вопросом в глазах. Тот побледнел, глянул на меня с укором.
— Сэр Светлый, а вы не могли найти другую причину?
— Собаки не женщины, — ответил я. — Их обманывать нехорошо.
Глава 2
Месяц медленно плыл в серебристом сиянии по темному небу, земля такая же черная, только верхушки кустов, трав и кочек блещут неземным светом, воздух стал еще холоднее.
На востоке начало светлеть, когда мы подъехали к замку. Саксон заворчал, когда нас рассмотрели не сразу, мост опустили тоже слишком медленно, криворукие, а если придет грозное время, когда от того, как быстро поднимут или опустят мост, будет зависеть нечто больше, чем лишняя минута ожидания?
— Я им устрою, — прорычал он. — Добрый я что-то стал... Мало гоняю.
Сэр Растер зевнул.
— А я поем и посплю, — сообщил он. — Если ночь без сна, то почему без баб?
Вернер благоразумно промолчал, мнение простолюдина такого ранга никого не интересует. Пес ринулся по опущенному мосту, мы видели, как он черной молнией проскользнул под решеткой, что только начала подниматься. На той стороне послышались вопли, решетка сразу же рухнула, вонзившись стальными клиньями ямки каменного пола.
Саксон выругался и сжал кулаки. Наконец решетка поднялась снова, я не стал смотреть, как начальник гарнизона будет разбираться с нерасторопными подчиненными, свистнул Бобика и, отдав Зайчика конюху, направился в главное здание.
Сэр Растер потирал ладони в предвкушении сытного завтрака, бессонной ночью всегда есть хочется, а я подумал, что к Луганеру уже поздно, кто ждал полмиллениума, подождет еще сутки.
В малом зале постоянно сменяются гости, всегда едят и пьют, а где лучше всего веселиться, как не за накрытым столом, где много вина и жареного мяса?
— Хорошо здесь живут, — сказал он с ноткой зависти. — А все это потому, что леди Беатриса руководит всем сама. Во все мелочи вникает! Она даже говорит, кому что и когда сеять, каких овец разводить, когда зерно придержать, а когда продавать поскорее... Крестьяне в ее владениях богатеют быстрее, чем в соседних деревнях!
— Экономистка, — буркнул я равнодушно, но сердце забилось сильнее уже при упоминании ее имени. — Рыночница... Бизнес-леди. Потому и старается сохранить независимость?
Мы выбрали свободное место, слуги тут же заученно принесли жареного мяса и хлеба, здесь меню не предлагают, сэр Растер засучил рукава.
— Наверное, — ответил он рассеянно, — жаль, что любой, кто ее возьмет, тут же все поломает.
— Почему так уж и поломает? Если система дает доход...
Он фыркнул.
— Да кто же потерпит, чтобы женщина распоряжалась? Это же урон авторитету. Да и каждый постарается показать, что пришел новый хозяин, а для этого надо... ну да понятно.
— Понятно, — согласился я. Он фыркнул.
— Это мы так за столом рассуждаем. А окажись любой из нас на месте ее, нового мужа, разве поступили бы не так? Вот то-то. О справедливости хорошо говорить издалека. Особенно вот за таким столом, когда и мяса вдоволь, и хлеб еще горячий, и сыр не заплесневел, и вино подают всегда... Вы знаете, сколько у нее земель?
— Два города и два десятка деревень, — ответил я вяло. Он отшатнулся.
— Шутите? У нее знаете сколько одних только замков?
— Ее, — уточнил я, — или ее ленников?
— Ленников, — согласился сэр Растер неохотно, — но ленников в первом поколении. Разницу чувствуете?
— Догадываюсь, — пробормотал я. — Эти еще помнят, кто им дал землю и замки.
— Вот-вот! Забывать начинают в третьем-четвертом поколении! А эти все ей верны, все за нее пойдут сражаться хоть с самим чертом.
Он ел, пил, восторгался хозяйкой и жареной утятиной, и, чем больше я слушал, тем тревожнее становилось, пока не ощутил полнейшее бессилие. У меня уже есть замки и также обширные, как я полагал, земли. Ну, с десяток деревень, это же надо!
А здесь на подаренных мне землях около сорока замков, где со своими войсками расположились многочисленные вассалы покойного барана де Бражеллена. Их, как полагает король, я как-то исхитрюсь склонить на свою сторону, уговорю или заставлю служить мне, а значит, и ему. У этих вассалов свои земли, свои деревни, свои люди. У них даже есть право мятежа против сюзерена, и хотя такое явление крайне редкое, но все же бывает, а если учесть, что я вовсе не их сюзерен...
Это только в детских мечтах феодал красиво гарцует на турнирах да гребет под себя из деревень молодых девчонок по праву первой брачной ночи. На самом же деле любой, принимая от короля владения, принимает и вес, нешуточный груз забот о них. Это, скажем, тот же предприниматель, что вроде бы и владеет большим богатством, но в отличие от своих работников вкалывает по шестнадцать часов в сутки, не знает выходных и праздников, не знает отпусков, а ночами просыпается с криком, когда привидится, что засуха погубила урожай на его полях, коровья чума уничтожила скот на его землях и голодные крестьяне массами уходят, уходят...
Каждое такое вот герцогство, графство или баронство абсолютно автономно за исключением того, что где-то и как-то вроде бы подчиняется королю, но это только на случай войны, да и то служба королю ограничена сорока днями в году. В остальном же я полный хозяин во всем, а это значит, что никто не возьмет на себя хотя бы долю ответственности.
Я здесь и судья, и адвокат, и прокурор, а также суд присяжных, еще я главный политик и главный торговец, я — верховный таможенник, который ежедневно может менять пошлины «за топтание земли своей», устанавливать плату за проезд по мостам и дорогам.
Так вот если все это учесть и все выполнять, то на хрена мне все это феодальство?
Единственное, что здесь я хочу иметь, — это саму леди Беатрису. Но это желание греховное, ибо она не коза и не ручной дракончик, я не могу ей дать то, чего она заслуживает. Или хотя бы то, чего она хочет.
Я поднялся, Растер спросил обеспокоенно:
— Что-то случилось?
— Маги говорят, — сообщил я ему, — что в человеке пятьдесят один литр жидкости. Не нравится мне эта Цифра. Пойду округлю.
Он крикнул вдогонку:
— Вы знаете, где меня найти!
Я помахал рукой, конечно, знаю. Мне бы такое умение наедаться на месяц вперед.
Во дворе шум и гам, подрались слуги гостей, стражники Саксона бросились разнимать. К месту ссоры бросились оруженосцы, эти схватились за мечи, в то врем; как их сеньоры наблюдают издали.
Неподалеку от меня из восточной башни вышел, болезненно щурясь от яркого солнечного света, изящно сложенный молодой мужчина, одет щегольски, но с нарочитой небрежностью. Красивые кудри льняного цвета изысканно рассыпались по плечам, широкая перевязь блестит золотыми нитями, сапоги с золотыми шпорами пышные рукава с огромными кружевами и вообще весь из себя. На меня посмотрел мутным взглядом человека терзаемого похмельным синдромом.
— А это еще кто? — поинтересовался он капризно. — Что-то я вас не видел.
— А я вас видел, — ответил я любезно. — И так видел, и эдак, и в одной позе, и в другой, и даже в белых тапочках.
Он нахмурился, но поинтересовался очень учтиво:
— Вы знаете, кто я?
Я хотел сказать, что очередное говно на палочке, но сама куртуазность ответила за меня:
— Не удостоен чести, благороднейший сэр.
— Я маркиз Ангелхейм, этим все сказано.
— Я граф... э-э... Светлый, этим сказано не меньше любезный граф.
— Были ли вы сегодня на причастии, дорогой граф?
— Увы, — ответил я не менее учтиво, — проспал. Хотя вообще-то я примерный слуга церкви. В общем. И да же целом.
— Как жаль, — произнес он печально.
— Конечно, — согласился я. — Но почему такая странная забота?
Он небрежно тряхнул головой, отчего светлые волосы красиво метнулись в сторону и легли за подчеркнуто прямую спину.
— Дело в том, юный друг, — сказал он, — что я в несколько раздраженном расположении духа... То воду подали холодной, то на лестнице с пьяным кучером столкнулся, то свинья дорогу перебежала... Словом, я, скорее всего, убью вас.
Я поклонился.
— Ну, если это способно поднять ваше настроение, то я с величайшей готовностью позволю вам это сделать, любезный граф. Правда, если мои врожденные инстинкты не возьмут верх над утонченной куртуазностью и не заставят поступить по их желаниям.
Он вскинул левую бровь, услышав непонятную, а значит, очень куртуазную и элегантную речь, ответил легким поклоном.
— Какое оружие предпочитаете?
— Выбирайте вы, маркиз, — ответил я любезно.
— Нет, это же я вас вызвал!
— Да мне по фигу, — ответил я, — так все это осточертело, что постараюсь покончить с этим делом сразу. Думал, вчера разобрались с данным вопросом, а сегодня с утра все сначала!
Он тонко улыбнулся.
— Ах, сэр Светлый, я несколько отличаюсь от прочих мужланов, возомнивших себя благородными баронами и графами!
— Вы не представляете, маркиз, сколько раз я это слышал!
Он сказал раздраженно:
— Вы сейчас увидите разницу.
— А я постараюсь доказать вам, что разницы нет, — ответил я тоже с раздражением.
— Вы, сэр Светлый, недостаточно куртуазны.
— А вы, маркиз, грубоваты.
— Я бы даже сказал, что вы не умеете себя вести!
— А вам, маркиз, только бы свиней пасти вместе с теми баронами, которых вы так... опускаете.
— Сэр Светлый, я с удовольствием выпущу вам кишки и плюну на них!
— А я тебя, говнюк, смешаю с дерьмом, чем ты и являешься!
— Грубая скотина!
— Пидар вонючий!
— Хам!
— ... (убрано цензурой)...
— (убрано цензурой)...
— (убрано цензурой)!!!
Ссора между слугами давно забыта, оруженосцы и сеньоры ухватили нас за плечи и растащили на противоположные стороны площадки. Меня трясло от ярости, маркизу поднесли к носу пузырек с ароматической солью, он всхлипывал и хватался за пояс. Ему подали меч, осведомились, не желает ли доспехи, он отмахнулся, горящий ненавистью взгляд не отрывался от моего лица.
Ко мне подошел сэр Растер, на маркиза поглядывал с беспокойством.