Перед глазами мелькают лица гостей леди Беатрисы, в ушах звучат рассказы Саксона и Растера, я слушаю и стараюсь все разложить по полочкам. Не признаваться же себе самому, что стараюсь не думать о леди Беатрисе так, как... думаю. Она мятежница, из-за ее амбиций прольются реки крови, потому это противник, пусть даже с ангельским лицом и волшебными фиолетовыми глазами.
Пес вскочил, подошел к окну и, встав на задние лапы, долго смотрел вниз. Не спится, слишком много впечатлений, я встал и тоже подошел к окну. Пес тут же опустился на пол, удовлетворенно вздохнул и лег.
— Ну и что высматривал? — спросил я сварливо. — Ничего интересного... Даже гуси все спят.
Пес открыл один глаз, в нем такой укор, что мне стало стыдно, как будто одухотворенного мыслями о высоком мудреца обвинил, будто тот срет, как все люди.
Через узкое зарешеченное окошко видны все тот же темный двор и красные вспышки на месте кузницы. Усердные слуги раздувают мехи, торопя кузнеца подковать коня господина еще до рассвета...
Захотелось увидеть небо, но это разве что из окна повыше... Я вспомнил о слухах, о нечистой силе, неспешно оделся, все еще переспрашивая себя: а оно мне надо, в самом ли деле попрусь на этажи выше, а руки сами подцепили молот на пояс, надели перевязь с мечом через плечо.
Пес снова приоткрыл глаз и посмотрел с недоумением. Я нагнулся, поцеловал в холодный нос.
— Жди! И стереги. А то, знаешь ли, гости... Хоть и графья, но рожи ненадежные.
Он довольно засопел, я вышел и осторожно прикрыл дверь. Коридора нет, ступеньки по винтовой лестнице ведут выше, я поднимался не просто настороженно, а время от времени ловил все запахи, а про теплозрение так и говорить нечего: просматривал даже стены, вслушивался, щупал камень и со ступеньки на ступеньку переходил со скоростью бодрой столетней бабульки.
Следующая дверь оказалась, как и положено, на уровне пятого этажа. Я поколебался, но толкнул, дверь не поддалась, я толкнул сильнее, увы, явно заперто. Сильно разочарованный, но втайне обрадовавшись — все-таки герой, не устрашился запретной комнаты, — потащился выше. Раз ступеньки идут туда, значит, что-то выше есть, есть...
На уровне шестого этажа — еще дверь, тоже закрыто. Я поколебался, свою неустрашимость уже выказал, можно и вернуться, тем более геройствовать не перед кем, а нам всем желательны зрители, но как-то по инерции потащился дальше. На уровне седьмого — еще дверь, которую я тоже попихал без успеха, но... ступеньки ведут выше. Еще дверь там, где должен быть восьмой, ступеньки продолжают подниматься по винтовой, я начал опасаться, что этажей будет немерено, недаром же предупреждали насчет запретной комнаты... или запретного этажа... Совсем некстати мочевой пузырь напомнил, что я выпил не меньше кувшина вина. Пусть слабого, почти виноградный сок, но, увы, много...
Наконец ступеньки закончились, дальше почти полный мрак, я кое-как вгляделся, зрение почему-то отказывается приспособиться, с трудом различил ровную площадку, с трех сто