– Тс-с-с, – сказал он. – И Господа не призывайте, здесь адепты древних богов.
Я покосился на его суровое лицо.
– Но хоть вы о нем помните.
Он ответил, едва шевеля губами:
– Помнить, насколько я понимаю, мало.
– Верно, – согласился я. – Но с паршивого края хоть веры клок. Как думаете, зачем он их привез?
Ланаян пожал плечами.
– Не представляю.
– Я тоже. Здесь старые храмы есть?
Он кивнул.
– В северной части города. В старину там была церковь, потом… потом просто забросили.
– Даже под склад не сумели?
– Церковь на отшибе, – объяснил он. – Там везде камни, дорогу туда не пробьешь, только пешком. Думаете, конунг предложил этим шаманам церковь под их капище?
– Надо проверить, – ответил я.
– Зачем?
– Если привез шаманов, – объяснил я, – наверняка введет обычаи своего кочевого племени. Не для себя, для горожан-глиноедов. Еще не поздно предупредить Раберса и ближайшее окружение короля, если Его Величество по каким-то причинам и пальцем не шевелит.
Он сказал несчастным голосом:
– Боюсь, даже это их не переменит.
– Почему?
Он поморщился.
– Скажут, у нас свобода. Кочевники вольны молиться своим богам, мы – своим.
– Дураки, – сказал я рассерженно. – Не понимают! Им же первым придется поклониться богам кочевников.
Шаманы, закончив обряд прибытия в нечестивый город, медленно покидали повозку. Их подхватили под руки и увели с почестями, едва не прометая перед ними дорогу, дабы те не дай бог не раздавили какого несчастного жучка.
Ланаян сказал недовольно:
– Пойду взгляну.
– Давай, – сказал я. – Проследи, дабы утеснений высоким гостям от какого-то короля и его двора не было.
Он скривился, но ушел молча, а я перевел взгляд на последнего, четвертого из прибывших. Он наконец выпустил из рук вожжи, поднялся.
Среди собравшихся кочевников пронесся почтительный шепот:
– Неужели… Диолд?
– Диолд…
– Сам Диолд!
– Это же Диолд!
– Смотрите, нас посетил великий Диолд!
Диолд степенно спустился с телеги, хотя мог бы просто спрыгнуть, еще не стар, вскинул руки в приветствии. Кочевники ревели в восторге, словно увидели живого бога, теснились и смотрели восторженными глазами.
Глава 6
Я переводил взгляд с них на Диолда и обратно. Что-то странное, все кочевники, за исключением этого Диолда – высокие рослые красавцы, бронзовотелые, белозубые, с картинными торсами, руки перевиты толстыми жилами и венами, плечи широки, похожи один на другого, как близнецы и братья, а этот сутул, с неприятной болезненной рожей, а когда ветер дохнул в мою сторону, я отшатнулся от запаха из гнилого рта. Скулы широкие, узкоглаз, бороденка жидкая, противная, как у больного козла, от зубов одни желтые пеньки.
Даже ноги кривые, как и должно быть у кочевников, выросших на конях. Грудь плоская, нездоровая, отвисающая, а живот почти переваливает через пояс, желтый и в складках.
Перевязи у него две, рукояти мечей торчат по бокам изящные, резные, отделанные с той тщательностью, что годится больше для музея, чем для настоящей жизни.
Он потряс руками в воздухе, тоже кривыми, как ветки дерева, с корой вместо мускулов, ловко выхватил мечи и сделал несколько очень быстрых движений, рассекая воздух.
Кочевники одобрительно зашумели, а он оскалил зубы и завизжал, как недорезанная свинья, что сумела выплюнуть кляп.
На него смотрели с восторгом, степняки да и не только они обожают все новое, необычное, лох-несское или бермудско-катаканное тыквондейство с примесью восточной, ага, мудрости. В необычности подразумеваются чудеса, ну хочется нам так, хочется, и любой, кто вот так непонятно зачем подергает передними конечностями, может с самым таинственным видом говорить, что творит нечто небывалое, мистическое, особо пранное, мистически йогизмное, понятное только посвященным, даже Посвященным…
Я поморщился, тяга человека к чудесам объяснима, но нельзя же ее эксплуатировать так беззастенчиво. Хотя почему нельзя, постоянно находятся такие вот ловкие, что любую экзотику выдают за нечто необыкновенное, а себя – за особо необыкновенных.
Он посмотрел в мою сторону, что-то уловил по моему честному и бесхитростному, выпрямился и смерил с ног до головы презрительным взглядом. Особенно задержался на рукояти моего двуручного, что так красиво и грозно выглядывает из-за левого плеча.
Зашелестели шаги, я услышал запах вина и довольное сопение, а затем услышал приглушенный голос Рогозифа:
– Как он тебе?
– Никак, – ответил я честно.
Он встал рядом, касаясь плечом, на лице столько почтения, словно перед ним сам Морской Всадник.
– Диолд, – сказал он почти шепотом, – величайший воин. Изволил посетить нас для встречи со своими почитателями. Смотри, у него сразу два меча!..
Я буркнул:
– Пусть хоть одним пользоваться научится. Видал таких.
Он покосился на меня в великом изумлении.
– У вас что, не слыхали о нем?
– И не услышат, – пообещал я мрачно.
Он покачал головой.
– Такого просто быть не может! Надо ему сказать, что в твоих краях о нем еще не знают. Он туда съездит и расскажет о себе, своем великом мастерстве, своих участиях в турнирах, о своем понимании секретов древнего мастерства…
– Зачем?
– Молодым воинам нужен пример, – сказал он нравоучительно.
– Не тянет он что-то на пример.
– Говорят, – сказал он осторожно, – Диолд владеет древними секретами боя наших предков.
– Что-то нашим предкам не помогли их секреты, – заметил я.
Диолд, не отрывая от меня взгляда, что-то сказал своим, те угодливо захохотали. Раздражение вздыбило мне шерсть, но я лишь сделал каменное лицо и повернулся к Рогозифу.
Он прошептал с суеверным восторгом:
– Смотри, смотри! Говорят же, он самый великий воин на свете!
– Кто говорит? – поинтересовался я.
Рогозиф быстро зыркнул на меня, ответил искренне, не замечая подвоха:
– Он и говорит… Зато как убедительно и красиво!
К нам подошел еще степняк, дружески стукнул Рогозифа кулаком в спину.
– Я слышал, – сказал он, вклиниваясь в разговор, – у него двадцать девять наград за турниры.
– За победы? – спросил я.
Степняк как-то замялся и сказал торопливо:
– В состязаниях важна не победа!
– Это Диолд говорит? – уточнил я. – Ну да, ну да, а как же, еще бы. Важна не победа, а красивый костюм, в котором выступаешь. И публика, перед которой кувыркаешься.
Рогозиф оживился:
– Вот и Диолд постоянно об этом говорит. Грубые люди не могут оценить всего совершенства его дивного мастерства, потому он выступает только среди своих.
– Таких же… красивых?
– Ну да! – согласился он. – Зато все его движения, как говорят знатоки, филигранны и витиеваты до совершенства! Ни одного простого или простонародного, ни одного ошибочного, все красиво и…
– Кудряво? – спросил я.
Он быстро взглянул на меня, развел руками.
– Слава его катится впереди него. И хотя ее всеми силами катит он сам, но катится же?..
– Нарвется, – пообещал я угрюмо. – Не все же такие задуренные. Кто-то попадется и нормальный, не даст себе на уши всякое вешать и мозги… запыливать.
Розогиф вскрикнул тихонько:
– Да ты что? Диолд непобедим!
Диолд в кругу своих почитателей что-то сказал со смехом и показал пальцем в мою сторону. Во мне вскипело, хотя обычно реагирую не так быстро.
Я в ответ метнул злобный взгляд и развел плечи пошире, но Диолд лишь захохотал громче и снова показал пальцем.
– Остановим, – пообещал я зловеще. – Бог правду видит… и уже скоро скажет. Тут это существо зарвалось, на меня наехало зря, а палец не вымыло. Я простой и очень даже простой, завитушек не разумею, в лоб дам так, что ухи отпадут.
Рогозиф вскрикнул встревоженно:
– Только не схватка!
Я буркнул:
– Почему?
– Знаешь ли, – сказал он заботливо, – как-то ты мне понравился чем-то. Может, потому, что мы оба не мергели? Жаль тебя увидеть без головы. А он, говорят, успевает срубить уши, нос, руки, а уже затем голову… и все так быстро, что никто и глазом не успевает мигнуть, а труп еще стоит и почти дерется…
– Это он рассказывает? – спросил я саркастически. – Диолд? Ладно, сейчас посмотрим.
Я посмотрел в сторону Диолда и смачно плюнул ему под ноги. Конечно, недоплюнул, не верблюд же, но все намек поняли отчетливо. Рогозиф охнул и даже отодвинулся от меня. Поклонники Диолда заговорили оживленно, сам призовой герой нахмурился, посмотрел по сторонам, словно ищет пути отступления, знаю этот тип людей, у них все на пиаре, а мастерства предъявить не могут, но поклонники галдели и указывали на меня пальцами.
Он наконец сделал ко мне пару шагов, церемонно поклонился. Я, глядя в его лицо строго и сурово, медленно поднял руку к торчащей над плечом рукояти меча, стараясь, чтобы хорошо прорисовалась двуглавая. Пальцы коснулись рифленой поверхности закаленного металла.
– Готов?
Он превежливо поклонился и спросил тонким сюсюкающим голосом:
– Господин будет сражаться этим мечом?
– Ага, – ответил я басом с достоинством аристократа, кланяться в ответ и не подумал, обойдется желтомордый.
Он снова поклонился низко-низко, чуть не ударился лбом о землю и поинтересовался:
– Только этим?
– Ага, – ответил я и подумал, что для разнообразия можно сказать «ну», это все-таки выше, но еще не «да», когда могут заподозрить вообще в позорном умении читать и писать. – Этого хватит.
– Именно этим?
– Ну? – ответил я в недоумении.
Он в третий раз поклонился, на этот раз стукнулся лбом с на удивление мягким хрящевым звуком и сказал, рассюсюкивая каждое слово:
– Если этим мечом… тогда будем драться до смерти.
– Дык понятно, – пробурчал я. – Что за восточные церемонии… А как же еще драться? Или трусишь?
Он завизжал дико и некрасиво, весь перекосившись, как драная кошка, что попала под колесо тяжело груженной телеги, сделал какие-то судорожные движения руками туды-сюды и еще сюды-туды, а потом выхватил из н