– В той комнате, – сказал я и указал на дверь, через которую пришел, – было много всякой всячины… Тебе это было очень нужно?
Она кивнула.
– Там все уничтожено?
– Да.
– И даже…
– … и даже огр, – договорил я. – Ты имела в виду его?
– Да, – прошептала она. – Вот уж не думала…
– Нам нет преград, – сказал я безжалостно, – ни на море, ни на суше.
– Узнаю святую инквизицию, – прошептала она. Плечи ее зябко передернулись. Она выглядела жалобной и потерянной. – Спасибо, что не дали им войти сюда.
– А что ты можешь без тех… снадобий?
Она пожала плечами.
– Почти ничего.
– Но что-то можешь?
– Очень мало.
– Например?
Она вскинула на меня внимательный взгляд темных глаз с их удивительно широкой радужкой, что приводит меня в трепет.
– Из недоступного простому человеку?
– Ну да!
– Могу летать, – сообщила она просто. – Конечно, только ночью. Больше ничего.
– Ну да, – сказал я. – А загрызать?
Она слабо пожала плечами.
– Это могут и другие женщины. Только у них клыки короче.
– А у тебя? А ну покажи.
Она послушно раскрыла рот. Зубы, как уже заметил, ровные, красивые, хорошо подогнанные и такие белые, что почти белее ее кожи. Клыки такие же, как и у всех. У меня и то длиннее.
– Они что, – спросил я, – выдвигаются?.. В каких случаях?
– Когда очень голодна, – ответила она послушно, – и еще надо, чтобы жертва была совсем рядом. Чтобы я слышала движение крови в артериях. Тогда во мне поднимается некая безумящая волна, что-то меняется, я все вижу иначе…
Глава 10
Она виновато замолчала, но я не стал обличать, как пособницу Сатаны, что сделано, то сделано, у меня тоже в особых случаях, когда послушная самка рядом, начинается усиленное движение крови в артериях и в других местах. И тоже… да, некая волна, всплеск гормонов и все такое. Может быть, даже зубы вырастают хоть на миллиметр, но как-то не до измерений было.
Я все еще таращил на нее глаза и морщил лоб в безуспешных попытках решить сложную задачу, она сидела тихо и смотрела на меня послушно и покорно.
– Где же тебя применить, – размышлял я вслух, – где же…
– Мой господин, – произнесла она нерешительно, – но ты воюешь… Я могу пить кровь животных, но могу и твоих противников… Их же все равно убиваете!
– Это идея, – сказал я обрадованно, потом что-то заскребло в том месте, где душа, хотя я так и не понял, где заскребло. Только ощутил этот скреб, сказал уже другим тоном: – Хорошая идея, рациональная… только мы не совсем рациональные. Одно дело убить мечом, копьем, топором или палицей… да хоть стрелой, хоть камнем – чем только не убиваем друг друга! – но вот послать на человека вампира… гм… в этом что-то нечестное. Сам не понимаю, почему честнее хряснуть топором по темечку, чтобы мозги по стенам, а вот дать вампиру перегрызть глотку…
Она сказала жалобно:
– Когда мы перегрызаем, жертва обычно даже не чувствует! Не то что вы, когда убиваете…
– Гм…
– Наши жертвы счастливы!
– Ага, – сказал я нервно, – особенно во время вязки… Ты ко мне с такими предложениями не вздумай. В смысле, насчет койтуса, а то я заранее… дам сдачи. Нет, пусть лучше мрет в жутких муках, но это узаконенные муки, так можно, а вот вампиру отдать на питание – нельзя. Воронью можно, но уже после боя. Даже в боевых условиях вампиру нельзя… хотя, кто знает, может быть, в особых случаях, в диверсионных группах? Там правила помягче…
Она спросила с надеждой:
– Что такое – диверсионных?
Я отмахнулся.
– Забудь. Ты слишком красивая.
Она посмотрела с вопросом в больших прекрасных глазах.
– Правда?
– Ты знаешь, – уличил я.
– Все равно приятно слышать, – произнесла она слабо и виновато улыбнулась. – Но я сама очень хочу быть полезной, правда. Хотя без моих снадобий…
– Забудь, – прервал я. – Никогда их не получишь! А что ты могла с ними?
Она вздохнула.
– Превращаться, подзывать и укрощать дракона, насылать дождь, усыплять целые стаи зверей…
– Ого, – сказал я с уважением. – Это круто! Особенно вызывать и подчинять дракона.
Она покачала головой.
– Как раз это мне нужно меньше всего.
– Почему?
Она посмотрела с некоторым удивлением.
– Летаю и сама…
– Ах да, – сказал я с досадой. – Не сообразил! Рожденный ползать… А какой груз поднимешь?
В моем голосе явно прозвучала заинтересованность. Боудика ответила тут же с готовностью:
– Мой лорд, я легко могу вас поднять в полном вооружении и перенести, скажем, через лес или горы.
– Да это мне вроде бы не нужно, – пробормотал я, – хотя… кто знает… Во всяком случае, запомним. Помимо тебя, вампирши… или вампирицы, как точнее?.. еще есть нечеловеки в этой области? Или в соседних?
Она сказала тихо:
– Вампиры – тоже люди, хоть мы и другие. Эльфы вообще-то тоже люди, даже тролли… Здесь помимо дневного мира есть и ночной… нет-нет, я не о совах, что днем спят. О ночных эльфах слыхали?
– Нет, – ответил я настороженно. – Вообще-то я больше специалист по светлым, темным, высоким и лесным. А в Вангарде я даже сам пробовал поэльфить и даже полуэльфить, но не понравилось… А что они делают по ночам? За кого воюют?
– Просто живут, – ответила она. – Робкие пугливые создания. Всегда прячутся, уходят с дороги людей. Когда-то были хозяевами…
Я спросил быстро:
– Посмотреть их можем? У меня, понимаешь, такая причуда: жажду знать, что было здесь раньше. Как будто и не рыцарь, даже стыдно местами.
Она сказала обрадованно:
– Я сама ночная, потому показать могу. Как только вы будете готовы, господин.
– Это далеко?
– У меня есть любимое место на реке, – проговорила она нерешительно. – Я там обычно купалась, и они от меня не прятались.
– Предлагаешь взглянуть?
Она тихо улыбнулась.
– Если изволите, господин.
– Изволю, – согласился я. – Даже соизволю. На сегодня все важные дела закончены, а мелочи еще сто лет разгребать, и все равно не разгрести.
Она двигалась медленно и неторопливо, то ли потому что такой у нее обмен веществ, то ли чтобы не пугать меня, и без того взведенного, как тетива лука. Я шел сбоку и чуть позади, показывая всем видом, что не верю ни единому ее слову, а если рыпнется, убью на месте.
У двери из своих крохотных покоев она остановилась, на лице страх, подняла на меня взгляд настолько темных глаз, что я не могу увидеть зрачки.
– Боюсь.
Я сказал успокаивающе:
– Думаю, все ушли.
– А если нет?
– Ты под моей защитой.
Я сам открыл дверь, в зале в самом деле пусто, Боудика охнула и остановилась на пороге. Руки взметнулись ко рту, она зажала ладонью рот, глаза расширились. Взгляд ее был прикован не столько к трупу огра, это я снова засмотрелся на сверхгиганта, а к разломанным орудиям труда и волшебства.
– Все… уничтожено…
– Культура наступает, – заверил я.
Она взглянула на меня быстро и пугливо, но смолчала, только опустила голову, пряча слезы.
Я сказал нервно:
– Был бой, что ты хочешь?.. Такова селяви. Мы живы и то хорошо.
Она судорожно вздохнула.
– Да… но зачем было все рушить?
– Вражеский потенциал нужно ослабить, – сказал я сурово, – таков закон войны. Да и вообще… всей жизни. А если можно разрушить вовсе – совсем хорошо. Пойдем, здесь уже делать нечего. Утром придут и сожгут все, что еще не сгорело. Ты жива – это главное.
Она дала взять себя за руку, я ощутил, что ей сразу стало легче, выпрямилась и даже пошла в сторону выхода, не оглядываясь, брови сдвинуты, взгляд устремлен вперед, у меня внутри тревожно екнуло.
Двое кнехтов все так же сидят по обе стороны, один точит меч, второй разбивает камни обухом топора и скармливает Зайчику. Все трое повернули головы, руки стражей дернулись к оружию.
Я сказал успокаивающе:
– Тихо, тихо. Это свой. Своя, то исть.
Один из стражей переспросил угрюмо, рука его сжимала эфес меча:
– Это что… из самой дальней комнаты?
– Да, – ответил я бодро. – Правда, здорово?
Он и второй тоже смотрели обалдевшими глазами, стараясь понять, что же здесь такого здорового. Боудика не двигалась и почти не дышала. Я сделал величественный жест в глубину грота.
– Пока туда никого не пускайте. Вот вам за доблестную службу!.. Утром вас сменят.
Я бросил по золотой монете, оба поймали на лету, морды довольные, плата щедрая, крестьянину нужно год горбатиться, но он, правда, не рискует жизнью, когда проливает пот на пашне.
Один сказал заботливо:
– Ваша светлость, но вы не рискуйте… Кто знает, что это за гарпия. Вон сэр Растер какой орел по этой части, и то пришел поцарапанный…
Я вышел на открытое пространство, Зайчик выбрел за мной первым, оттеснив Боудику, хотя она, трепещущая при виде готовых убить ее людей, старалась держаться ко мне поближе. У выхода из руин остановилась, я оглянулся, она вздохнула и с трудом сделала осторожный шаг наружу.
Над далеким Вьеннуа слабый рассеянный свет, наше войско пирует, а значит – горят все факелы, светильники. На площадях и улицах костры, доносятся слабые звуки музыки, а если хорошо присмотреться, можно различить пляшущие фигурки. Справа и слева от города непроглядная тьма, если, конечно, восхочу смотреть по-дневному, но я сразу перешел на ночное зрение, мир потерял краски, зато тьма исчезла, я очутился в сером сумрачном мире, где все зримо четко и ясно.
Ветерок донес запахи жареного мяса, похлебки из баранины и рыбы, а также свежего хлеба, древесного угля. Мне почему-то сразу остро захотелось кофе, я сказал со вздохом:
– Живут же люди… А я как нечеловек…
Зайчик повернул голову и посмотрел с удивлением, подставил бок. Я взобрался в седло, Боудика стоит смирно, опасаясь заронить в меня какие-то подозрения. Черные волосы свободно падают на плечи и спину, она показалась мне похожей на что-то римское типа гекаты, ириний или чего-то еще, что олицетворяет ужас ночи.