[91].
Неприятности не заставили себя долго ждать. На Михайлов день 1183 года Генри II вызвал сыновей в Нормандию и приказал Ричарду передать герцогство Аквитанское младшему брату Жану в обмен на оммаж. В понимании короля все было вполне обоснованно. Поскольку Ричард становился престолонаследником, то положение других детей в семейной иерархии также повышалось. Жоффруа носил титул герцога Бретонского по праву жены, и с этим ничего поделать было нельзя, поэтому место, занимаемое прежде Ричардом, следовало отдать любимому младшему сыну Жану. Данной сыну клятве сохранить за ним Аквитанию в вечном владении король не придавал особого значения.
Однако с точки зрения самого Ричарда все обстояло совершенно иначе. Не для того он неутомимо сражался за целостность герцогства Аквитанского, чтобы просто так с ним расстаться. Ричард считал герцогский титул своим по праву, на укрепление власти он потратил целых десять лет жизни, и никто не смог бы справиться с этим лучше, включая даже отца. Бертран де Борн, неутомимый враг и одновременно искренний почитатель разносторонних талантов Ричарда, понимал это как нельзя лучше.
Позором было б растерять плоды
Трудов, что потрясли весь Лимузен:
В руинах стены, башни и сады,
Разрушенные замки, прах и тлен.
Без счета там своей казны раздал,
Удары наносил и получал,
Прошел через усталость, жажду он
На всем пути из Ажене в Нонтрон[92].
Один раз король уже совершил серьезную ошибку, короновав Анри, но при этом не наделив его никакими реальными владениями. Тем самым он вынудил сына постоянно интриговать и в конце концов решиться на открытый бунт. Печальный опыт ничему не научил Генри II, и он решился еще раз наступить на те же грабли. Лишая Ричарда вполне осязаемой, хоть и неполной власти в Аквитании, король не собирался компенсировать сыну потерю в какой-либо другой части империи. Более того, он не собирался даже формально короновать его в качестве своего соправителя и наследника. Генри II был уверен, что Ричард проглотит обиду и, лишенный всяких материальных ресурсов, не сможет ни в чем противостоять отцу, а, напротив, вынужден будет во всем поддерживать его и помогать в военных делах.
Если бы Ричард подчинился решению короля, это означало бы для него колоссальное унижение: он не только полностью терял власть, но и отказывался от прав, делегированных ему матерью и официально подтвержденных 11 лет назад сюзереном герцогства – королем Франции. Ричарда и без того сильно раздражало, что отец признавал за ним только титул графа де Пуатье, да и то с явной неохотой. Герцогом Аквитанским Генри II считал самого себя и воспринимал сына лишь как наместника.
Неприятие Ричардом отцовского замысла подпитывали слухи, получавшие все более широкое распространение при анжуйском дворе. Поговаривали, что король все более откровенно демонстрирует свою привязанность к младшему сыну Жану. Раньше казалось само собой разумеющимся, что родовые владения анжуйцев – Англия, Нормандия, Анжу, Мэн и Турень – переходят к наследнику, а более поздние приобретения, в том числе Аквитания, – к младшим сыновьям. Однако теперь многие небезосновательно считали, что Жан может получить почти все, включая и родовые владения.
Ричард попросил у Генри II пару дней отсрочки, чтобы посоветоваться со своими приближенными прежде, чем дать официальный ответ. Получив разрешение, он дождался наступления темноты, а затем вскочил на коня и ускакал в Пуату. По дороге Ричард сделал лишь одну остановку только для того, чтобы написать письмо и отослать его с гонцом отцу. Он объявил, что никогда и никому не позволит отнять у него титул герцога Аквитанского.
При всем взаимном уважении, которое отец и сын испытывали друг к другу, антагонизм между этими двумя сильными личностями рос с каждым годом, и о родственной любви речи у них давно не шло. Владыка Анжуйской империи не спустил бы сыну подобной дерзости, если бы его на тот момент не отвлекали другие дела. Неблагодарный Филипп II настойчиво требовал возврата вдовьей части Маргариты, вдовы скончавшегося Молодого Короля. Речь шла не о каких-то бросовых коровьих выпасах, а о Жизоре и других замках Нормандского Вексана. Переговоры состоялись 6 декабря 1183 года между Жизором и Три под легендарным вязом, где всегда проходили встречи королей Франции и герцогов Нормандских. Филипп II согласился снять свои претензии, однако условием он поставил выплату Маргарите ежегодного пенсиона в размере 2700 анжуйских ливров до тех пор, пока кто-то из анжуйских принцев не женится на Адели, получив вместе с ее рукой Нормандский Вексан.
С одной стороны, вопрос опять не был окончательно решен, но лишь заморожен. С другой стороны, провокационная формулировка о муже Адели стала дополнительным раздражителем для Ричарда, который был как-никак с ней обручен. Волей-неволей он начал внимательнее прислушиваться к тому, о чем шептались люди. А молва между тем приписывала королю Генри II намерение женить на французской принцессе своего любимца Жана.
Ричард был уверен, что отец не оставит его в покое. И действительно, кое-как уладив спорные вопросы с Филиппом, Генри II вернулся к своей идее, которую он продолжал лелеять вопреки упорству сына. В течение всей зимы 1183/84 года король оказывал сильное давление на Ричарда, принуждая его отдать Жану если не всю Аквитанию, то хотя бы ее значительную часть. Однако ни угрозы, ни уговоры не возымели никакого эффекта – Ричард твердо стоял на своем: пока он жив, никто не получит и пяди его герцогства.
Тогда Генри II обмолвился, и снова вроде как случайно, что Жан мог бы вторгнуться в пределы Аквитании и попытаться отвоевать ее силой, раз брат не уступает добром. Ричард был готов к такому развитию событий, поскольку годом ранее уже столкнулся с двуличием отца, натравившего на него Анри Молодого Короля. На Рождество он собрал двор в Тальмоне – своем излюбленном охотничьем угодье на побережье Жиронды. Там Ричард щедро раздавал подарки как вассалам, сохранявшим ему верность, так и опытным капитанам своих наемников.
Впрочем, по поводу лояльности аквитанских сеньоров, задиристых и своевольных, он иллюзий не питал. Ричард больше полагался на брабансонов, чем на феодальное ополчение. И по духу ему были ближе профессиональные воины, среди которых он особо выделял отважного и предприимчивого Меркадье. Этот капитан появился в его ближнем окружении сравнительно недавно, но уже успел войти к нему в доверие.
В 1183 году Меркадье командовал бандой рутьеров, усердно сеявшей хаос в Южном Лимузене, а в феврале 1184 года по приказу Ричарда возглавил наемников, которые разграбили Эксидой. Удар был направлен против Адемара виконта де Лимож, который опять попытался воспользоваться назревавшей у противника семейной ссорой. На этот раз виконт не осмелился выступить против Ричарда открыто, а начал тайком подкармливать предводителей наемных отрядов, формально находившихся на службе у графа Тулузского – Лобара Волка и Санчо из Эро. Их основным занятием были грабежи – они разоряли маноры герцогов Аквитанских и монастыри в Лимузене и Ла-Марше. Ответный ход Ричарда с помощью брабансонов был также непрямым, но он давал понять, что граф де Пуатье прекрасно знает, кто стоит за вспыхнувшими на его землях беспорядками.
Между тем Жан стакнулся со своим братом Жоффруа и готовился развязать полноценную междоусобную войну. Дождавшись, пока Генри II отплывет в Англию, в июне 1184 года два заговорщика предприняли совместный набег на Пуату. Ричард немедленно ответил им вторжением во владения Жоффруа в Бретани, причем провел его гораздо эффективнее. Весть об открытом столкновении дошла до королевских ушей осенью. Генри II снова сделал вид, что его неправильно поняли и он не хотел войны. Король приказал всем сыновьям приехать в Англию и предстать перед ним. В декабре 1184 года Ричард, Жоффруа и Жан публично и торжественно примирились в Вестминстере при большом стечении знати, однако искренности в принесенных ими клятвах не было ни капли.
Неудачи, с которыми столкнулся Генри II в своих попытках отобрать Аквитанию у Ричарда, никоим образом не пошатнули его решимость довести задуманное до конца. Рождество он встречал в Англии, в компании Ричарда и Жана, а их брата Жоффруа отослал на континент – причем вовсе не в Бретань, а в Нормандию с приказом «оберегать ее». Таков был тонкий королевский намек наследнику – незачем тому пребывать в спокойной уверенности, что по смерти отца он гарантированно получит Англию, Нормандию и Большое Анжу. Раз уж Ричард настаивает на сохранении за ним Аквитании, то ему придется, возможно, распрощаться если не со всем остальным наследством, то с какой-то его частью. Король уже сделал своего любимца Жана лордом завоеванной Ирландии – исключительно в пику Ричарду, поскольку от младшего сына в качестве владыки этого огромного и беспокойного острова проку было немного.
Ричард намек оценил и сразу после окончания рождественских празднеств поспешил вернуться в Аквитанию. Он отплыл из Дувра в Виссан, далее его путь до Пуатье лежал через Нормандию, где состоялась встреча Ричарда с Жоффруа. Взаимная неприязнь между братьями ожидаемо привела к ссоре и моментально переросла в открытое противостояние. Такое развитие событий было на руку Генри II, который желал стравить сыновей между собой. Он нарочно послал Жоффруа «оберегать» Нормандию, так как это герцогство, как и герцогство Бретонское, которым тот владел по праву жены, закрывали все северное побережье. Ричарду поневоле пришлось идти через земли, находившиеся под контролем брата.
В причинах конфликта Генри II разбираться не стал, поскольку он ставил перед собой задачу ослабить Ричарда, а не найти истинного зачинщика. Король бездоказательно объявил инициатором ссоры графа де Пуатье. В апреле 1185 года Генри II переправился в Нормандию и начал было собирать армию для вторжения в Аквитанию. Однако вступать в войну с сыном ему не очень хотелось, и вовсе не из-за родственных чувств. Он понимал, что перед ним не мальчик для битья, а грозный противник, многократно подтвердивший свои военные таланты. Старый Король выбрал другое решение, гораздо более тонкое по его разумению. Он приказал послать за освобожденной из-под стражи Алиенорой, которую Ричард любил и уважал. Когда Алиенора прибыла в Нормандию, король отправил к Ричарду гонца с приказом чисто номинально вернуть герцогство матери. Это был хитрый и очень продуманный ход, поскольку отказаться было невозможно – Алиенора по-прежнему являлась герцогиней Аквитанской в своем праве. А сама церемония могла считаться фактом подтверждения ее законной власти после долгого заключения.