Она перестала улыбаться, лицо стало внимательным и строгим.
— Надеюсь, нет. Вы раздали моим крестьянам деньги... должна заметить, слишком большие, слишком. Я благодарю вас за помощь, у вас доброе сердце, вот уж не ожидала, но так вы и крестьян отучите работать, и мою репутацию подрываете.
— Ради бога, леди... в чем?
— Теперь я, как их хозяйка, должна дать больше. А вы и так вручили им золота на большое стадо коров и табун хороших коней.
Я с достойной великосветского щеголя небрежностью пожал плечами.
— Ах леди, откуда я знаю, сколько что стоит? А извозчики на что?
Она покачала головой.
— Если так легко будете разбрасывать деньги...
— Легко приходят, легко уходят, — ответил я философски, исчерпав свои знания в философии почти наполовину.
Она произнесла строже:
— Прошу вас, больше так не делайте.
— Хорошо, — сказал я тут же, — я ни в коей мере не пытаюсь вмешиваться в ваши внутренние и суверенные, никакого спонсирования палаточных городков и прочего демократизма. Леди Беатриса, все хочу спросить, да забываю по ветхости рыцарского разума: что вы скажете насчет герцога Луганера?
Она отшатнулась, в широко расставленных глазах великое изумление.
— Какого герцога Луганера?.. Или вы имеете в виду графа Лугардера?
Я покачал головой.
— Леди, как не стыдно забывать героев? И полтыщи лет не прошло, а уже как и нет его... нехорошо. Ну-ну, вспоминайте. Или у вас с ним связано что-то стыдное? Даже постыдное, извините за умное слово.
Она смотрела в недоумении, даже забыла рассердиться.
— Луганера? Я слыхала только об одном Луганере...
Но это что-то из древних летописей. Какой-то персонаж местных легенд... А зачем он вам?
— Ну вот, — сказал я с огорчением, — сразу контрвопрос. А забесплатно поделиться полезной инфой жаба давит?
— Какая жаба?
— Большая. Зеленая. С бородавками. На лапах перепонки, а пузо перламутровое, словом, прелесть. Чем Луганер отмечен в истории, раз уж вошел... или вляпался?
Она рассматривала меня все еще с недоумением, но мозг работает, нахмурила бровки и чуточку прикусила губу.
— Луганер, Луганер... Насколько помню, это было давно...
— Всего пятьсот лет тому, — напомнил я. — Так, ерунда. Гималаи росли дольше. Хоть и самые молодые горы на Земле. Этот Луганер был великим воином или великим грешником?
Она поколебалась, в нерешительности покачала головой.
— Боюсь ошибиться. Знаете, я лучше загляну в библиотеку, там хранятся старые записи. Это вам действительно важно?
Я развел руками.
— Как-то сдуру пообещал одному в своих краях, что наведу о нем справки. Говорят, с ним стряслось что-то ужасное. Но жутко романтичное.
Она задумалась, пару раз взглянула на меня искоса.
— Странный вы человек, — произнесла она задумчиво. — Луганер... Хорошо, я загляну в библиотеку.
Я сказал просительно:
— Мне позволено будет вас сопровождать?
Она поинтересовалась высокомерно:
— Это зачем же?
— А чтобы вы не свернули куда-то в другое место, — объяснил я смиренно. — Для молодой и красивой женщины столько соблазнов! А библиотека — не самый мощный.
Вид у нее был настолько озадаченный, что я застыл, не решаясь хихикнуть. Наконец она произнесла тоном оскорбленной добродетели:
— Значит, вы намерены сопровождать меня, дабы проследить... чтобы я пошла именно в библиотеку?
— А зачем еще? — удивился я. Она посмотрела на меня холодно.
— Вы прикидываетесь недостаточно искусно.
— О чем вы, леди? — спросил я. Хлопнул себя по лбу: — Ах да, здесь же все увиваются за вами!.. Ну, леди Беатриса, я ценю вашу божественную красоту и вашу бесподобную внешность тоже, но должен сообщить с прискорбием для вас, что я ну абсолютно равнодушен к блондинкам. Они все дуры, а я предпочитаю брюнеток. Именно жгуче-черных, чернущщих!.. И чтоб, на подмышках тоже росли волосы: длинные, черные...
Взгляд ее стал холодным, произнесла таким ледяным голосом, что я едва не превратился в ледяную глыбу:
— Идите за мной, сэр Светлый.
— Куда? — спросил я опасливо.
— Не в спальню, — огрызнулась она. — Куда вы хотели?.. Туда и поведу.
Я поклонился, а она повернулась и пошла, чуть подобрав подол платья, величественная, как императрица, а я тащился сзади и жадно смотрел на ее гордо вскинутую голову, прямую спину и раздвинутые плечи: такие беззащитные в этом огромном и жестоком мире.
Библиотека расположилась в самом дальнем крыле замка, слой пыли на полу, на столе и креслах, серые корешки толстенных томов. При первых же шагах невесомая пыль взметнулась и заплясала в падающем наискось луче солнца.
Леди Беатриса медленно пошла вдоль полок, по одним корешкам лишь пробегала взглядом, другие легонько трогала пальцами. Я следил тихо и почтительно, наконец осведомился:
— Вам помочь или не мешать?
Она раздраженно дернула плечом.
— Я еще не нашла.
— Молчу, — ответил я смирно.
Иногда она приподнималась на цыпочки, у меня руки чесались подхватить ее и приподнять, а то и посадить на плечо, это же такое счастье ощутить ее ягодицы на моих крепких мышцах, а она все просматривала корешки, сказала озабоченно:
— Здесь пока не вижу...
— А на той стороне? Извините, конечно, что отрываю вас от молодых мужчин, которые ждут вас в зале... и во дворе... и в коридоре... и на лестнице... и вообще везде, гм...
Не отвечая, она прошлась у противоположной стены, пальцы точно так же пробежали по корешкам, будто получали дополнительную информацию или снимали некое фамильное заклятие.
— Вот этими книгами пользовались чаще...
— Хорошая книга, — согласился я, — как красивая женщина — всегда потрепанная.
Она выпрямилась и ожгла меня негодующим взглядом, но я уже отвернулся и рассматривал толстые корешки, так что удар хлыста пришелся по спине. К счастью, шкура у меня дубленая, а совесть — заскорузлая и вообще мохнатая, я же демократ, так что даже рубца не вспухло, а я поинтересовался, не замечая ее ярости:
— Я смотрю, здесь помимо хозяйственных записей, кто у кого сколько украл, есть и по истории военного искусства? Это вы увлекаетесь?
— Нет. Вот записи тех лет. Не трогайте, я сама прочту сперва. Вдруг там какие секреты...
Я сказал благодушно:
— Да ради бога, леди Беатриса!.. Но времени прошло столько, что сейчас уже кому важно, кто в чью спальню через чье окно лазил? К тому же есть две категории людей, кому выкладывают все, перед кем даже раздеваются донага: банщики и лекари. Рассматривайте меня, скажем, как лекаря.
Он смерила меня холодным взглядом.
— Хорошо хоть не банщика. И с какой стати предлагаете перед вами раздеться?
Я замахал руками.
— Леди, бог с вами! Это я так, для примера. Вам вовсе не нужно передо мной раздеваться. Как будто я не знаю, что вы абсолютно голая под платьем! Даже смешно. Нет, не тем, что голая, это же понятно, а что думаете, будто я не знаю, что вы там вся голая! Я говорю о доверии. Мне можно довериться. Даже деньги можете доверить, если не слишком много.
Она сняла фолиант, все еще злая, полистала, сунула мне.
— Смотрите сами этот, а я поищу в другом. Боюсь, нам придется пересмотреть не меньше трех-четырех таких томов. И выбросьте из головы, что отыщете сразу.
Я вздохнул.
— Выбросить дурь из головы нетрудно, но жалко!.. И зачем меня учили грамоте... Горя бы не знал.
Мы устроились рядом за широким столом, я листал страницы, выискивая имя Луганера, остро сожалея, что нельзя поиском, леди Беатриса раскрыла свой толстенный том, я краем глаза видел ее сосредоточенное лицо, глазные яблоки дергаются, посылая взгляд по строчкам, затем в какой-то момент замерли и... повернулись так, что вот сейчас увидит мой жадный взгляд...
Я поспешно вперился в книгу, но, боюсь, недостаточно быстро. Кажется, я слегка покраснел, давно забытое чувство, но кожа лица потеплела, а это значит — прилила кровь. Господи, что за стыд какой, краснею, как мальчишка...
Наши локти соприкоснулись, меня как будто кольнуло, но ощущение такое сладкое, что я замер, стараясь продлить миг. Через какое-то время леди Беатриса слегка отодвинула свой локоть, но мне почудилось, что проделала это с великой неохотой и только потому, что так надо, потому что леди так не делают, не поступают, не ведут себя.
Мы смотрели только в книги, перелистывали, шевелили губами от усердия и потому совсем-совсем не заметили, что наши локти снова сблизились, соприкоснулись, но почему должны замечать, мы заняты чтением, ищем герцога Луганера и события его жизни, ничего другого не замечаем, очень одухотворенные личности, ничто отвлечь не в состоянии, помним только о книге, только о ней, никаких локтей...
Я чувствовал жар во всем теле, боялся увидеть себя в зеркале. Сейчас мои уши пылают так, как тогда пылали нежные ушки леди Беатрисы. Кстати, они и сейчас у нее горят малиновым огнем, но я не должен на них смотреть, не должен...
Наконец, с огромным усилием задавив в себе что-то могучее, я воскликнул:
— Ура! Я ж говорил, большой дятел может задолбать маленького слона!
Она подняла голову от книги. — Что?
— Нашел, — сообщил я с торжеством. — Гм, «...и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы». Екклесиаст, глава седьмая, строфа двадцать шестая... Как сказал точно, а?
Она спросила ядовито:
— Вы не забыли, что ищете?
— Ах, леди Беатриса, с вами что угодно забудешь!.. Но я в самом деле нашел. Вот дальше и первое упоминание о Луганере. Здесь он принимает во владение замок и...
Я вздохнул, она спросила нетерпеливо:
— И что дальше?
— На этом том заканчивается. Дескать, продолжение следует. Почему я не начал сразу со следующего? Был же выбор! Что я за идиот? Так нет же, надо было долистать до самого конца...
Она коротко усмехнулась, голос прозвучал мягко и матерински заботливо:
— Для вас это непосильная работа — читать, верно? Ничего, теперь уже знаем, с чего начинать.