В.У.] предшественников на это не пытался отважиться»[77].
Осадные машины Ричард установил 1 мая, начав бомбардировку стен. Он приказал сосредоточиться на той единственной стороне, где не пришлось бы карабкаться по скалистым кручам и где ввиду замка располагался небольшой городок. Ричард послал свои войска опустошить окрестные поля, вырубить виноградники, разорить деревни. Гарнизон состоял из местных, которые с ужасом наблюдали за тем, как уничтожается их имущество. Столь же трудно опытным воинам было сидеть в бездействии под непрерывными обстрелами.
В конце концов терпение у осажденных лопнуло, и с изрядной долей самоуверенности они решили совершить вылазку, чтобы разгромить неприятеля, застав его врасплох. 8 мая воины вышли из Тайбура и обрушились на лагерь Ричарда, расположенный соблазнительно близко от замка. Именно этого ждал граф де Пуатье. В стремительной контратаке его войска отбросили противника, который в беспорядке бежал под защиту стен. На плечах отступающих солдаты Ричарда ворвались во двор замка, причем сам он сражался в первых рядах, врубаясь в самую гущу схватки. Гарнизон затворился в цитадели, но и там смог продержаться всего три дня. На Вознесение, 10 мая 1179 года, защитники Тайбура сдались.
Взятие мощного замка повсюду было расценено как настоящий воинский подвиг, ознаменовавший восход новой звезды на военном небосклоне. Падение твердыни ужаснуло мятежников, лишив их мужества и воли к сопротивлению до такой степени, что Жоффруа де Ранкон приказал сдать Понс, который все еще держался.
Ричард приказал снести стены обоих замков. Увидев поражение своего союзника, Вульгрин решил, что порой лучшая доблесть – это благоразумие. Еще до истечения мая он передал графу де Пуатье ключи от столицы Ангулема и открыл перед его войсками ворота замка Монтиньяк, укрепления которого также были затем снесены до основания.
Деньги Генри II и военные таланты Ричарда смогли предотвратить распад Аквитании из-за сепаратистских настроений и даже временно умиротворить герцогство. Приняв положенный оммаж от сникших мятежников, граф де Пуатье отбыл в Англию, где его ожидал триумфальный прием, подготовленный отцом. Ричард превзошел самые смелые ожидания короля, и тот был рад оказать сыну величайшие почести.
Он был справедливо любим своим отцом за честность больше всех его братьев; и среди братьев, старших по рождению, народ предпочитал его правление. Не было от нас сокрыто, что, став герцогом Аквитанским, он жестоких властителей провинции, не укрощенных дедами и прадедами его, с большой доблестью быстро сокрушил; что его боялись и сам король Франции, и все правители земель, лежавших вокруг его границ[78].
Вскоре после Михайлова дня Ричард вернулся в Аквитанию, но уже в качестве полновластного правителя, безоговорочно признанного отцом в качестве графа де Пуатье. Впрочем, сам Ричард считал своим не графский, а герцогский титул. Более того – по его мнению, титул принадлежал ему по праву, полученному от матери, и никоим образом не зависел от отцовского признания или непризнания.
Ричард вел себя как истинный принц, его власть была признана аквитанской знатью и духовенством. Даже выступали местные сеньоры против него не как королевского наместника, а как против истинного носителя герцогской власти в той ее форме, которая им наиболее претила, ибо представляла собой непреодолимую преграду для их стремления к независимости.
Полководческий талант Ричарда давал ему весомые преимущества перед любым противником. Но после ряда одержанных на поле боя побед он не злоупотреблял военной силой, а предпочитал там, где это было возможно, решать вопросы дипломатическим путем. В апреле 1180 года Ричард примирился с Себраном Шабо епископом Лиможским и позволил ему вернуться на кафедру. На Рождество того же года из паломничества в Иерусалим вернулся Адемар Бозон виконт де Лимож, растеряв по дороге всех своих спутников: Гийом VI граф д’Ангулем умер в Мессине, а Одбер де Ла-Марш – в Константинополе. С Адемаром, как и с епископом, Ричард также решил не продолжать конфликт, но в данном случае это было с его стороны ошибкой, так как виконт не оценил проявленного к нему снисхождения.
Два года Аквитания наслаждалась мирной жизнью, пусть внутреннее согласие в герцогстве было робким и весьма хрупким. В немалой степени его поддержанию способствовало то, что короля Франции разбил паралич и он не мог столь же активно, как ранее, провоцировать и поддерживать мятежи. Правда, к тому времени Луи VII добился исполнения по крайней мере одного из своих заветных желаний – он обзавелся наконец наследником Филиппом, получившим прозвище Богоданный. Для этого королю понадобилось вступить в третий брак, ибо в первых двух у него рождались только девочки. В августе 1165 года Адель Шампанская, дочь Тибо II Великого графа де Блуа и де Шампань родила ему сына.
Луи II скончался 18 сентября 1180 года. Казалось, что у 15-летнего Филиппа, унаследовавшего трон Франции, нет никаких причин, чтобы продолжать вендетту отца, подогревавшуюся в значительной степени личной неприязнью. По крайней мере так считали и Генри II, и Ричард. Чтобы укрепить добрососедские отношения с новым королем Франции, осенью 1181 года Ричард отправился на помощь своим братьям, которые безуспешно вели кампанию против Этьена I де Блуа-Шампань графа де Сансер. Эта война была совершенно не нужна анжуйцам, ее цель заключалась исключительно в дружеском содействии Филиппу II, для которого избавление от доминирующего влияния Шампанского дома являлось насущной необходимостью.
Против Ричарда граф де Сансер устоять не мог и вынужден был заключить мир на выгодных для Франции условиях. Казалось бы, Филипп должен был испытывать к своим союзникам по меньшей мере благодарность, что могло положить конец традиционной вражде между повелителями Анжуйской империи и королями Франции. Однако Филипп думал совершенно иначе. Несмотря на юный возраст, он мечтал только о возрождении величия Франции.
Я лелею в мыслях надежду, что Господь когда-нибудь мне или другому королю Франции соизволит оказать такую милость, чтобы королевство Французское в прежнем своем состоянии – высоком и величественном, в каковом когда-то оно во времена Карла[79] пребывало, – восстановиться смогло[80].
И на этом пути Филипп резонно считал одной из главных своих задач последовательную борьбу с мощью анжуйцев. Впрочем, имея большую склонность к интригам, до времени он с готовностью пользовался поддержкой тех, кого считал врагами.
Мирное существование как будто претило аквитанским сеньорам. Им достаточно было малейшего предлога, чтобы ввергнуть страну в водоворот мятежей и внутренних раздоров. Очередной такой повод нашелся 29 июня 1181 года – и опять им стали споры за наследство. Вульгрин III граф д’Ангулем скончался, не оставив других детей, кроме годовалой дочки Матильды. Ричард был убежден, что именно она должна унаследовать графство Ангулем, а сам он – стать ее опекуном по праву сеньора.
Однако согласно местным обычаям, распространенным в Юго-Западной Франции, претензии на графство немедленно заявили братья Вульгрина – Гийом и Эмар. На их сторону встал Филипп II, который, невзирая на показную дружбу с Генри II, принял оммаж от Гийома. Защищая права своей подопечной, Ричард приказал изгнать Гийома и Эмара из Ангулема. Они бежали к своему сводному брату Адемару виконту де Лимож, который самонадеянно решился попрать условия великодушно дарованного ему мира.
Вскоре к мятежникам присоединились Эли VI Талейран граф де Перигор, Эблес IV виконт де Вентадур, Аршамбо V виконт де Комборн, Реймон II де Тюренн, Пьер виконт де Кастийон и его брат Оливье де Шале. Могущественных сеньоров, лелеющих мечты о собственной независимости, до крайности возмущало то пренебрежение, с которым Ричард относился к их древним обычаям. Граф де Пуатье представлял для каждого из них прямую угрозу, которая ходила совсем рядом.
Перед их глазами неотступно стоял пример Везиана II виконта де Ломань. Вступая в права наследства, он отказался принести Ричарду оммаж. В ответ граф де Пуатье захватил Лектур, главный город виконтства. В середине августа непокорный гасконец, обложенный неприятельскими войсками со всех сторон, вынужден был явиться к своему сеньору с повинной и все-таки принести клятву верности. То, что он получил прощение и даже был посвящен Ричардом в рыцари, для аквитанских магнатов служило лишь дополнительным раздражителем, ибо являлось покушением на их свободу.
Смута распространялась все шире, в нее втягивались уже не только великие сеньоры, но и более мелкие владетели, причем каждый по своим собственным причинам. На границе Лимузена и Перигора стоял замок Отфор, который принадлежал на равных правах братьям де Борн. Младший, Константен, выдворил из родового гнезда старшего, знаменитого лимузенского трубадура Бертрана. Однако вскоре тот отбил замок и, в свою очередь, изгнал брата. Константен обратился за помощью к Ричарду, а Бертран, естественно, переметнулся к мятежникам, став для них ценным приобретением. Это был не только талантливый поэт, но и неутомимый вояка, который писал о себе так:
Всю жизнь я только то и знал,
Что дрался, бился, фехтовал[81].
Недаром Данте Алигьери поместил Бертрана де Борна в восьмой круг ада, среди зачинщиков раздора[82], где тот предстал взору поэта, держа за волосы свою отрубленную голову.
Спускать неповиновение Ричард не собирался ни магнатам, ни трубадурам. Во главе небольшого отряда 11 апреля 1182 года он внезапно атаковал Пюи-Сен-Фрон – замок в Перигё, принадлежавший Эли VI Талейрану графу де Перигор. Поскольку войск у него было немного, то распылять их на гарнизоны Ричард не стал. Вместо того чтобы удерживать замок, он вторгся в Лимузен, разоряя все на своем пути вплоть до самого Коньяка.