– Недостаточно атлетические, чтобы бить в бубен.
Рогозиф отмахнулся.
– Тогда пусть хоть играют. Но если под музыку нельзя драться, то это плохая музыка.
Я окинул музыкантов придирчивым взглядом.
– Лохматые… Стричься еще не умеют, значит, будут играть только тяжелую музыку… А под нее драться хорошо.
– Конунг знает дело, – откликнулся Рогозиф знающе.
– Будет драка?
– Обязательно, – заверил он.
– Зачем?
Он удивился:
– А как без драки? У вас что, безздрачники?
– У нас только на свадьбах, – пояснил я. – Свадьба без мордобоя – вообще не свадьба. А еще на днях рождениях, юбилеях, встречах для хорошей выпивки и просто так.
– Воздержанные вы люди, – сказал он с уважением.
– Здесь, как я понимаю, готовятся к королевским состязаниям? Разминка?
– Гоняют кровь, – согласился он, – присматриваются друг к другу. А чем заняться, если до состязаний еще два дня?
– Уйма времени, – согласился я. – Девать некуда.
Кочевники в самом деле, разогрев себя вином, приглядываются друг к другу оценивающе, некоторые прямо за столом обматывают кулаки ремешками, другие хищно сжимают и разжимают пальцы, готовые цепко хватать противника и бросать через бедро, через голову, через руку или плечо.
– Как ты? – спросил Рогозиф.
– Ни за что, – сказал я твердо.
Он удивился.
– Почему?
– Лучше посмотрю, – объяснил я. – Вот смотреть такое люблю больше. Только место займу получше.
Он сказал весело:
– Я тоже так люблю больше. А потом оно как-то само… Вдруг – и уже в драке!
– Я сдержанный, – сказал я, – очень сдержанный.
Он хмыкнул с сомнением, но промолчал, взгляд его устремился мимо моего уха, я даже слышал легкий свист и дуновение воздуха. Оглянуться я не успел, там послышался нежнейший голос:
– Дорогой герой…
Я обернулся, милая девушка кокетливо присела передо мною, глазки хитрые, а щечки круглые и нежные, а еще тугие и спелые, так и хочется укусить. Еще умильные ямочки, на них нельзя смотреть без удовольствия. А когда она улыбнулась, ямочки стали глубже, делая личико из просто хорошенького изумительным.
– Привет, Юдженильда, – сказал я с удовольствием, на хорошеньких женщин всегда таращим глаза просто с наслаждением. – Какая ты прелесть, теперь всю ночь будешь сниться…
Она заулыбалась шире, голосок прозвучал кокетливо:
– Помнишь мое имя?
– Как же его не запомнить? – изумился я. – Все только и говорят: взгляните на эту изумительную девушку, она же мечта мужчин, как ее зовут, кто она, откуда она, как бы с нею…
Она рассмеялась чисто и звонко:
– Не продолжай! Я, знаешь ли, такая скромная, такая скромная бываю в некоторых случаях. Милый Рич, моя подруга Элеонора послала отыскать тебя.
– Ты отыскала, – сообщил я и жадно раздел ее взглядом, подумал и не стал одевать. – Можешь броситься мне на шею. Обещаю не отбиваться.
Она расхохоталась, милые ямочки на щечках стали глубже.
– Нет-нет, я по другому делу. Она сейчас во-о-он в том павильоне. Понял?
– Понял, – ответил я.
Она подождала, я стоял и с удовольствием смотрел на нее, так и не сумев заставить себя вернуть ей платье, наконец она сердито топнула ножкой в изящной туфельке. Я озадаченно посмотрел на ногу, на туфлю, потом на ее милое личико.
– Что ты понял? – переспросила она с недоверием и мило наморщила носик.
– Что она во-о-он в том павильоне, – послушно ответил я.
Юдженильда с укоризной покачала головой.
– Это значит, – произнесла она наставительно, – ты должен бежать туда сломя голову!
– От тебя? – спросил я с возмущением.
Она расхохоталась и ухватила меня за руку.
– Надеюсь, – сказала она деловито, – мои родители меня не убьют, что взяла мужчину за руку. Но это ж только за руку, а не за…
– Юдженильда, – перебил я торопливо, – вы слишком невинны, потому помалкивайте, пока не сказали такое, после чего я уже не смогу остановиться.
Она хихикала всю дорогу и заговорщицки сжимала мне пальцы. Павильон приблизился, весь в зеленом плюще, за исключением входа, мы обошли вокруг, я не сразу обнаружил щель в зеленой стене, Элеонора сидит в королевской позе и смотрит в нашу сторону.
Юдженильда хихикнула громче, Элеонора покачала головой, взгляд был холоден и полон неодобрения.
– Иди домой, – сказала она резко. – Рано еще хватать мужчин за руки.
– Так это же за руки, – ответила Юдженильда тоненьким голоском, – а не за…
Мы с Элеонорой прикрикнули в один голос:
– Беги домой!
Юдженильда надулась и пошла прочь, выпрямив спину и покачивая уже вполне созревшими для жадных мужских рук сочными булочками.
Элеонора жестом пригласила меня войти и сесть. Я с поклоном повиновался, она вперила в меня сердитый взгляд.
– Что-то не так? – спросил я.
Она спросила раздраженно:
– Что у вас за шуточки?
– В смысле?
– Насчет лапок гарпий, – сказала она рассерженно, – теперь весь двор судачит!.. В жизни не пробовала такой гадости! И даже не верю, что их где-то едят.
– Где-то едят, – заверил я. – Мир так объемен и разнообразен, что все, что может случиться, – где-то случается. И лапки гарпий кто-то ест. Правда, у этих не лапки, а лапищи…
– Почему то существо на вас напало? – потребовала она. – И почему я только сейчас об таком узнаю? Это не было случайностью, так все говорят.
– Правда?
– Правда, – отрезала она сердито. – Гарпия не кружила, а сразу ринулась именно в окно той комнаты, где находились вы. Хотя ближе были такие же окна.
– А там люди были?
– Были!
Я подумал, предположил:
– А что, если я вкуснее?
Она поморщилась.
– Вам все шуточки, а у нас двор до сих пор жужжит и волнуется. Как это случилось?
Я пожал плечами.
– Это так давно было, разве вспомнишь?.. Сколько воды утекло, сколько не сделано, сколько предстоит еще не сделать…
Она сказала резко:
– Это было вчера!
– Для ленивых и год – один миг, – объяснил я. – А для таких орлов, как ваш покорный слуга… видите, кланяюсь?.. за сутки можно развязать войну, провести несколько сражений, совершить подвиги, изнасиловать побежденных, заключить мир и успеть попировать!
Она смотрела исподлобья, в темных глазах поблескивают, затухая, искорки, потом тяжело вздохнула, суровость из глаз испарилась, вместо них проступила некая растерянность.
– Вы не такой, – проговорила она, как мне показалась, с трудом, – как остальные. И теперь догадываюсь, не станете участвовать ни в каких состязаниях…
– Почему? – полюбопытствовал я, потому что, как ни гоню эту идею пинками взашей, но появляется такая не совсем честная мысль, что вот выйду на ристалище и блесну, еще как блесну! Всех нагну, повергну, побахвалюсь бицепсами. – Проясните свою по-женски глубокую мыслю.
– Вы заведомо сильнее, – объяснила она. – Вам будет зазорно состязаться не с равными.
– Гм, – пробормотал я, на самом деле самый кайф состязаться со слабыми, а то равные могут и рыло разбить, – ну да, вы проницательны… Я такой, ага, щас… Ну ладно, я пойду, не рискну мешать вам мыслить по-женски о высоком.
Она сказала повелительно:
– Задержитесь, герой.
Я ответил с настороженностью:
– Да, ваша светлость?
– Ярл Элькреф, – произнесла она ровно, – все никак не мог составить правильный ответ… он сам долго не мог решить, как поступить. Трудный выбор между долгом и свободой. Вы ждали ответа настолько терпеливо, что это наводит на мысль…
– Какую, ваша светлость?
– Что вы больше ничем не связаны, – произнесла она. – Вы герой, сами выбираете дороги. У нас говорят, что герой, мудрец и красивая женщина, куда бы ни пошли, везде найдут приют. Вы его нашли, десятник Рич! Я понимаю, что вам все равно: десятник вы или тысячник, вы на такие мелочи внимания не обращаете!
Она говорила все воодушевленнее, на щеках проступил румянец, как у простой и здоровой служанки, глаза заблестели, словно яркие звезды в полночь.
– Что делать, – проговорил я неуклюже, – я такой невнимательный.
– Вы нашли, – повторила она.
Я вскочил в тревоге, но снова сел, вспомнив, что в разговоре с коронованными особами при любом режиме надо бы дождаться разрешения на депортацию.
На ее щеках румянец стал жарче, поджег скулы и опустился на шею, чего я никогда бы не предположил, Элеонора – само воплощение женской неприступности.
– Простите, ваша светлость, – произнес я гордо и так проникновенно, что чуть не зарыдал, – но я – степняк. Кочевник. Сын степей и мустангов. Это такие кони, потерянные в битвах и одичавшие… Просто звери, даже кусаются. Мне в городе не совсем уж… Я понимаю ярла Элькрефа, у него вы, он готов и глиноедов нюхать, а что мне? Я не смогу разогнаться в дикой скачке по этим узким и кривым, как суставы ревматика, улицам! А без этого как жить, спрашиваю?
Она быстро покачала головой.
– Мы с ярлом Элькрефом… друзья. Да, одно время собирались скрепить дружбу браком, но сейчас вижу, это ошибка. Он очень хороший человек, но мои мысли, так уж получилось, теперь только о вас, Рич. А этого не должно было случиться, если наше с Элькрефом решение насчет брака… верное.
– Не спешите, – предостерег я.
– Я думаю о вас две ночи! – воскликнула она. – И поняла наконец, что вы и есть тот герой, которому я безропотно вручу себя всю. Вы меня понимаете?
– Боюсь, да, – сказал я с испугом. – Но так нельзя, Ваша светлость!
– Почему?
– А освященные традиции? Как можно?
– Я сегодня же поговорю с отцом, – сказала она решительно. – Вы пришли такой загадочный и таинственный, с легкостью расправились с колдуном… даже двумя!.. и даже не считаете это подвигом? Это невероятно. Только такому мужчине я могу поклониться, как мужу и повелителю…
Я сказал нервно:
– Не надо никому кланяться! Я сторонник равноправия. Что это такое – уже говорил. У нас женщина не кланяется мужчине. Напротив, чаще всего ездит на нем, свесив ножки… И раздвинув, конечно. И нет ничего зазорного, если самка сильнее и берет