— Все о’кей? — осведомился я. — Если живы, тогда вперед на танки. За мной!
Мы в просторной каменной пещере, чернеют четыре полукруглые норы. Свет слишком слабый, чтобы я рассмотрел как следует, но, похоже, здесь был в древности просто шахтный колодец, клеть доставляла шахтеров именно сюда, а дальше они своим ходом…
— Впрочем, — сказал я, — почему своим ходом? Разве что рудники совсем рядом…
Альдер отступил и смотрел на меня блестящими глазами. Я подмигнул им, хотя у самого сердце колотится, как у зайца, схваченного за уши.
— Кобольды? — спросил Ревель шепотом.
— Да хоть и гномы, — ответил я с натужной бодростью. — Надеюсь, Хозяин не отыщет сюда вход, если уж не отыскал раньше. Хотя, конечно…
Не закончив, шагнул к тому туннелю, который показался ближе. Ревель с обнаженным мечом в руке последовал тут же, попытался зайти вперед, раз уж Альдер снова взялся опекать юную леди, но я велел идти сзади, а то еще смету и его, если вдруг впереди попробуют выставить заслон.
Глава 6
Под ногами некоторое время хлюпало, затем ход медленно расширился, впереди открылась пещера. Ровный розовый свет, похоже, святящийся мох или плесень, сзади охнул Альдер, я застыл, ноги налились свинцом. Выход в пещеру напоминает гигантскую акулью пасть: окровавленные зубы в два ряда смотрят с потолка и точно такие же — снизу, им навстречу.
— Да что за… — сказал я. — Похоже, нам здесь не пройти…
— Да, сэр Ричард, — ответил Альдер мужественно. — Разве что попытаться пробежать побыстрее…
Я всмотрелся, сказал другим голосом:
— Впрочем, почему не пройти?
И пошел, петляя между этих торчащих внизу сталагмитов, изумительно похожих на острые зубы, и свисающих с низкого свода сталактитов — таких же острых, блестящих, жутких. Альдер смотрел, как на безумного, но верность сеньору заставила не то чтобы броситься следом — Женевьева висит на руке, — но идти бестрепетно, как и надлежит верному служащему.
Когда одолели пещеру и снова оказались в коротком туннеле, он спросил охрипшим голосом:
— Магия?
— Да, — ответил я. — Природная магия. Ревель, ты что там собираешь? Сувениры?
— Да я так, ваша милость, осматриваюсь…
Впереди послышался несмолкающий грохот, лязг, металлический скрежет, с каждым нашим шагом становился громче. Мы вышли в исполинскую пещеру, нет, исполинский зал, застыли на краю, потрясенные, завороженные, вбитые в землю по ноздри мощью и величием.
Весь зал напоминает внутренности старинных часов, когда вращаются не только колеса для стрелок, но и всяческих фигурок, что кланяются, сражаются, выстукивают мелодии.
Я сделал несколько шагов, Альдер громко молился за спиной. Впечатление такое, что мы внутри грубо сделанных часов, как будто царь великанов велел сделать для себя этот чудовищный механизм и десятки великанов выковывали эти зубчатые колеса, шестеренки, чудовищные оси, на которых вращаются, зацепляя зубья другие, также грубо выкованные, вот следы молотов по раскаленному железу — это какие же молоты?
— А где же… колдуны? — прошептал Альдер, но я услышал через шум и лязг. — Кто все это…
— Завод еще не кончился, — ответил я тоже шепотом. — Пружина не раскрутилась…
Но чутьем, а не умом понимаю, что вот гак вращаются тысячи лет, не стерлись в пыль, на помощь примитивной науке — ведь механика тоже наука — пришла такая же примитивная, но могучая магия. Лязгают, содрогаются от усилий, зубья не всегда попадают точно, скрежещут, но не останавливаются, не останавливаются…
Длинные цепи, каждое звено размером с тележное колесо, мерно поднимаются из темных колодцев в каменной толще и наползают на полустертые зубья шестеренок, самые мелкие не уступают тем поворотным кругам, на которых разворачивают паровозы.
— Не развалится? — спросил Альдер. Он задрал голову, всматриваясь в громады. — А то ведь прическу испортит…
— Тыщи лет стояла, — ответил я. — С чего бы вдруг?
— Тем более, — возразил он резонно. — Пора.
— Накаркаешь, — предупредил я и невольно ускорил шаг. — Не отставай, вон там проход…
Он ткнулся мне в спину, когда я остановился перед стеной, где мелкими значками испещрены плиты на высоте человеческого роста до черного входа, исчезают в нем, а на стой стороне уже полустертые, даже сколотые. На каменных плитах высекают самое важное, самое нужное, что обязательно сохранить во что бы то ни стало, без чего люди снова вернутся к первобытному строю. Сердце мое колотилось, я почти чувствовал боль тех людей, отчаяние, понимание, что сберечь удастся мельчайшие из крошек, что все равно человечество будет ввергнуто пусть не в пещеры к каменным топорам, но все равно воцарится дикость, невежество, костры инквизиции, снова начнет поиск пути на ощупь, в потемках, повторяя кровавые ошибки и делая новые.
Мы вбежали в туннель, Альдер зарычал, поднимая меч. Я почти наткнулся на огромный гроб, чересчур огромный, просто мания величия у наших предков. На крышке тщательно выполненные фигуры львов, грифонов, единорогов, все в золоте, над всем трудилась армия ювелиров, этому произведению искусства украшать бы музей, но такая ценность погребена в никому не известной пещере!
Я с усилием сдвинул крышку, она тяжело рухнула в сторону. В гробу скелет в доспехах, очень странных, но я застыл, как вмороженный в лед: человек в полтора моих роста, неимоверно широк в плечах, череп массивный, как котел, и… третий глаз над переносицей!
Небольшой обруч из серебристого металла уже свалился с черепа, красный камешек тускло мерцает, единственный, что не покрыто пылью. Справа под рукой гиганта узкий меч, рукоять в форме креста, гарда затейливо украшена резьбой, в навершие вделан желтый, как янтарь, камень.
Я осторожно взялся за меч, кости сдвинулись, освобождая оружие. К моему ликованию, меч оказался совсем не тяжелым, во всяком случае, не тяжелее обычного рыцарского меча, хотя на пару вершков длиннее.
Альдер сказал обеспокоено:
— Сэр Ричард, у вас же есть меч!
— Да, — ответил я, не в силах оторвать взгляда от меча, — еще скажи, что я ж умный… Но мужчины становятся дураками, когда видят красивое оружие. Правда, это лучше, чем дуреть от женщин…
Он заткнулся, Ревель все понял, быстренько пошустрил по сторонам и подбежал со старинными ножнами, усеянными драгоценными камнями сверху донизу. Я вложил меч, он скользнул тихо и плавно, как по рельсам. Молча они смотрели, как я перекинул вторую перевязь через плечо. Теперь у меня два меча, как у самурая, да еще и лук, будто я скиф. Ну а молот на поясе — это уже малость от скандинава.
Леди Женевьева засмотрелась на красивый ларец на золотых ножках. Я видел, как у нее заблестели, даже загорелись глаза, особенно тот, который сузился до щелочки из-за вздувшегося кровоподтека. Она шагнула к нему, я увидел протянутую руку, сказал резко:
— Не сметь!
Она боязливо съежилась.
— Я только посмотреть…
— Любопытной Варваре, — сказал я, — нос оторвали…
Обнажив меч, я кончиком лезвия приподнял крышку, чем-то ларец не нравится, слишком уж безукоризнен. Нет пыли, сияет, как новенький. И оставлен на самом видном месте, хотя такую драгоценность должны были унести в первую очередь… Крышка с мягким музыкальным звоном упала на поверхность стола, несколько мгновений звучала, колыхалась, позванивая.
Я уже совсем было вознамерился заглянуть в ларец, как оттуда вырвался яркий лиловый столб света. На каменном потолке образовался круг, с шипением вскипело, камень потек жидкими, как спирт, каплями, что испарялись на лету. Чудовищная мощь прожигает широкий, все расходящийся туннель в толще горы.
Я стоял, оцепенев, затем ухватил крышку, подкрался зачем-то на цыпочках и рывком накрыл ларец, мгновенно обрезав луч, словно свет простого фонарика.
Альдер судорожно передохнул, перекрестился.
— Тут не только нос, и голова бы в пар… Что за гадости колдуны творят! Недаром Святая Церковь всех в костер.
Я осмотрелся, сказал с сожалением:
— Пойдемте, шлиманы. У нас задача выбраться отсюда. По возможности свернуть рога Хозяину. Но если и просто так удерем — тоже хорошо.
Альдер посматривал на меня как-то странно.
— Сэр Ричард, вы чем-то недовольны?
— Еще бы, — буркнул я.
— Чем?
— Я надеялся на другую эпоху, — признался я.
Он посмотрел на меня с вопросом в глазах, я не стал выяснять, что он обо мне подумал, под ногами захлюпало, а через минуту мы уже неслись по воде, что достигла щиколоток. Ревель предложил идти за водой, она выведет, но умолк, когда через два десятка шагов вода стала уходить в узкую трещину на полу.
Ревель снова мучился, выбирая между верностью сюзерену и дружбой с Альдером, который почти тащил леди Женевьеву. Он то забегал вперед, то возвращался к Альдеру, готов был тоже помогать нести женщину, но она сама старалась не отставать, разве что чаще других падала, расшибая колени и локти.
Я споткнулся в полумраке, ахнул: в этом подземелье, глубоко под землей в туннеле идут рельсы, настоящие рельсы!.. Правда, нет шпал, да и сами рельсы выглядят какими-то детскими, но здесь в камне шпалы без надобности.
Мы бежали, хрипя и задыхаясь, у Ревеля глаза от ужаса как блюдца, просипел пересохшим горлом:
— Колдовство… Что за…
— Найти бы тележку! — прокричал я.
— Что?
— Повозку!
Он посмотрел, как на сумасшедшего, а я заорал, прибавил шаг. В слабом свете впереди угадывалось нечто темное, угловатое. Я набежал на подгибающихся ногах, ухватился за край, чтобы не упасть, кузов тележки и сама она похожа на огромное ведро.
— Залезайте, — велел я, — быстро!
Ревель взмолился:
— Ваша милость…
— Быстрее, — прорычал я.
Они все трое со страхом влезли, я уперся в тележку, она сдвинулась с неожиданной легкостью. Я разогнал ее, подпрыгнул и перевалился через край. Ревель шумно дрожал, глаза блестят, как у негра, на закопченном лице. Женевьева прижалась к Альдеру, буквально скрючилась у него на груди, ухитрилась взобраться даже с ногами. Тележка неслась все быстрее, колеса стучат на стыках чаще и чаще, наконец начали подпрыгивать, ударяться с силой.