– Задали вы им задачу, сэр Ричард!.. – сказал он с холодной иронией. – Все ломают головы и никак не могут решить, по какую сторону забора упасть. С одной стороны, Кейдан – король, а вы всего лишь маркграф, но с другой – под вашей властью девять десятых страны…
– Гандерсгейм побольше, – буркнул я, – чем одна десятая. Там почти треть королевства. Если не половина.
Он отмахнулся:
– Гандерсгейм пока ничей, а вот у Кейдана лишь Ундерленды, а у вас все королевство. Вот местные лорды и мечутся, не понимая, кому поклониться и признать себя вассалами. А император еще больше всех запутал, поддерживая вас обоих…
Один из его сопровождающих указал на парадный вход дворца. По ступенькам поднимаются как уже примелькавшиеся придворные, так и новые вельможи, все в самых дорогих одеждах, все нацепили на себя массу драгоценностей, это неприметный спутник величия и могущества.
Ришар посмотрел на меня с сочувствием.
– Надо идти, – сказал он мирно. – И принимать подарки. Новые всегда что-то дарят. Эх, хорошо быть майордомом! И лордом-протектором…
Но в голосе его не было зависти, а все то же сочувствие, больше похожее на соболезнование.
Я восседал на троне, суровый и величественный, по крайней мере, таким выгляжу, а каков на самом деле, даже самому смотреть противно. Лорды подходили один за другим, церемониймейстер называл их имена и титулы, они преклоняли колено и, поднеся подарок, клялись в верности.
Барон Альбрехт украдкой показал мне оттопыренный большой палец. Все больше местных выбирает покорность мне, а не Кейдану, хороший признак.
Я сжался, когда из группы лордов вышел герцог Ворквикширский, сэр Джонатан Меерлинг, что богат и могущественен, а сам огромный, тяжелый, настоящий библейский бык. От него пахнуло не только мощью, но и угрозой. Я ощутил холодок в груди, сердце сжалось, но старался не дрогнуть лицом и смотрел на него без улыбки, но по-державному внимательно и проницательно.
Он сделал еще шаг, и хотя трон на некотором возвышении, он навис надо мной, как скала. Холод превратился в ледяное дуновение, я лихорадочно старался успеть понять, выхватит ли кинжал, чтобы вонзить мне в печень, ему так с руки, умру от болевого шока, или же под полой держит что-то помощнее…
Я заставил себя поднять тяжелую, как бревно, руку, протянул вперед для поцелуя. Герцог Джонатан мучительно долго смотрел на меня, холод стал настолько ледяным, вот-вот застучат кости, затем медленно опустился на одно колено и так же медленно взял меня за пальцы.
Я чуть не выдохнул с великим облегчением, когда чуть-чуть коснулся губами массивного перстня с огромным рубином.
– Ваша светлость, – произнес я.
Не поднимаясь с колен, он ответил могучим голосом, при звуках которого зазвенели стекла, а пламя свечей колыхнулось по всему залу и едва не погасло:
– Ваша светлость, сэр Ричард.
Я надеялся, что сейчас поднимется и уйдет, хрен с ним, с ритуальным подарком, стерплю, однако он, все так же преклонив одно колено, повел рукой в сторону, по его знаку двое рыцарей, одетых в его цвета, подошли, держа резную шкатулку.
Холод стал смертельным, я ощутил отчетливо, что как только заинтересуюсь подарком, начну его рассматривать, в этот момент и будет нанесен удар. То ли самим герцогом, то ли со стороны, хотя вряд ли он передаст кому-то такую честь и будущую славу.
– Я тронут, – произнес я, неотрывно глядя ему в глаза. – Весьма и зело тронут, ваша светлость.
– Я рад, – прорычал он мощно, – тоже весьма…
Я смотрел ему в глаза, некоторое время мы ломали друг друга взглядами. Я сказал ему молча, что знаю и готов, теперь его ход, но пусть будет готовым к моему ответно-христианскому, когда воздают сторицей. И если готов, то давай, действуй. Я не для того прошел десятки северных королевств, пробился под Великим Хребтом, чтобы отступить в мелком южном королевстве перед каким-то вшивым лордиком, великим и ужасным только для своей челяди. Действуй, ответ получишь немедля.
Он смотрел мне в глаза, и по мере того, как в моих все больше разгоралась ярость, тем заметнее гасла в нем. Я чувствовал, как бешено бьется сердце и пульсирует жилка на виске. Как там в глазах, не вижу, но что-то отражается тоже, то ли кровеносные сосуды лопаются и наливается кровью, то ли сатанею быстро и весьма зримо.
Он опустил голову и проговорил совсем другим голосом:
– Сэр Ричард…
– Ваша светлость, – сказал я, и на том аудиенция была закончена.
Мои рыцари приняли из рук его людей раскрытую шкатулку. В лица снизу ударил блеск драгоценностей, в глазах восторг, нашего поединка никто, кроме нас с герцогом, не заметил, а когда шкатулку унесли, я обратил царственный взор на лорда Клементаля, владетельного хозяина Угаричера и Конноярда, барона Кубленга и графа Йенского, на чьих землях растет самый лучший строевой лес, в котором также водятся дивные белые олени и рогатые свиньи.
Он подошел, преклонил колено, я спросил первым:
– Лорд Клементаль, к вам уже прибыли торговцы из Тараскона?
Он ответил поспешно:
– Да, но…
– Откуда я знаю? – договорил я. – Так это я их прислал.
Он посмотрел оторопело, затем лицо расплылось в широчайшей улыбке. Он звучно чмокнул кольцо на моей руке.
– Ваша светлость!
– Лорд Клементаль, – сказал я.
Он встал, хотя не прочь был бы сразу же обсудить цены на разные породы леса, его сменил лорд Утрехский, очень старый и весь высохший, с длинными белыми волосами, но чисто выбритым подбородком, в парадных доспехах старого образца, красивых, но облегченных настолько, что панцирь можно проткнуть пальцем.
Когда церемония принятия оммажа закончилась, я подозвал барона Эйца и шепнул тихо:
– Герцога Джонатана арестовать на обратном пути. Неважно как. Устройте засаду, если понадобится. Но лучше без шума.
Он кивнул:
– Да, я уже послал гонца к сэру Норберту. У него больше людей, он все организует…
– Прекрасно!
– И еще, ваша светлость, – сказал он с неловкостью, – вас просят незамедлительно прибыть к кардиналу.
– Черт! – вырвалось у меня, тут же сказал поспешно: – Прости Господи, за упоминание Врага твоего, но эти трое будто на него и работают… Хорошо, сэр Эйц, я иду.
Он промямлил:
– Может быть, откажетесь? Все-таки майордом…
Я покачал головой:
– Увы, я еще и паладин. И не знаю, кто старше.
Я вбежал, слегка запыхавшись, уже с середины комнаты отвесил учтивый поклон, но рыцарский, полный достоинства, что Церковь часто приравнивает к гордыне.
– Прошу меня простить, государственные дела… Я готов прояснить любые непонятки, ваше высокопреосвященство!
Кардинал поднял голову от бумаг на столе, глаза его изучающе пробежали взглядом по мне с головы до ног и обратно.
– Любые?
– Любые способен объяснить только Господь, – ответил я смиренно, – так как он создал и понятное и непонятное. Одно для жизни, другое – для желания жить.
Прелаты переглянулись, кардинал покачал головой, во взгляде я прочел удивление.
– Странно, – проговорил он задумчиво, – у вас неплохие знания Библии… Откуда?
– Откуда и у всех, – настороженно ответил я. – А что, есть иные возможности узнать, кроме как почитать? И обсудить с друзьями?
Удивление в его глазах стало сильнее:
– С друзьями? Мне всегда казалось, что молодым людям вашего возраста свойственны несколько иные интересы…
– Свойственны, – согласился я. – Но в моем королевстве женщины очень доступны. Доступнее уже не бывает. Прилагать усилий не приходится, так что остается время и на Библию. А положение в обществе таково, что и молодые стараются найти что-то в Библии. Больше, правда, чтобы опровергнуть, но, как ни странно, знают ее сейчас больше, чем знали их родители…
Взгляд его стал острым:
– Это и беспокоит.
– Что, ваше преосвященство?
– Что Библию больше читают безбожники, чем истинно верующие.
Я спросил осторожно:
– А зачем она истинно верующим?
– Сэр Ричард, не забывайтесь…
– Одни читают Библию, – торопливо сказал я, – чтобы укрепиться в вере, другие – ищут ответы на мучающие их вопросы! Есть и такие, что выискивают неточности или противоречия. Даже атеисты читают Библию. А верующие… им достаточно самой веры.
Он нахмурился, прелаты возбужденно заговорили между собой, слов я не разобрал, но голоса звучат злорадно.
– Сэр Ричард, – произнес кардинал, – ваши слова граничат с ересью…
Отец Габриэль сказал быстро:
– Ваше высокопреосвященство, не смягчайте! Ваше милосердие безгранично, однако надо быть и справедливым. Слова сэра Ричарда в самом деле откровенная ересь!
Кардинал кивнул:
– Верно. Что скажете на обвинение, сэр Ричард?
Я стиснул челюсти, пару раз процедил воздух сквозь зубы, говорят, успокаивает, но в моем случае только разозлило сильнее.
– Я не знаю, – проговорил я таким злым голосом, что зубы начали лязгать, как у голодного волка, – как вы там понимаете вообще религию! И все ли так понимают в Ватикане, как вот вы…
Кардинал поинтересовался вкрадчиво:
– А как понимаете вы?
Я ответил резко, словно бросился в ледяную воду, где быстро утону, если не доплыву до противоположного берега:
– Я понимаю ее как систему правил, которые позволяют людям жить в обществе! Все мы – звери, но чтобы жить в обществе, нужно смирять свои звериные страсти. Кто не может удержаться – тот живет вне общества. Кто входил в общество, а потом начинал звереть, – того изгоняли. Выжили только те, кто жил в нем. Но нам трудно не звереть, натура такая! Для обуздания и созданы главные законы: не убий, не укради… Нам легче подчиняться законам, принятым другими, чем обуздывать себя самим. С самим собой человек всегда договорится! А вот с Богом, который все видит…
Отец Габриэль сказал резко:
– Вы еще ни разу не упомянули о Боге должным образом!
– О нем чаще всего талдычат лицемеры, – огрызнулся я. – Они и молятся громко, напоказ, будто Творец глухой! А дома, не знаю, молятся ли?