– Сэр Ричард! – крикнул он весело. – Сэр Альвар!.. Сэр Палант!
Альвар произнес пораженно:
– На каком черте вы ездите, сэр Ульрих?
Ульрих горделиво усмехнулся:
– Пожалуй, я мог бы еще пару дней веселиться в Геннегау, а потом за пару часов догнать вас… но какое веселье без моих друзей?
Он обнялся с Палантом, старым другом, с Альваром обменялись дружескими хлопками по плечам.
Я сказал довольно:
– Сэр Ульрих, с вами мне будет не так совестно выезжать вперед на разведку. Вы будете меня, типа, охранять.
Он воскликнул с готовностью:
– Сочту за честь!.. Хотя, понимаю, охранять придется вам меня, но для спокойствия в войске…
– Вы прекрасно все понимаете, – сказал я.
Ульрих в армландских землях предпочитал, как и Палант, легкие панцири из черной кожи: гладкие, блестящие, подчеркивающие широкие пластины груди и форму разнесенных в стороны плеч, но сейчас с головы до ног блещет сен-маринскими доспехами из прекрасной стали.
Правда, Палант еще раньше его сменил свой кожаный панцирь с аккуратно вшитыми шипами из железа на стальные доспехи. Здесь, в Сен-Мари, умеют делать втрое тоньше и легче армландских, хотя не уступают по прочности… да и вообще, у моих рыцарей патриотизмом и не пахнет: все в доспехах от местных оружейников.
– Может быть, – сказал Ульрих задиристо, – проскачем малость вперед? Пусть конники сэра Норберта отдохнут?
Я усомнился:
– Вот так сразу?
– А что?
– Ваш конь все еще не устал?
Он ухмыльнулся:
– Так вы почти не отъехали от Геннегау. Это для нас даже не прогулка.
– Ну смотрите, – сказал я.
Он вскрикнул, из леса на опушку выметнулся огромный пес с горящими красными глазами, сам размером с пони, а в пасти исполинская рыбина, что все еще бьется и пытается вырваться.
Пес несся к нам гигантскими прыжками, Ульрих побледнел и суетливо дергал рукоять меча.
– Не советую, – сказал я благожелательно. – Р-р-р-разорвет…
Бобик подбежал и, не видя Растера, которому всегда отдавал добычу, посмотрел на меня с упреком.
Я указал на Ульриха:
– Вот он вместо твоего друга…
Ульрих едва не упал с коня, когда Адский Пес начал совать ему рыбину. Альвар, уже знакомый с Бобиком, посоветовал:
– Возьмите, сэр Ульрих. А то обидится.
Ульрих, бледный как смерть, принял рыбину дрожащими руками, та начала бешено вырываться и несколько раз хлестнула его широким хвостом по лицу.
Бобик отступил, сел на задницу и с интересом смотрел, как человек, заменяющий сэра Растера, дерется с рыбой. К нашему общему разочарованию, сэр Ульрих ухитрился удержать скользкую рыбину, Бобик довольно оскалил зубы и огромными прыжками унесся в лес.
Ульрих передал задушенную рыбу оруженосцу, глаза и у того огромные, как блюдца, спросил шепотом:
– Чего это… он?
– Не знаю, – ответил я честно. – С ним иногда такое бывает. То таскает, как положено: оленей, кабанов, гусей ловит, а то, как сейчас, начинает рыб таскать…
Он зябко повел плечами:
– Так это ваш? То-то никто не боится. Я таких громадных еще не видел.
Я спросил:
– Так мы едем или вы раздумали?
Он судорожно перевел дыхание и ответил достаточно твердо:
– С вашего позволения…
От блеска слюдяных камней вдоль дороги и нещадного солнца я просто опьянел, и лишь когда проскакивали вдоль рощ, ненадолго оказываясь в тени, глаза чуть отдыхали от слепящего света, но кружевная тень соскальзывала с конской гривы, и снова этот невероятный блеск…
Наконец влетели в зеленый распадок между высоких и сплошь зеленых холмов, воздух показался прохладным в сравнении, мы промчались по высокой траве, распугивая огромных сказочных бабочек невероятной красоты и расцветок, подняли стадо свиней, не успев их рассмотреть, от горячей духоты воздуха горло пересохло, и вдруг я ощутил, как вокруг мир стремительно меняется…
Мы вылетели на берег реки, я жадно вдохнул влажный воздух, здесь, у кромки воды, деревья другие, толстые и самоуверенные, и трава настолько сочная, что едва не лопается от довольства, и лягушки вон сидят на толстых мясистых листьях водяных растений важные и неторопливые, с ленивым презрением поглядывая на раскаленный под южным солнцем мир.
Река достаточно широкая, противоположный берег почти отвесный, а этот пологий, но вода далеко внизу, течение сравнительно быстрое, кое-где даже завихряются водовороты.
– Вот здесь Бобику раздолье, – сказал я задумчиво. – Интересно, что поймает на этот раз?
Сэр Ульрих зябко передернул плечами:
– Лучше переберемся на ту сторону. Вот и мост как раз кстати…
Я повернул голову, мост выглядит прочным, хотя строили в расчете на пеших, хотя, думаю, можно и коня провести, если держать в поводу. Странно, что не заметил этого моста сразу. Я не заметил, а вот сэр Ульрих заметил.
Он послал коня к нему, я крикнул:
– Сэр Ульрих, это для пеших!..
– Думаете, – крикнул он в ответ, – не пройдем?
– Войско точно не пройдет, – сказал я. – Да и нам не пройти…
Он соскочил с коня, поводья забросил на седло и сказал деловито:
– Я схожу на ту сторону, проверю настил.
Я уставился на мостик, сердце тревожно тукает, по телу пробежала неслышная дрожь, и стало тревожно, словно небо внезапно застлала огромная грозовая туча… Сэр Ульрих уже собирался ступить на первые доски, когда я сказал предостерегающе:
– Сэр Ульрих, погодите…
Он обернулся:
– Что?.. Сэр Ричард, у вас такое лицо…
– Что делать, – пробормотал я, – все никак не сменю на более привлекательное.
Он в недоумении смотрел, как я, покинув седло, подошел к самому краю моста и присел, щупая доски. Пальцы ощутили твердую поверхность, сглаженную прикосновением множества подошв.
– Да что случилось?
– Этого моста нет на картах, – сказал я.
Он пожал плечами:
– Вы все так хорошо помните?
– Помню, – подтвердил я. – Точно – нет.
– Ну и что? – спросил он. – Карты составляют не каждый день, а мост могли сделать месяц тому.
Я снова в тревожной раздумчивости провел пальцами по доскам моста. Вытерто так, словно по нему ходили десятки лет. Одной рукой я уперся в землю, чтобы не упасть, если закружится голова, перешел на тепловое зрение… и не увидел моста! Да и как увидеть, если у него нет собственного тепла, я точно так не вижу жаб и ящериц, если те только что не полежали под солнцем, посмотрел в запаховом – глухо, хотя вообще-то на любом мосту запахов чуть больше, чем на берегу, ибо на мосту концентрируются на меньшем пространстве.
– Сэр Ричард, да что с вами?
Он в нетерпении вошел на мост, сделал несколько осторожных шагов, оглянулся и только шагнул уже решительно, как я вздохнул и сказал громко:
– Лаудетор Езус Кристос…
Мост вспыхнул зеленым пламенем и тут же исчез. Сэр Ульрих полетел вниз, ударился о косую стенку берега и покатился до самой воды, где плюхнулся на мелководье, шумно и красиво вздымая по бокам огромные серебряные крылья, словно вот взлетит.
Убедившись, что рыцарь цел, я крикнул сверху:
– Сэр Ульрих, вода теплая?
Он кое-как поднялся, вода хлынула из всех щелей. Он стоял по колено в реке, как статуя писающего мальчика на фонтане, только пустившего лужу в доспехах, охнул и с отвращением начал отдирать вцепившегося в подколенную щель рака.
– Ого, – сказал я, – какие огромные тут водятся! Будем на вас ловить, сэр Ульрих.
Он поднял на меня бледное лицо с вытаращенными глазами.
– Холодная, – ответил он запоздало, – как у нас в Армландии зимой… Господи, только не это!
Бобик появился перед ним, весь блестящий, еще даже не отряхнулся, но счастливо совал ему в лицо длинную узкую рыбину с ярко-красными перьями и хищной зубатой пастью.
– Берите-берите, – посоветовал я в благожелательной манере сэра Альвара. – Не хотите же обидеть друга? Смотрите, он в вас просто влюблен…
Ульрих застонал, Бобик настойчиво и заботливо вкладывал ему в руки добычу. Сэр Ульрих наконец сомкнул на ней пальцы. Пес довольно лизнул его в нос и мощными прыжками умчался.
– Ну вот, – сказал я, – вдобавок с таким уловом… Я всем скажу, если вы не очень против, что это вы ее поймали… Увидели прямо с берега, вода здесь чистая, даже дно видно, азартно прыгнули вниз головой и ухватили недрогнувшими руками. Хорошо?.. Вы ее за жабры, за жабры…
Он там внизу с перекошенным лицом боролся с отчаянно бьющейся рыбиной, чем-то похожий на Лаокоона, побагровел, пыхтел и постанывал, но все-таки победил, я на берегу терпеливо ждал, когда выберется из воды и поднимется к нам, мне и нашим коням, что наблюдали за ним тоже с живейшим интересом.
Бросив полузадушенную рыбу на траву, он снял шлем и вылил ухитрившуюся попасть и туда воду. Вместе с нею выплеснулась и горсть блестящих от слизи головастиков. Зеленые кружева водоросли запутались в сочленениях доспехов и торчат, как будто прорастает молодая травка.
– Ничего, – утешил я, – зато теперь не жарко. А я вот думаю, спускаться или не спускаться.
Он простонал тоскливо:
– Что это было?
– Колдовство, – объяснил я.
Он свирепо сдирал водоросли и тину, во взгляде была горькая укоризна.
– А вы не могли бы прочесть молитву, когда мы перешли бы уже на ту сторону?.. Господь бы простил крохотное отступление от правил, мы ж столько для него делаем!
– Об этом не подумал, – признался я.
Он вычистил шлем изнутри пучком травы, тяжело вздохнул:
– И хорошо, что не подумали. Это было бы нечестно.
– Да и мост мог бы исчезнуть, – заметил я, – не сразу, а когда мы оказались бы над серединой реки. А там течение быстрое.
Он покачал головой:
– Сэр Ричард, у вас удивительное чувство… опасности.
– Спасибо, – ответил я польщенно. – Как видите, пригодилось.
– Удивительное чувство, – повторил он задумчиво. – Просто дивное…
– А что вас настораживает? – спросил я напрямик.
Он развел руками:
– Даже и сказать трудно. Ну, например, от Господа этот дар или от дьявола? Как известно, Господь уповает на самого человека и ничем не помогает, за что часто обижаемся на Господа и горько жалуемся в молитвах, а вот дьявол… гм… чтобы соблазнить, склонить на свою сторону, подкупить колеблющегося…