леса, холмы и низины. Только в одном месте крохотный округлый выступ: там царь прижимал линейку пальцем, и карандаш его задел чуть-чуть.
Дорога уходит вперед, прямая, как стрела. Отчетливо видно, что вот там низина, дорога поднимается, сохраняя прежнюю ровную линию, а еще дальше, где возвышенность, эта же дорога превращается в прорубленную долину. Полотно приподнято по-прежнему, а по бокам… да, кюветы для отвода воды, чтобы не размывали полотно.
Сзади догнал крик, Гендельсон поравнялся на храпящем коне.
— Что случилось?.. Что на вас нашло?
Я спросил хриплым голосом:
— Что это?.. Что за дорога?..
— Она уходит на Юг, — выкрикнул Гендельсон. — В царство темных колдунов!.. А нам нужно на Восток. Это вон туда…
Я проехал еще чуть, начал придерживать коня, сердце бьется учащенно, но мы в самом деле должны в Кернель… взгляд зацепился за пробивающиеся между ракушками стебельки травы. Как-то странно пробивается, полосами, словно едем по спине зебры…
Гендельсон начал читать громко молитву, чтобы господь защитил мою душу от дьяволов. Явно же меня что-то взяло и ведет, не сам же я с такими безумными глазами и волосами дыбом…
Конь с облегчением остановился, когда я натянул повод. Гендельсон оборвал молитву, я соскочил наземь, потом он забормотал громче. Я упал на колени, пощупал землю. Так и есть, эта вот коричневая смесь — труха от дерева. А дальше, на расстоянии короткого шага — еще… Если пройти вперед и внимательно присматриваться…
Я вскрикнул, в одном месте торчит черный полуистлевший кусок дерева. Дрожащими пальцами коснулся дерева. Ощущение было таким, будто тронул истлевшее папье-маше. Тут же сломалось, рассыпалось, легло на дно черным пеплом. Эта шпала, хорошо просмоленная, пропитанная нужными растворами, продержалась дольше всех, успела сообщить нечто важное…
— Что здесь за земли? — спросил я не своим голосом. — Что здесь произошло?
Гендельсон добормотал молитву, потом лишь ответил злым голосом:
— Здесь когда-то были земли Черных Колдунов!.. Но благочестивые воины Святой Церкви сумели с помощью креста, святой воды и острых мечей опрокинуть мощь Нечистого. Колдунов изгнали из этих земель, здесь поселились благочестивые и благолепные люди, построили свои города, а все, созданное колдунами, было уничтожено, а сами они преданы огню на городских площадях… Но вот теперь снова пришли Черные войска Карла! И снова все в руинах…
— И снова все в руинах, — пробормотал я горько. — Снова все в руинах…
— Сэр Ричард, о чем вы?
— Если бы не предали все огню, — сказал я с болью, — разве не носились бы здесь поезда на воздушной подушке?..
— Сэр Ричард?
— Да это я…
— У вас бред? Наваждение?
Я слабо отмахнулся, в глазах защипало. Конь показался огромной темной громадой. Пока я взбирался на его спину, успел незаметно вытереть глаза, в седле выпрямился, посмотрел по сторонам, как подобает христианскому рыцарю: угрюмо и надменно.
— В Кернель!.. А по дороге расскажете про эти земли.
Глава 27
Знал Гендельсон не так уж и много, но это с моей-то жадностью, а на самом деле все-таки много для простого… пусть даже генерального провиантмейстера всего воинства Зорра. Земли, по которым едем, последние несколько сот лет считались пограничными, переходили из рук в руки. Всякий раз новая власть задерживалась ненадолго. Черные Колдуны успевали построить свои дьявольские машины… это, видать, паровозы, а когда приходила власть Святой Церкви, то на месте языческих капищ отстраивали величественные церковные храмы, при виде которых сердце наполняется умилением, восторгом и энтузиазмом.
По дороге я сшиб молотом молодую козу, Гендельсон взял ее к себе на седло. Солнце уже опускалось к закату, лес впереди стал темным, страшноватым. Чуть левее небольшое озеро, у пологого берега плакучая ива, можно привязать коней, ибо в мешках достаточно овса…
Я разжег костер, Гендельсон уже разделывал козу, будет жаркое, а я наскоро помылся в теплой прогретой воде, пока еще видно песчаное дно. С берега долетел запах горящей древесины, Гендельсон запел что-то воинственное, немилосердно фальшивя.
Впервые запел, отметил я с удивлением. Не сломал его этот поход, а ведь полнейшее же ничтожество! И доспехи какие тащит…
В голове стучала кровь, я лег на спину и забросил руки за голову. Или я совсем рехнулся, или же здесь до этой жизни была другая жизнь. Нет, жизнь та же, но другие цивилизации. Не такие, как древнеегипетская, римская или чертомлыцкая, а… это, конечно, дико, но если допустить такую возможность, что когда-то здесь уже существовала высокоразвитая техническая цивилизация, тогда все становится ясно, и все лишние шары попадают в свои лунки.
Во мне все противится объяснять что-то магией или колдовством, но если допустить… только допустить, что была могущественная цивилизация, потом, ессно, от чего-то сгинула, то сразу объяснимы такие «магические» вещи, как железнодорожная колея или необъяснимо прочные сплавы. А что мне непонятно — как, к примеру, мой летающий молот — то это тоже объясняется научным и техническим сверхмогуществом погибшей сверхцивилизации, которого мне пока просто не понять.
Что случилось, уже не узнать: вряд ли войны, их мы любим предполагать в первую очередь. Думаю, при высочайшем уровне про войны речь уже не идет, но возникает множество других проблем и опасностей, которых не знает феодальное общество. К примеру, они не знают экологических катастроф, озоновых дыр, экспериментов с генетикой, что уже знакомо нам, а у сверхцивилизации таких опасных моментов будет в тысячи раз больше.
Итак, предположим… только предположим!.. что цивилизация такого типа была. Потом рухнула. Остатки населения должны были бороться за выживание, а закон прост: достаточно всего лишь двум поколениям остаться неграмотными — и уже все человечество вернется в пещеры. Возможно, какие-то остатки грамотности уцелели, но много ли им это даст, если остановились и рассыпались в прах заводы, фабрики, лаборатории?
Конечно же, между полудикими племенами начались войны. Те остатки древней культуры, что находили в изобилии, были признаны магическими. Как и руины древних городов.
Небо потемнело, зажглись первые звезды. Луна, оказывается, уже давно на небе, только теперь ее бледный, едва заметный диск начал наливаться ярким светом. На ее фоне мелькнуло, словно пролетел гигантский упырь. Кстати, о зверье. Вряд ли сверхцивилизация выводила огнедышащих драконов, хотя кто их знает, но крохотных игривых дракончиков, размером с морских коньков — наверняка. Они такие милые и забавные… А вот всякую дрянь вроде монстров или гарпий явно выводили в полуразрушенных автоклавах уже полудикие потомки. Возможно, инструкции еще сохранились, но мораль была не та… словом, когда и автоклавы были уничтожены, звери зажили своей жизнью. Некоторые остались стерильными, другие — страшно подумать — могут размножаться…
Ночью я летал во сне, с легкостью проходил сквозь стены, видел сверкающие города и слышал трубный глас то ли архангела, то ли Вселенского Координатора Звездных Перемещений. А потом над миром поднялся чудовищный гриб ядерного взрыва… и хотя я знал, что это не ядерный взрыв, а нечто в сто тысяч раз страшнее, но сознание не в состоянии представить непредставимое, и потому я пал на землю, закрыл глаза и накрыл ладонями голову, хотя понимал, что взрыв выжжет даже землю на десяток метров в глубину…
Утро было холодное, я проснулся весь дрожа. Гендельсон ухитрился встать еще раньше, раздувал костер. С ночи говорить не хотелось, да и Гендельсон был странно молчалив, поглядывает с подозрением. Что-то наснилось, в мой адрес, понятно.
Позавтракали наспех разогретым мясом. Кони сытые, в мешках пока что овса на пару суток. Мы поднялись, и тут Гендельсон ахнул. Я резко повернулся.
Из озера медленно поднялся острием вверх меч. Я неотрывно смотрел, как поднимается острое суженное лезвие, блестит на солнце добротной сталью, затем показалась рукоять. Держит ее женская рука, у мужчин не бывает таких тонких изящных пальцев. Да и вообще приятнее думать, что меч держит женщина. Значит, — охотнее расстанется.
Гендельсон прошептал в великом возбуждении:
— Это шанс!.. Я слышал, что Озерный меч обладает невероятной силой!
Я смерил взглядом глубину, поежился.
— Знаете, сэр Гендельсон, — сказал я нерешительно, — я всегда боялся темной воды… И хотя сейчас вроде бы солнце, там мелко, видно песчаное дно, но хрен знает, какая там глубина на самом деле! Рука торчит из песка, что ли? Давайте так, вы берите этот меч…
Он отшатнулся:
— Почему я?
— А почему, — возразил я, — этот меч мне? У меня уже два волшебных… только я не знаю еще, в чем их волшебность. И третий, что нашел в руинах. Подозреваю, тоже не прост. По крайней мере, никто еще не сказал, что за металл, почему рубит другие мечи, как деревянные прутики? И кто и чем его самого так изуродовал?
Гендельсон в нерешительности посмотрел на Озерный меч, вздохнул.
— Меч такой дорогой… но душа еще дороже.
— А моя?
Он отмахнулся с небрежностью.
— Что ваша? Вам все равно гореть в аду. За молот, за амулет, даже за то, что молитв не знаете. Так что грех взятия этого меча много не добавит. Но пригодиться в дороге он может…
Рука все еще держала меч. Я понимал, что если отойдем от озера на какое-то количество шагов, то меч опустится и будет пребывать у дна до тех пор, пока незримую лазерную линию не пересечет следующий путник. Возможно, она даже заранее высматривает тех, кто высок ростом или широк в плечах. Или по каким-то еще параметрам. Скорее всего так, иначе за столетия, а то и тыщи лет уже все волшебные мечи расхватали бы. Не все же Гендельсоны…
— Была не была, — сказал я решительно.
С шумом вошел в воду, меч все так же смотрит острием в небо. Рукоять длинная, женские пальцы занимают едва ли половину, хотя меч не двуручный, а так, полуторный.
Я осторожно взялся за свободное место на рукояти. Женские пальцы медленно разомкнулись, соскользнули с ленивой грацией. Я успел рассмотреть изящно закругленные ногти, безукоризненные, чистые, словно из дорого пластика.