Дерево вырастало, я измерил взглядом расстояние, ощутил нечто странное, не сразу понял, что по мере того, как мы скачем к дереву, у него как бы очень медленно вытягивается ствол, а крона не просто разрастается, но еще быстрее приподнимается.
Я присмотрелся, ахнул.
— Так это же… за горизонтом! Какое же оно… вблизи?
Альдер мчался за мной, чуть поотстав. Прокричал:
— Ваша милость, это дерево колдунов!
— Да здесь все, — ответил я, — на что ни ткни пальцем… Это дуб или ясень?
— Почему ясень?
— Я слыхал, что Один сделал копье из ясеня. А потом из ясеня сделал копьецо Ахилл… Хотя, наверное, Мировое дерево не имеет право быть какой-то породы. Как Адам не может быть евреем или немцем. Хотя, правда, есть научные труды видных украинских ученых, доказывавших, что он был хохлом.
Альдер с его адаптированным к просторам зрением рассмотрел на дальнем холме человека на рыжей приземистой лошади и в рогатом шлеме. Я попытался вспомнить все, что знал о рогоносцах, но в голову лезут прежде всего викинги из комиксов, хотя большинство раскопщиков утверждают, что викинги никогда не носили шлемы с рогами. Рога служили символом силы и мощи в империях Вавилона, Ниневии и Месопотамии, а в Европе из рога только пили пиво, да и то этот обычай туда занесли дикие славяне, часто общавшиеся с Колхидой.
Впрочем, мы же едем на Юг, а это ближе к землям Вавилонии, чем Викинговии. К тому же викинги никогда не ездили верхом, вообще не знали коней, так что это какой-то забредший далеко с Юга.
Хуже, если это абориген.
Слева и справа небо подпирают темные громады гор, но впереди широкий просвет. Кони бодро несут по зеленой степи, наконец впереди показалась длинная линия деревьев. Даже я, не мичуринец, узнал породы, что, как маньяки к проституткам, стягиваются на берега рек, где медленно и печально опускают ветви в воду, на радость прячущимся в тени лягушкам.
Река распахнулась широкая и достаточно быстрая, как Амур, что несет свои воды со скоростью курьерского поезда. Альдер первым поднялся на берег, огляделся.
— Красиво…
— Что? — спросил я.
— А вот это, — он указал на плакучие ивы, — как вдовы, что не дождались с войны мужей…
— Да, — согласился я. — Медленно и печально.
Он взглянул с недоумением, подъехал Клотар, прорычал недружелюбно:
— Как будем переправляться?.. Здесь брод вряд ли отыщешь.
— Разве что через тысячу миль вверх по течению, — согласился я. — Лучше двинем по берегу вниз. Я слышал, что так обязательно найдем жилье.
Все живое тянется к воде, но если звери приходят только напиться и тут же убегают в лес, то человек просто селится у воды, чтобы и рыбу ловить, и срать в воду, и пить ее же.
Уже через пару часов заметили впереди два домика, возле них огород и небольшое стадо коров, но самое главное — широкий паром у берега.
Кони опустились, скользя по глинистой почве, к причалу, повозку спустили бережно, леди Женевьева могла и не проснуться, почти снесли на руках. На широком дощатом причале дожидаются крестьяне с повозками, несколько женщин с огромными корзинами, доверху заполненными фруктами, а также два монаха в поношенных рясах, подпоясанных серыми от грязи веревками, в сандалиях на босу ногу.
Паром как раз медленно полз с той стороны. Я рассмотрел на нем такие же повозки, с десяток коней, какой смысл возить их туда-сюда, не понимаю, но ладно, паром двигается медленно, в этом мире все делается медленно, когда же привыкну и перестану топать в нетерпении?..
Наконец этот огромный плот, замедляя и без того не такой уж и скоростной бег, ткнулся в бревна причала. Перебросили широкие сходни, сперва вывели коней с телегами, потом все остальное, паромщик поглядывал на солнце и явно собирался прерваться на обед, но я бросил ему золотую монету, он сразу передумал, поклонился.
— Ваша милость, прошу!.. Прошу, ваша милость, ваших спутников тоже прошу…
Первыми завели повозку с запряженными конями. Кони Клотара и Альдера храпели и отказывались идти по шатающимся сходням, это мой зашел преспокойно, словно каждый день ходит. Или помнил, как сто лет назад как-то ходил и ничего не случилось. Мул Кадфаэля зашел с королевским достоинством, он не какая-нибудь тупая лошадь, он — высшая раса, потому и не дает потомства.
Клотар и Альдер слезли и, каждый схватив своего коня за повод, затащили этих закомплексованных животных на широкое поле из толстых бревен. Пес быстро скакнул на паром и сел возле Зайчика. За нами робко завели своих коней и разместили подводы крестьяне, оба смиренных монаха, а последними, демонстрируя угнетенное положение женщин при феодализме, крестьянки с корзинами фруктов.
Паромщик уже убирал сходни, когда послышался топот, из-за берегового склона вынырнули сверкающие шлемы, а спустя несколько мгновений пятеро всадников во весь опор понеслись в нашу сторону.
Альдер с лязгом хлопнул ладонью по рукояти меча.
— Если это люди барона Грубера, даже разговаривать нечего…
— Я их не узнаю, — ответил хмуро Клотар.
— А ты всех людей Грубера знаешь?
— Пусть не всех, — ответил Клотар угрюмо, — но тех, что за нами следили, не забуду.
Альдер сардонически хмыкнул.
Всадники с грохотом подскакали к воде, впереди несся рослый рыцарь, закованный с головы до ног в сверкающую сталь, он казался отлитой из металла статуей, где нет ни щели, ни зазора. Даже в узкую прорезь в шлеме нельзя было рассмотреть глаза.
Он крикнул издали звучным голосом прирожденного вожака большого отряда:
— Экселент! Я ж говорил, что Господь нас любит? Ни минуты не ждали!
Паромщик сказал с низким поклоном:
— Ваша милость, плот и так перегружен. Не лучше ли в другой раз…
Всадник направил коня по мосткам на паром. Конь хоть и подрагивал кожей, но своего господина страшился больше, чем скрипящих сходней, зашел безропотно. Всадник поднял забрало, мы увидели крупное породистое лицо, сейчас искаженное гримасой гнева.
— Перегружен?.. Так выгони всю шваль на берег! И пусть благодарят Бога, что я не заставил их искупаться!
Испуганные крестьянки первыми бросились по сходням на берег. Я поднял голову и спросил медленно:
— Считает ли господин и нас швалью?
Он вспыхнул, красивое холеное лицо задергалось, явно хотел сказать грубость, но кое-как совладал с собой и бросил небрежно:
— Вы, как я вижу, люди благородного состояния, так что можете остаться.
— Спасибо, — ответил я вежливо, — но кроме того я — рыцарь, чего не скажешь про вас, сэр. А обязанность рыцаря — защищать слабых и сирых от всякой несправедливости, как подтвердит вам присутствующий здесь смиренный служитель Господа нашего. Так что, сэр, мой вам совет — убирайтесь обратно на берег и ждите со всем христианским смирением… так подобающим рыцарю, пока паром вернется.
Он выпрямился в седле, лицо стало красным, глаза вылезли в великом изумлении.
— Что?.. Да я тебя…
— Остынь, — посоветовал я.
Его конь стоял на самом краю парома. Я сделал быстрый шаг, чуть присел и с силой толкнул плечом коня в бок. Тот невольно отступил в сторону, удерживая равновесие, копыта сорвались с края, и оба, конь и всадник, рухнули в воду — один с проклятиями, другой с душераздирающим ржанием.
Некоторое время вода кипела, там конь, стараясь вскочить как можно быстрее, месил копытами хозяина, вбивая в прибрежную грязь. Наконец конь поднялся и, дико вытаращив глаза, выскочил на берег, как ошпаренный кот, что ненавидит воду. Я надеялся, что всадник запутается ногой в стремени и конь его вытащит, однако тот некоторое время барахтался, наконец поднялся, выпрямившись, мокрый и грязный, как Рембо во вьетконговских джунглях, шлем с плюмажем потерял, вода выливается из всех щелей доспехов, на щеке кровавая ссадина, редкие волосы прилипли к голове, делая ее крохотной, на макушке зеленые веточки ряски. Еще бы лягушку туда…
Он выплюнул грязную воду, закашлялся, а я повернулся к паромщику.
— Думаю, можно отчаливать. Эти всадники сожалеют, что не могут поехать с нами, и просят позволения переправиться следующим рейсом.
— Очень просят, — добавил ухмыляющийся Альдер.
А Клотар посмотрел с неудовольствием и покачал головой. На лице написано, что я — дурак, слишком быстро наживаю врагов. А дорога не скоро закончится.
Помощники паромщика быстро убрали сходни, женщины с корзинами в последний момент успели снова проскользнуть на паром. На меня смотрели с опасливым восторгом.
Красавец, стоя по пояс в грязной воде, вскинул кулак.
— Мерзавец!.. Я тебя найду!.. Я тебя из-под земли достану!
— Лучше бы ты этого не делал, — посоветовал я. — Здоровей будешь.
Паромщик ухватился за канат, его помощники тянули изо всех сил. Один из всадников спрыгнул на землю, в руках арбалет, быстро согнулся, зацепляя крюк, с пыхтением разогнулся, торопливо вложил в канавку болт и подбежал к самой воде.
Пока он все это проделывал, я взял лук Арианта, выждал, когда дурак вскинет арбалет к плечу, до этого есть шанс, что стрелять не станет: подумаешь, сеньора искупали, не убили же, но он явно готовился выстрелить, и моя стрела, тонко вжикнув, вонзилась ему в глаз с такой силой, что вошла по самое оперение. Он повернулся, выронив арбалет, упал ничком, а окровавленная стрела на две трети высунулась из затылка, пробив железный шлем.
Паромщики молчали, ошеломленные. Альдер сказал с удовольствием:
— Сколько видел, как умельцы бьют стрелами, но такое, скажу честно, видеть не доводилось. Как приятно увидеть… на нем как будто шлем из капустного листа!
— Некачественное железо, — сказал я громко. — Сыродутное. Продукт большого скачка.
— Стрелять из лука, — сказал Клотар громко, — не рыцарское дело.
— Я не родился рыцарем, — ответил я, глядя ему в глаза. — Рыцарем я стал на поле боя. Так что я многое умею из того, что не могут рыцари. Не нарываюсь, но если кто захочет… пусть попробует.
Красавец в воде перестал потрясать кулаком. Мы отплывали очень медленно, я хорошо видел, как даже под слоем ила и речной грязи побелело его холеное лицо. Я подмигнул, махнул ему рукой.