Отец Раймон вскрикнул в ужасе:
– Сэр Ричард, опомнитесь! Вы настолько принижаете роль Христа?
– Христос погиб красиво, – согласился я, – по-рыцарски! Явился, прошелся по ряду мест земли Иудейской, крохотной самой по себе, бросил в народ несколько новых идей и отдал за них жизнь, хотя мог бы спастись, но это было бы не по-рыцарски. Павел трудно и тяжело разносил его идеи по бескрайней Малой Азии, не говоря уже о Риме, что сам по себе больше всей Иудеи. И везде имел успех. И тоже был убит за веру, но сколько успел сделать! Вам это известно больше, чем мне.
Они угрюмо переглядывались, на лице отца Габриэля откровенная злоба, кардинал тоже дышит ненавистью, лишь отец Раймон старается держаться нейтрально, хотя от него идут волны неприязни, и я понимаю, что больно задел и его религиозные чувства, принизив роль Христа.
– Христос вовсе не намеревался основывать новое учение, – напомнил я. – Он проповедовал среди иудеев, заявляя, что пришел напомнить старое учение, которое начали искажать. А когда схватил веревки и начал лупить ими торговцев в иудейском храме, возмущенный таким святотатством, как торговля в священном месте, он лишь хотел слегка подчистить веру от налипшей грязи!.. Это гениальный Павел сумел отделить от иудейского древа новый росток и пересадить на целинную почву. Потому я, как политик и хозяйственник, больше чту Павла, ибо вижу и восхищаюсь всем гигантским объемом проделанной им работы, чем этого труса Петра, который в ночь ареста своего учителя Христа ухитрился трижды от него отречься!
Отец Раймон напомнил строго:
– И все-таки Христос выделил именно Петра и как раз его поставил главой своей новой Церкви.
– Потому что Павла не было среди тех, кто сопровождал его, – напомнил я. – А из кого было выбирать? Может быть, Фому неверующего?
– Павел тогда был Савлом, – сказал кардинал с предостережением в голосе. – И преследовал христиан, изгонял, уничтожал…
– Это значит, – подчеркнул я, – он был человек идеи. Грамотный, ученый. И когда принял учение Христа, то сделал для него больше, чем все остальные апостолы, хотя топтались возле Христа, а Павел его никогда не видел! Две трети евангелий написал он!..
Отец Габриэль и Раймон заспорили, начали повышать голоса, кардинал похлопал ладонью по столу.
Они затихли, а он произнес веско:
– Петра поставил потому, что увидел его раскаяние и понял, что раз уж сам познал стыд отступничества, то будет милосерднее, чем, скажем, пылкий Яков, который сразу хватался за меч.
Отец Габриэль сказал с кривой усмешкой:
– Можно представить себе, какой была бы Церковь под началом Павла! А под Тертуллианом так вообще…
Я вовремя подавил реплику, что сильная Церковь не допустила бы Войн Магов и сейчас на земле было бы Царство Небесное.
Кардинал, похоже, заметил, как моя рука то и дело опасно рвется к мечу, произнес усталым голосом:
– На сегодня завершим этот этап расследования. Должен заметить, что осталось добрать последние штришки… после чего можно будет вынести… решение.
Он не сказал «приговор», но это я увидел на лице злорадствующего отца Габриэля и даже в печальных глазах отца Раймона.
Я находился в своих покоях, еще не остывший, когда он подошел, как всегда, неслышно, хотя от него осязаемо пахнуло жаром, я даже вроде бы уловил запах серы, хотя, может быть, только потому, что инстинктивно этого ждал.
– Мои соболезнования, – сказал он участливо.
– В связи с чем? – спросил я.
Он невесело усмехнулся:
– Да знаете, знаете… В связи с тем, что умных намного меньше, чем глупых, и что даже среди умных абсолютное большинство алчных, подлых, завистливых, всегда готовых подставить ножку ближнему… И не корысти даже ради, это было бы понятно, а просто… по гнилости души, что ли?
Я буркнул:
– Никуда не деться, другого человечества нет.
– Согласен, – сказал он, – однако если понимаем, что среди воров нечестных людей и должно быть много, то среди учителей их как бы не должно быть вовсе. Или хотя бы во много раз меньше, чем в любом другом ремесле.
Я покосился в его сторону, он вышел на балкон, наклонился через перила и смотрел на двор внизу равнодушно и чуточку брезгливо.
– Это вы под Церковь копаете? – поинтересовался я.
Он усмехнулся.
– Копаю? Церковь и так в такой глубокой яме, что уже не выберется. Полностью прогнила сверху донизу. Какие только шуточки народ не сочиняет про попов! Поверьте, я не имею к этому никакого отношения, из меня шутник слабый, хотя мне и приписывают всякое…
– Знаю-знаю, – ответил я. – Тем самым вашу роль пытаются принизить, а вас низвести до роли мелкого беса. Я этот прием знаю, на меня это не действует. Я отношусь к вам со всей серьезностью.
– Спасибо!
– Не за что. И это не комплимент.
– Тем более спасибо, – сказал он. – Я имел в виду, что… ну, как бы помягче, чтобы не задеть ваши религиозные чувства… Словом, вера – одно, Церковь – другое.
Я покачал головой:
– Ну почему же? Мне кажется, одно без другого существовать не может.
Он сказал со скукой:
– Сэр Ричард… Ну что вы в самом деле… вы же умный человек, даже умнейший!.. Хотите верить в Бога, ради всего святого – ваше право!.. Но при чем тут Церковь? Разве Творец не услышит вас всюду, где бы вы ни находились? Зачем вам, как неграмотному свинопасу, посредник, толкователь? Почему не обращаться напрямик? Неужели вы о себе столь низкого мнения? Уже увидели, люди Церкви – всего лишь люди. И не всегда… скажем мягко, умные! Почему Бог должен страдать от глупости своих священников?
Каждое его слово било, как молотом, мне почудилось, что вколачивает огромные толстые гвозди в гроб моей веры. Нет, не веры, просто бьет по моему понятию Церкви, а это совсем другое, ибо вера – святое, а Церковь – бюрократическая иерархия людей хитрых, беспринципных и очень ловких.
Я заставил себя сосредоточиться, что-то здесь не так, мною пытаются руководить, подбрасывая моему негодованию сухие поленья в костер, и тут дело не в моем майордомстве, что сразу ощетиниваюсь, я из поколения, которое ничего не берет на веру, а сперва даст в зубы и посмотрит с интересом, встанет ли, а если поднимется, то можно и рассмотреть, что это за идейка лезет.
Я потряс головой, как Бобик, вылезающий из реки, проговорил как можно тверже:
– Есть Бог или нет… даже не скажешь, приходится брать на веру. Но Церковь – это реальное присутствие Творца на земле. На земле и среди людей. Воля Церкви – это Его воля. Разве что не всегда и везде ясно выраженная… Я сам могу наговорить на Церковь едва ли меньше вашего, сэр Сатана! И все будет правдой. Но как бы ни была плоха, в каких бы грехах ее ни обвиняли – другой силы, тянущей человека за уши, за шиворот, за волосы…. в будущее, нет!.. Все остальные силы и желания служат лишь утолению животного начала в человеке, что попало в род людской вместе с семенем Змея, когда согрешила Ева.
Он коротко усмехнулся, глаза на миг блеснули, как звезды.
– Это было сделано мастерски, – произнес он, глаза сияют небесным пламенем. Я ощутил слабый отзвук той радости, что возгорелась звездным огнем в душе Люцифера, когда удалось вот так внести изменение в Великий План Творца. – История с того момента потекла совсем иначе…
Я не стал напоминать, что он ловко повернул разговор, раз уж не удалось сбить меня с пути лобовой атакой на Церковь, кивнул и спросил:
– Но так ли, как хотелось вам?
Он посмотрел на меня с интересом:
– В чем-то да. Но уже то, что удалось помешать Ему, разве мало?
– Немало, – согласился я, – но мелко.
Он отшатнулся в удивлении, притворном или настоящем.
– Помешать самому Творцу – мелко?
Я кивнул:
– Даже в таком деле – мелко. Он творил! А мешать… хоть в мелком, хоть в великом – все-таки всего лишь мешать.
Он сказал с неудовольствием:
– Согласитесь, сэр Ричард, у меня был намного более ограниченный арсенал воздействия. Я вообще не мог ничего делать открыто! И вот с такими скудными ресурсами я сумел уже на самом начальном этапе круто изменить ход истории! Чистые, как было сказано, Адам и Ева должны были до-о-олго жить в придуманном для них мирке, а потом начать долгое восхождение к Нему… однако вместо этого дали начало роду странных существ с двойственностью натуры: божественной и звериной!
Я сказал саркастически:
– И как результат, один сын змея убил другого сына змея. Но Творец исправил то, что вы напортили: Адам и Ева родили третьего сына, Сифа, от которого и пошел род человеческий. И в нем уже не было ничего змеиного!
Сатана посмотрел на меня с интересом:
– Да? Похоже, в вашем королевстве плохо изучали историю. В Сифе, вы правы, в самом деле не было ничего змеиного, но в его потомках?
Я спросил тупенько:
– А что в его потомках?
– Не знаете? – спросил он с удивлением. – Да, мне ваше королевство и ваш мир нравятся все больше. В общем, повторю вкратце: Еву соблазнил Змей, она родила от него Каина и Авеля, младший погиб от руки старшего, того за это всего лишь изгнали. Будучи сильным, одаренным, он выстроил в новых для себя землях первый город на земле, родил множество сильных сыновей и дочерей… Творец запретил потомству Сифа даже общаться с потомством Каина, однако разве простодушные сифиты могли устоять перед пылкими и необузданными дочерьми Каинового семени?.. Так что, дорогой сэр Ричард, наследие первозмея у всех вас в крови, в душах, в умах. Кстати, он вовсе не был той гадюкой, которую вы видите часто в пыли. Он почти ничем не отличался от Адама, даже был очень похож… полагаю, когда Творец создавал Адама, он его и взял за образец, только в Адама вдохнул часть своей души. И вот теперь вы намного сложнее того существа, что создал Творец. Разве это плохо?
Я посмотрел на него исподлобья:
– Только не говорите, что вы так и рассчитывали.
Он довольно хохотнул.
– Не скажу. Более того, я сам был приятно удивлен. Но это говорит лишь о том, что у меня все получается даже лучше, чем планирую.