– Я привел вашу дочь, – сказал я громко поверх ее головы. – Она беременна. Вас ждет радость – рождение нового человека! И продление вашего рода.
Плечи Яффы тряслись, я чувствовал, как она в страхе пытается вжаться в меня. Во мне начала подниматься злость, кто бы ни соблазнил эту дурочку, это не повод для самоубийства и не повод, чтобы подвергать ее злобным насмешкам. Но не успел подобрать слова, как мужик проговорил угрюмо:
– Ну, если так уж получилось… на каком она месяце, ваша милость?
Я пожал плечами, откуда мне знать, взял ее за плечи.
– Яффа, который месяц?
Она пролепетала:
– Седь… седьмой…
– Ого, – сказал я, – а еле заметно. Седьмой месяц! Так что уже скоро.
Все перешептывались между собой, я видел, как народу собирается все больше. Шепот ползет, как гнилой туман, расползается подобно выбежавшим из мешка тараканам. Меня осматривают тайком, голоса становятся громче, наконец мужик произнес с угрюмой неуверенностью:
– Ваша милость останется на ночь?.. Солнце уже зашло…
Длинные тени от леса слились и покрыли землю сплошным серым покрывалом. На западе догорают скрученные в жгуты багровые облака.
Я вздохнул и покачал головой.
– Нет, надо идти… дела.
Яффа всхлипнула, ее затрясло. Она в таком ужасе прижалась ко мне, что это она выдавила из меня слова:
– Но раз уж скоро темень, задержусь до рассвета.
Селяне заговорили громче, мальчишки окружили нас и восторженно рассматривали мой рост и мою стать. Я сделал зверское лицо и громко клацнул зубами. Они с визгом разбежались.
Мужик сказал с робостью:
– Тогда, ваша милость, пожалуйте в дом…
– Да, – ответил я, – пожалую. А пока вот держи…
Я вытащил несколько золотых монет и, держа их в кулаке, медленно раскрыл, чтобы они выскальзывали по одной и звякали в ладони отца Яффы. Тот замер, глядя на неожиданное богатство. Среди соседей пронесся вздох удивления и зависти. Я задрал подбородок и надменно прошел в дом. Женщина забежала вперед, по облику мать Яффы, сказала торопливо:
– Вот в эту комнату, ваша милость… Вот сюда…
Комната просторная, чистая и светлая, пахнет лесными цветами. Я завалился не раздеваясь на широкую кровать из толстых досок, кое-как оструганных, но даже не прокрашенных. Подо мной пара одеял, в подушке похрустывает сено.
Скрипнула дверь, в светлом проеме появилась трусливо сгорбленная девичья фигурка Яффы.
Я приподнялся на локте.
– Ты чего?
Она сделала пару торопливых шагов и сказала умоляющим шепотом:
– Ваша милость, они решили, что у меня ребенок от вас!..
Я пробормотал ошалело:
– Что за дурь? Я не…
Она опустилась на колени перед кроватью.
– Ваша милость, – голос ее дрожал и прерывался, – не выгоняйте меня! Позвольте, я посплю тут у порога! Вам же все равно, а меня это спасет… Ну что вам стоит после того, как вы столько золота дали моему отцу? Он сразу стал самым богатым не только в селе, но и не знаю даже…
Я нахмурился, мало мне Армландии и Сен-Мари, так тут еще и такое норовит сесть на шею, а мелочи, бывают, отнимают больше сил и времени, чем великие дела.
– Ладно, – буркнул я, – оставайся.
Напуганная этим злым и несправедливым миром, она едва смогла прошептать слова горячей благодарности, страшась даже звуков своего голоса, тут же опустилась возле порога и легла, стараясь не двигаться и не привлекать высокое внимание его милости рыцаря.
Я некоторое время лежал, закинув руки за голову, пытался мыслить о взятии столицы и проблемах, которые навалятся, но со злостью чувствовал, что еще не дорос до государя, для которого потери – всего лишь статистика. Это вот жалобное существо у порога, которых миллионы, заставляет думать о себе, словно я не гроссграф, а молодой деревенский кузнец, не выходивший дальше околицы.
– Эй, – сказал я раздраженно. – Там лежать нельзя! Из-под двери дует. Видишь, какая там щель?
Она подняла голову, я увидел в полутьме блестящие влажным глаза.
– Ваша милость…
– Иди сюда, – сказал я еще злее.
– Ваша милость!
– Иди-иди, – повторил я. – Сама простудишься, и ребенка простудишь.
Она робко поднялась, на цыпочках подошла и остановилась в нерешительности. Я со вздохом откинул одеяло. Она все еще со страхом опустилась на самый краешек, я отодвинулся на другой край, ложе узковато, обнял ее одной рукой и уложил рядом. Она лежала, затаившись, как мышь, под моей широкой ладонью часто-часто стучит ее сердце, наконец тепло пошло по моему телу, прокатился жар, Яффа его ощутила и посмотрела на меня с надеждой.
– Мой господин… могу ли я послужить вам?
– Можешь, – ответил я.
Она ласкалась старательно и неумело, я прервал в самом начале и распластал ее, как лягушку, придавив всем телом. На миг ощутил неладное, встретив преграду, но когда кровь стучит в ушах, а жар нарастает, остановиться трудно. Волна подхватила и понесла, было пламя, ликующий рев плоти, болезненный и жалобный вскрик девушки, наконец я отодвинулся и посмотрел на простыню.
Между раздвинутых ног Яффы расплывается кровавое пятно, становясь все больше.
Я спросил тупо:
– Ты что же… девственница?
Она ответила всхлипывая, но мне почудилось облегчение:
– Уже нет.
– Ага, – пробормотал я ошалело, – это я понял… Но как же?.. Нет, я не соображаю…
Она сказала тихо, с прерывистыми вздохами, как говорят дети после долгого плача:
– Я же говорила!
– Я слышал, – ответил я все еще ошарашенно, – но… кто бы поверил?.. Я, как и все, увы… Ничуть не лучше и не умнее. Ты говорила правду, говорила искренне, а я не поверил, дурак… Хотя, думаю, если бы поверил, был бы единственным человеком на свете, который бы поверил такому…
Она тихонько и счастливо плакала, уткнувшись мне в плечо, потрясенная внезапностью случившегося. Я рассеянно перебирал ее волосы, вот теперь легче думалось и о скорой битве с варварами, хотя одновременно параллельно идет ряд мыслей о непорочном зачатии, о партеногенезе…
– Ну вот и решилось, – сказал я ей подбадривающе. – Пусть думают, что мы знакомы весьма близко все эти семь месяцев.
Она прошептала со слезами на глазах:
– Ваша милость!.. Почему вы меня спасаете? Вы святой человек?
– Для малости святым быть необязательно, – буркнул я. – Не преувеличивай мою роль. Все равно нужно было где-то переночевать.
– Но вы спасли меня, – прошептала она. – Теперь меня никто не тронет… даже не заденут.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Давай спать? Для тебя это не слишком… грубо?
Она шепнула, пряча глаза:
– Ваша милость, мы живем в деревне… Я с детства вижу кроликов, коз, коней… А нашу корову мы с отцом вместе водили к соседскому быку… так что я все знаю…
– Да, – сказал я и зевнул, – этих знаний достаточно. Спи.
Глава 5
Уходя утром, я уже поднял руку, чтобы щелчком вызвать красного демона и велеть ему «сторожить незримо» женщину, в утробе которой «мой» сын, но вяло подумал, что не стоит перегибать в роли спасителя. Все в деревне и так убедились, глядя на меня, что ребенок будет крупный и сильный. Для деревенских это самое главное. Любой байстрюк от благородного выше по статусу, чем обычные деревенские дети.
Остаток дороги занял совсем немного времени, хотя пришлось обходить готовое к бою войско варваров. Я упал на землю, вышел из личины исчезника и поднялся, одинаково видимый как варварам, так и выдвинутому вперед отряду сэра Норберта.
Я бросился к своим, бегать умею, ничего не вижу в этом стыдного, для меня в этом есть нечто от суворовского «заманивай, заманивай!». Разведчики Норберта разом развернули коней и ринулись мне навстречу. Я несся, как мегасерос, только что без рогов, земля появлялась и пропадала под моими конечностями.
За спиной нарастал конский топот, но конники Норберта остановились и ухватились за луки. Я пронесся между ними, навстречу скачет изумленный сэр Норберт.
– Сэр Ричард! – прокричал он разъяренно. – Что за сумасшествие?
За своей спиной я слышал свист стрел, ими разведчики встретили бросившихся за мной в погоню.
– Если Бог за нас, – ответил я бодро, – кто против вас? Сэр Норберт, как я рад вас видеть!
Он посмотрел мимо меня, лицо смягчилось, видно, погоню не только отбили, но и кого-то из самых горячих захватили, сказал уже не так люто:
– Не понимаю эту дурость!.. Мальчишество!.. Хоть что-то полезное узнали?
– Да, – сообщил я поспешно под требовательным взором, как ученик перед учителем. – Король в самом деле покинул город, оставив его защищать довольно большие силы. Двести конных, семьсот лучников и триста арбалетчиков. Пикейщиков и прочих кнехтов тысяча. Но почти все вельможи последовали за ним, так что городские власти будут действовать сами по себе.
Он удивился:
– Почему так мало конных? Впрочем, сейчас неважно…
Я сел на коня, седло которого уступил один из разведчиков, вернулись в лагерь. Нас уже ожидали Ришар, Зольмс, Рейнфельс, Митчелл и Альбрехт. Из шатра вышел, утирая пот ладонью, сэр Растер, со стороны копейников в нашу сторону мчался Макс.
Я спросил издали, стараясь, чтобы голос звучал как можно более бодро:
– Какие новости?
– Собирались начинать без вас, – ответил граф Ришар чуточку сварливым тоном. – Уже собрали ударный кулак. Варвары сами готовы напасть, к ним ночью подошло подкрепление.
– Тогда я вовремя, – сказал я еще бодрее. – Познакомьте меня с диспозицией…
Через два часа мы вышли из шатра, я наблюдал, как на той стороне обширнейшего поля, ровного, как бильярдный стол, варвары выстраиваются к атаке. На равном расстоянии между их войском и нашим из утоптанной множеством копыт земли торчит обелиск черного, как показалось сперва, камня, блестящий и гладкий настолько, что это не камень, как выглядит, за тысячи лет ветры и дожди источили бы любой гранит, как черви дерево…
Я спросил настороженно:
– Там ничего волшебного?
Сэр Норберт заверил:
– Абсолютно. Я лично подъезжал и щупал.