– А кто такие проникатели?
Ее голос был слабенький, и, пожалуй, я ее придавил, как сапогом жабу. Ладно, как красивую молодую лягушечку.
– А, – сказал я небрежно, – есть такие, что проходят сквозь любые каменные стены, любые магические защиты… Толку от них мало, они не могут драться. Разве что шпионят… Кстати, вы подсказали хорошую мысль. Где, вы говорите, находится ваш замок?
Она резко вскочила.
– Вы не посмеете!
Я удивился.
– Почему?
– Вы… вы же паладин!
Я покачал головой, плечи мои раздвинулись, я сказал хвастливо:
– Да, паладин, а не какой-то задрипанный рыцарь, что слагает сонеты в честь бабе. Паладин верно служит Истине, как я уже сказал, Справедливости, а бабы… это так, мелочи. Бабам пусть служат, как вы верно сказали, простые и простейшие рыцари. Бабам служить – ума не надо… Но вы правы, что-то нехорошее в том, чтобы посылать проникателей в ваш замок. Мы же не враги, верно? Если проникнут случайно в вашу спальню, я буду опозорен, что подсмотрел, а это нехорошо. Или же застанут вас в отхожем месте, когда вы, с выпученными глазами и покрасневшим ликом…
Она вскрикнула негодующе:
– Прекратите! Вы… вы даже не паладин! Хорошо, вы доказали, что вы – сильнее. Что вы хотите? Да, я ваша пленница. Что вы хотите?
Я сказал галантно:
– Что вы, что вы! Это я ваш пленник. Ну-ну, не всерьез, а чтоб приятно для ушей, льстивое слово даже мужчинам приятно, а уж вам…
Она смотрела с восхитительной ненавистью. Я тоже смотрел честными глазами. Галантность галантностью, я еще и не то скажу, все умеем бабам говорить приятное, чтобы шибче раздевались, но это только говорить, а наяву я хрен кому дам сесть себе на шею и свесить лапки. Бабы – тоже люди, а людю могу по сопатке, если увижу, что собирается замахнуться.
– Значит, – спросила она с дерзостью отчаяния, – вы по крайней мере меня… выпустите обратно?
– О чем разговор, – воскликнул я. – И даже не надругаюсь над вашей невинностью! Я ж паладин, а это накладает моральные обязательства. Как рыцарь, я вас считал бы слабой бабой и слагал бы вам… словом, слагал. Как паладин, я вас чтю и считаю за человека, хоть и при вторичных половых признаках. Человека я могу и меж ушей, не то что бабу, которую нельзя и пальчиком, чтоб потом не было мучительно стыдно.
Глава 6
На ее чистом лбу пыталась проявиться морщинка, результат мучительнейших раздумий, не лучше ли прикинуться просто бабой, ведь красивая же, неужели этот лох не клюнет, не развесит уши, не потечет слюной, тогда его можно и расколоть до самого места, которым думает… Но это ж так противно – прикидываться, терпеть щупающие руки и даже хихикать, жеманничать и улыбаться, как будто млеешь, как будто это нравится, когда этот дурак сопит и никак не может распутать шнуровку на груди…
– Поздравляю, – сказал я.
– С чем? – спросила она испуганно.
– С решением.
– Да? А какое решение я приняла?
– Правильное, – одобрил я. – На фиг мне еще одна баба? Вон их сколько бегает на кухне…
Она взвилась, глаза свернули зелеными молниями:
– Я не ровня кухарке!
Я выставил перед собой ладони.
– Я разве такое сказал? Конечно, вы – нет. Но ваше тело не… не в такой мере отличается от кухаркиного, как содержимое вашей черепной коробки от кухаркиного… содержимого. Говорят, что с умной женщиной днем – тяжело, а ночью – просто невозможно, но это для конюхов и тяжело, и невозможно. Мы же могли бы пообщаться на любом уровне.
Она спросила подозрительно:
– Вы имеете в виду уровни магии?
– Нет, я, скорее, об общечеловеческих ценностях. Сейчас все рехнулись на общечеловеческих, а они… Не слыхали? Да это все просто: один пророк заявил, что все ценное, что нас объединяет, оттуда, сказал и указал пальчиком в небо. Второй чуть опустил ладонь и похлопал себя по лбу: нет, отсюда. Пришел третий пророк, который и создал христианство, опустил ладонь еще ниже, к сердцу. Мол, любовь нас объединяет и все такое. Четвертый мудрец опустил ладонь еще ниже…
Она смотрела с недоверием, следила за моей ладонью.
– Это что же, нас объединяет желудок?
– Да, – ответил я, – но пришел пятый мудрец и опустил еще ниже…
Она сказала поспешно:
– Не опускайте! Нас это никогда не объединит.
– Нас, – уточнил я, – это человечество или нас с вами?
Она посмотрела с отвращением.
– Ни человечество, ни нас с вами. Если вы в самом деле не собираетесь меня держать в качестве пленницы, то я хотела бы отсюда убраться.
– Я понимаю вас, – ответил я. – Но, леди Клаудия, мне нужна полная инфа, что вы хотели добыть в этом замке? Что именно вас сюда привлекает? Тянет? Ради чего все-таки пошли на риск, ведь риск был, вы его чувствовали… и все-таки рискнули?
В ее глазах вспыхнуло изумление.
– Так вы… даже не знали?
Я молча полюбовался ее смятением, на ее бледных щеках расцвел ярчайший румянец, глаза заблистали, а дыхание стало прерывистым.
– Нет, – ответил я откровенно.
– Какая же я… – прошептала она в отчаянии. – А я решила… я пришла либо взять, либо выторговать… Вы просто дьявол! Если бы я знала, что вы даже не знаете, что именно искать…
– Так скажите, – предложил я. – Все равно не знаю где. Это не замок, а какой-то таможенный терминал с конфискованной контрафактной продукцией! Всю жизнь можно рыться, и хрен что найдешь. Хрен – это такой овощ.
– Магический? – уточнила она.
– Да, – ответил я, – в определенных случаях.
Ее глаза стали острыми, лицо же, напротив, застыло, окаменело.
– Почему вы решили, что я вам вот так все и выложу? Может быть, я пока еще и сама не знаю, что я хочу?
– Ого, – сказал я, – настоящий мужчина – тот, кто хочет все, а настоящая женщина – та, которая не знает, чего хочет. Так?
Она просияла.
– Точно! Какой вы умный, сэр Ричард!
– Когда мужчине говорят, что он умный, это значит, что другого такого идиота найти трудно. Леди Клаудия… видите, как уважительно произношу ваше трудновыговариваемое имя? Так во мне и норовит Клавой назвать, но я с первого раза запомнил! Это значит, что вы хоть и блондинка, но… либо крашеная, либо мутант. Потому я к вам со всей серьезностью, прошу и вас так же ко мне. Я понимаю, в рыцари принимают здоровых, а с таких нечего спрашивать, как с умных, но я тоже немножко двухголовый… в смысле мутант. Так вот как мутант мутанту и говорю: леди Клаудия…
Я замолчал, посмотрел ей в глаза. Она слушала зачарованно, словно я прямо на глазах творил колдовское заклинание.
Я покачал головой.
– Леди Клаудия… Вы признаете, что мы – враги, по крайней мере – противники. Или хотя бы соперники. Вы шли сюда с явной целью завладеть реликтом, а для этого вы, не задумываясь, раздавили бы меня, как таракана. Ну что для вас еще один мужлан в железе? Несмотря на это, я восхищаюсь вами и готов вас проводить до ворот. И даже за мост. Вы понимаете, что даже для рыцаря бывает чересчур… а я не простой рыцарь, а паладин, что уважает женщин не только как красивых дур, но и как людей. А это значит, что и спрос будет, как с людей. Вы догадываетесь, что это значит, верно?
Наши взгляды встретились, мой – прямой и жесткий, а ее – трепещущий, избегающий прямого контакта.
Она спросила с враждебностью, но в голосе звучало отчаяние:
– То есть вы готовы относиться ко мне как к мужчине?
– Как к человеку, – уточнил я. – Не делая никаких различий. Ни унижая вас снисхождением, якобы необходимым для слабого пола. Относясь к вам со всей жесткостью, как… как готовы были поступить вы со мной. Нет, я вовсе не намекиваю на пыточные подвалы, это было бы свинство и оскорбление для человека вашего высокого ранга волшебницы. Но вот позвать голема…
Она вскрикнула испуганно:
– Нет! Не надо. От вас, продавшего душу дьяволу, можно ожидать любого свинства.
Я поклонился, скрывая улыбочку. Пусть обвиняет, обзывается, обличает, надо позволить ей хоть в чем-то иллюзию победы. Конечно же, не ей говорить о дьяволе и вообще о новой религии Христа.
– Я слушаю, – напомнил я.
Она вздохнула. Взгляд ее затравленно метнулся по сторонам, вдруг да в последний миг придет спасение, но тут же погас, словно опасаясь наткнуться на ужасного демона.
– В древних летописях, – сказала она поникшим голосом, – есть упоминание о кольце богов…
Она умолкла, облизывая разом пересохшие губы. Я сказал, стараясь поддержать и направить разговор:
– Кольцо богов? Почему богов? Боги, как вы знаете, почти не вмешиваются в жизнь людей. И почти не появляются. Так что если и есть кольцо богов, то для людей оно, скорее всего, бесполезно.
Это была провокация, довольно грубая, но этот мир еще не дорос до Талейрана или нашего президента, ее хорошенький ротик открылся в искреннем возмущении:
– Бесполезно? Да трое или четверо героев сумели завладеть этим кольцом! Завладеть и воспользоваться!
– Как? – спросил я в лоб. Она пожала плечиками.
– Я же сказала, до нашего времени дошли только обрывки, да и то не подлинников, а пересказы пересказов… И все изложено тем языком, как любят изъясняться и наши знатоки: умно, заумно, возвышенно и очень туманно, чтобы звучало значительнее. Так что толкования самые разные, в том числе и самые бредовые.
– Какие?
Она снова пожала плечами.
– Что это кольцо дает власть, богатство, силу, долгую жизнь… Ну, все зависит от того, кто толкует. Молодые уверяют, что кольцо дает власть, а старики утверждают, что кольцо обеспечивает владельца бессмертием, уроды говорят, что кольцо способно преобразить человека в красавца… и вообще трансформировать в любое существо по его желанию. Каждый, толкующий древние откровения, понимает их по-своему. У меня они переписаны все в том виде, в каком дошли до нас…
Пауза ее была говорящей, я кивнул, сказал:
– Если пригласите, то как-нибудь воспользуюсь вашей любезностью и посмотрю подлинники. По крайней мере то, что дошло из глубин веков. Но кольцо, как я понимаю, даже если оно ковалось вовсе не на палец человека, все-таки не с мельничный жернов? Я имею в виду, что отыскать его непросто даже в одной комнатке, а в этом замке я до сих пор еще не знаю, сколько их!