Ричарду пришлось изыскивать собственные ресурсы для продолжения борьбы – как военные, так и политические. Первым его шагом стала удачная попытка заручиться поддержкой Гийома Тамплиера архиепископа Бордоского. Затем он попытался овладеть Ла-Рошелью, так как прекрасно понимал ее стратегическое и экономическое значение. Но город сохранил верность Старому Королю и закрыл перед ним ворота. Ларошельцы считали, что в этом противостоянии для них более выгодна победа Генри II, отстаивавшего единство власти в Большом Анжу, Пуату, Англии и Нормандии. Целостность империи была крайне важна для портового города, получавшего львиную долю своих доходов от торговли, ибо основным занятием горожан, жителей окрестных сел и деревень было виноделие – от выращивания винограда до продажи готовой продукции.
Если Ла-Рошель однозначно заняла сторону Генри II, но за Ричарда так же твердо выступил Сент. Жители этого древнего города, основанного еще до Рождества Христова, завидовали бурному развитию Ла-Рошели, история которой насчитывала всего каких-то два века. Старый епископский город Сентонжа, гордившийся почтенным прошлым, Капитолием, амфитеатром и римскими стенами, с опаской смотрел на шумного и бойкого конкурента, обязанного своим расцветом главным образом ордену тамплиеров[65].
Жители Сента считали Ла-Рошель средоточием зла, а ее обитателей – нуворишами, погрязшими в роскоши. Они вредили им везде, где только можно. Например, в 1150 году ларошельцы обратились к Бернару епископу Сентскому с просьбой разрешить им построить новую приходскую церковь, но получили отказ. Чтобы все-таки возвести храм, им пришлось действовать через голову епископа и получать разрешение от самого папы Римского.
Реакция Генри II не заставила себя долго ждать: вскоре король вторгся в Пуатье. Ричард счел разумным отступить и на Троицу обосновался в Сенте, превратив городской собор в оружейный склад. Под его началом состоял сильный отряд рыцарей, но тягаться в открытом бою с отцом было невозможно: тот располагал несравнимо большими ресурсами. В конце мая 1174 года Генри II стремительным маршем подошел к Сенту, в то время как Ричард полагал, что тот все еще продолжает праздновать Троицу в Пуатье.
Король штурмом взял городские ворота, вынудив сына покинуть город и с горсткой соратников бежать вниз по течению Шаранты. Беглецы нашли пристанище в мощном замке Тайбур, принадлежавшем Жоффруа де Ранкону. Значительная часть отряда Ричарда оказалась запертой в соборе Сента, где несколько дней отбивалась от превосходящих сил короля. В конце концов осажденным пришлось сдаться, и Ричард, таким образом, лишился 60 рыцарей и 400 лучников.
С одной стороны, графу де Пуатье не повезло – маневр отца был настолько стремительным, что не оставлял никакой возможности подготовиться к отражению наступления. Но была и другая сторона, более благоприятная для Ричарда: поскольку Генри II делал ставку на скорость и неожиданность, он не взял с собой осадные машины. Граф де Пуатье затворился в Тайбуре, за высокими стенами которого находился в полной безопасности. Штурмовать эту крепость король даже не пытался.
Ричарду приходилось всячески избегать прямых столкновений в открытом поле с многочисленным войском противника, поэтому значимыми успехами в борьбе с отцом он похвастаться не мог. Сидя взаперти и довольствуясь лишь кратковременными вылазками, добиться победы невозможно. Тем не менее 16-летний граф де Пуатье с исключительным мужеством и отменной стойкостью продолжал оказывать упорное сопротивление королю, не помышляя о сдаче.
Между тем сколоченная королем Франции коалиция начала понемногу разваливаться. Свою ударную мощь она потеряла, когда самый деятельный и опасный ее участник Уильям I Лев король Шотландии попал в плен. В битве при Аннике 13 июля 1174 года во главе горстки воинов он лихо атаковал англичан с криком: «Сейчас мы посмотрим, у кого из нас лучшие рыцари!» Безрассудный порыв окончился ожидаемо – его сбили с коня и в цепях доставили в Ньюкасл.
Трезвый политик, Луи VII рассудил, что ситуация меняется не в его пользу, и отправил к Генри II послов с предложением мира. Король Англии был не против, но дожать соперника до признания полного поражения ему никак не удавалось – переговоры осложняло продолжающееся сопротивление Ричарда, которое вынуждало держать в Аквитании значительные силы. В результате королям удалось подписать 8 сентября только лишь соглашение о перемирии до Михайлова дня[66]. Строптивый граф де Пуатье был из него полностью исключен.
Узнав о том, что Луи VII, а также братья Анри и Жоффруа примирились с Генри II, Ричард понял, что его предательски бросили сражаться против отца в одиночестве. Поначалу он пришел в ярость, но гнев затуманил ему голову ненадолго. Дело мятежников было проиграно, и граф де Пуатье 23 сентября лично предстал перед своим отцом.
И он пришел, плача, и склонился лицом до земли к ногам отца своего короля, прося у него прощения. Однако король, движимый отеческим состраданием, принял его поцелуем любви и мира, и таким образом король закончил свою войну в Пуату[67].
Конечно, принимать за чистую монету слова о «плаче» Ричарда не стоит. Это всего лишь образ, призванный подчеркнуть унижение графа де Пуатье, не сумевшего выйти победителем из конфликта и вынужденного идти на поклон из-за предательства союзников. Несмотря на явное желание хрониста продемонстрировать глубину раскаяния Ричарда и благосклонное к нему расположение Генри II, доброго согласия между отцом и сыном не установилось, хотя на время семейная распря утихла.
На Михайлов день пришел конец временному перемирию, и переговоры возобновилась в Монлуи – городке на Луаре, лежащем между Туром и Амбуазом. Ричард, как и его братья, вынужден был согласиться теперь на гораздо меньшее, чем ему предлагалось прошедшей осенью, до начала военных действий. Он все-таки получил половину доходов Аквитании, но под его контролем остались только два замка. Мирный договор был подписан всеми сторонами 30 сентября, и Генри II вновь стал единовластным хозяином всех своих земель.
Для всего разнородного населения Анжуйской империи договор в Монлуи означал по большому счету лишь возврат к довоенному status quo. Лояльным королю сеньорам, потерявшим земли и замки, имущество было возвращено. Большинство пленников Генри II освободил без выкупа. Однако все укрепления, воздвигнутые мятежниками за время с начала конфликта, подлежали сносу. Городу Ла-Рошель, продемонстрировавшему свою преданность, было предоставлено право самоуправления и разрешено избирать мэра – щедрая награда. Горожане получали возможность доверить управление выходцу их местных, а не довольствоваться назначенным королевским наместником, которому городские проблемы, как правило, незнакомы и неинтересны.
Не распространилась королевская милость лишь на вдохновительницу мятежа. Алиеноре предстояло томиться в заключении столько, сколько пожелает ее муж. Это была откровенная месть, поскольку в качестве заложницы удерживать королеву не имело смысла. Она не могла обеспечить сколь-либо серьезных гарантий верности сыновей, и даже юного графа де Пуатье, которого арест матери больше оскорбил, чем заставил бояться.
Генри II не отказался бы, чтобы компанию Алиеноре в узилище составил и второй инспиратор заговора – Луи VII. Но это было выше возможностей короля Англии, к его великому сожалению.
Рождество 1174 года Генри II праздновал вместе с сыновьями в Аржентане. Упорное сопротивление, оказанное Ричардом в Аквитании, отца против него, как ни странно, не настроило. Напротив, Генри стал испытывать к своему второму сыну уважение и поверил в его способности военачальника. В январе 1175 года король отправил его в Аквитанию и наделил полномочиями куда более широкими, чем предусматривалось договором в Монлуи.
Граф де Пуатье получил указание привести в надлежащий вид ключевые замки Аквитании, а конкретно – вернуть им то состояние, в котором они находились за 15 дней до начала мятежа. Прочие укрепления следовало сравнять с землей. Для того чтобы Ричард мог успешно выполнить королевский приказ, Генри II предоставил ему полный контроль над вооруженными силами герцогства и дал право использовать в своих целях доходы местных властей.
Перед Ричардом стояла двуединая задача – умиротворение Аквитании и наказание тех мятежников, которые не исполнили свой вассальный долг и не примирились с королем даже после того, как это сделал их сеньор. Одно дело – сражаться во главе аквитанской знати за сохранение материнского наследства против Генри II, желавшего его разрушить, полностью подчинить себе Аквитанию и превратить ее во второразрядное владение Анжуйской империи. Совсем другое дело – поощрять сепаратизм местных сеньоров, видевших в мечтах свои владения независимыми от кого бы то ни было. Противопоставляя себя всем – и Генри II, и собственному правителю, – тем самым они подвергали серьезной опасности целостность герцогства.
Несмотря на свою молодость, Ричард в сложнейшей ситуации проявил себя мудрым правителем, что с охотой подтверждали его современники.
…Будучи в юном возрасте, он с великим мужеством правил страной, досель неукрощенной, и усмирил ее. Он не только все волнения успокоил и без потрясений привел к миру, но также давно отсеченные и рассеянные области восстановил, решительно в прежнее единое состояние вернул. Наведя порядок в беспорядке, вернув в рамки закона беззаконное, приведя в замешательство сильных и сгладив все, что там было грубого, он восстановил старинные границы и законы Аквитании. Ибо он, жадно ловя удачу и устремляясь вперед, не терял времени и всегда добивался успеха. Подобно второму Цезарю, он считал
«Что ничего не свершил, если дело еще остается»[68]