Будучи прирожденным воином, Ричард не мог остаться в стороне, когда поход сулил великую славу и вызывал столько энтузиазма среди тех, кто посвятил себя воинскому делу. Да! Он своими глазами видел в аббатстве Больё-ле-Лош осколок камня от Гроба Господня, который хранился там как величайшее сокровище. Его дальний предок Фульк III Черный граф Анжуйский сумел откусить этот камень от гробницы, перед которой преклонил колени для молитвы во время одного из своих паломничеств в Иерусалим.
И разве не его прадед Фульк V Молодой граф Анжуйский, де Турень и дю Мэн 67 лет назад принял крест, простершись перед главным алтарем кафедрального собора в Туре? Фульк примкнул к тамплиерам и ушел сражаться в Святую землю, а спустя несколько лет стал королем Иерусалима!
Теперь в новом соборе Тура, построенном на месте старого, его правнук Ричард принял крест из рук Бартелеми де Вандома архиепископа Турского. Его извечный недруг трубадур Бертран де Борн искренне восхитился поступком Ричарда, хотя не отказал себе в удовольствии подпустить сарказма.
Кто граф, и герцог, и почти король,
Тот первым собрался идти на бой.
Успеха жаждет больше во сто крат,
Чем воины религии любой, —
Его дела об этом говорят.
Ему лишь слава громкая мила.
Триумфов ждет он от добра и зла:
Пути сгодятся оба для него,
Величие ему важней всего[107].
Ричард стал первым принцем к северу от Альп, объявившим о своем участии в крестовом походе. Но, принимая крест, он не удосужился предварительно поставить об этом в известность своего отца.
Ни короля Англии, ни короля Франции перспективы участия в крестовом походе не прельщали. Генри II обещал отправиться в Святую землю еще в 1172 году, но с тех пор так и не вспомнил о данной клятве, хотя и помогал Иерусалимскому королевству деньгами. Филипп Август был целиком поглощен делами своего королевства – расширением его границ и укреплением своей власти. Он не считал нужным ввязываться в дорогостоящую и длительную авантюру, ровным счетом ничего не сулившую Франции.
Услышав о поступке Ричарда, получившем живейшее одобрение среди знати, оба короля несколько опешили. Генри II был настолько ошеломлен поступком сына, что затворился в своих покоях и несколько дней пребывал в прострации, не желая ни с кем общаться. Филипп Август также не пришел в восторг от того, что жених сестры собрался отбыть за моря на неопределенный срок, как бы запамятовав о грядущем венчании.
По достоинству оценить такую «забывчивость» король Франции оказался не в состоянии. Поэтому сразу после Рождества он нарушил условия заключенного на два года перемирия, собрал большую армию и поставил Генри II перед выбором: либо тот возвращает Жизор, либо заставляет наконец своего сына Ричарда жениться на Адели.
Вступать в открытое противостояние Генри II не хотел, да и Филиппа Августа по большому счету больше устраивали переговоры, поскольку на этой почве он чувствовал себя увереннее. Короли встретились 21 января 1188 года между Жизором и Три. Однако все пошло совершенно не по тому сценарию, который ими планировался. Обсуждение французского ультиматума было прервано неожиданным приездом Иосциуса архиепископа Тирского, явившегося прямиком из Святой земли.
Королям поневоле пришлось обратиться к проблемам Иерусалима. Они выслушали проповедь архиепископа и приняли крест, договорившись выступить в поход одновременно на Пасху 1190 года. Это было против желания как Генри II, так и Филиппа Августа, однако идти против общественного мнения они не решились. Между тем градус энтузиазма в обществе нарастал с каждым месяцем: те, кто не спешил объявить о своем желании спасти Святую землю, вполне могли получить в подарок прялку и моток шерсти – как намек на то, что они ведут себя подобно трусливым женщинам.
Второй раз открыто пренебрегать данной клятвой Генри II не решился. Расставшись с Филиппом Августом и архиепископом Тирским, он созвал на конец января в Ле-Ман всех своих вассалов. Явившись на зов отца, Ричард застал при дворе весь цвет знати. Там были сеньоры Анжу, Мэна и Турени, а также прелаты – архиепископы Кентерберийский (Болдуин Фордский), Руанский (Уолтер де Кутанс[108]), Турский (Бартелеми де Вандом) и епископы Эврёский (Жан), Анжеский (Рауль де Бомон), Манский (Рено), Нантский (Морис де Бларон), Ковентрийский (Юг де Нонан) и Сеский (Лисиард).
На встрече были выработаны основные правила на время крестового похода. Они включали в себя установление налога, получившего известность как саладинова десятина, конкретизацию финансовых привилегий для крестоносцев, кодекс поведения, который должны были соблюдать те, кто отправляется в поход. В частности, им запрещалось богохульствовать и играть в азартные игры. Единственными женщинами, которым допускалось сопровождать крестоносцев в Святую землю, были названы прачки с хорошей репутацией – ибо крестоносцам следовало не только блюсти целомудрие, но и соблюдать чистоту во избежание эпидемий.
Из Ле-Мана Генри II направился в Англию, а Ричард – в Пуату, готовиться к походу. Тянуть с отплытием в Святую землю он не собирался и запланировал его на лето 1188 года. Ричард даже отправил письмо Гульельмо II Доброму королю Сицилии с просьбой ускорить подготовку и снаряжение судов для его войска. Однако жизнь внесла свои коррективы в планы графа де Пуатье.
В начале 1188 года вспыхнуло очередное восстание в Аквитании. Зачинщиком стал Жоффруа де Лузиньян, убивший одного из ближайших советников Ричарда. К Лузиньяну присоединились его старые соратники Жоффруа де Ранкон сеньор де Тайбур и Эмар граф д’Ангулем, который стал главой семьи Тайфер после смерти брата Гийома VII. Хотя Ричард давно уже не настаивал, чтобы титул Ангулемов унаследовала его протеже Матильда, многие старые разногласия между ним и Тайферами оставались в силе – например, их претензии на Ла-Марш.
Отряды мятежников занялись обычным делом – разорением герцогских владений. Но как следует порезвиться им не удалось. Ричард огнем и мечом прошелся по землям смутьянов, сжигая их поля и сады, захватывая и разрушая замки. Кульминацией военных действий стала осада Тайбура. Ричард без труда сломил сопротивление гарнизона и взял замок вторично, повторив, таким образом, свой успех 1179 года.
Бунтовщики в который уже раз были вынуждены просить мира. Они получили его, но только после того, как поклялись принять крест и отправиться в составе армии Ричарда в Святую землю. Этим предусмотрительный граф де Пуатье убил сразу двух зайцев. С одной стороны, опытные бойцы из мятежных отрядов увеличивали мощь его армии. С другой стороны, он мог не опасаться за судьбу Аквитании в свое отсутствие, поскольку почти все потенциальные главари возможных комплотов отбывали из герцогства вместе с ним.
Но и после подавления аквитанского восстания Ричард не мог заняться подготовкой к крестовому походу, поскольку ему предстояло еще разобраться с Реймоном графом Тулузским. В последние месяцы напряженность в их отношениях достигла пика, один приграничный инцидент следовал за другим.
Весной 1188 года Ричард во главе своих брабансонов вторгся в графство Тулузское. Он оставил сильные гарнизоны в Каоре и Муассаке для укрепления контроля над Керси, а потом за короткое время захватил не менее семнадцати замков. Его армия подошла к стенам самой Тулузы, где в руки Ричарда попала весьма важная персона. Он взял в плен Пьера Сейана – управляющего Тулузой, одного из ближайших советников Реймона V.
Ричард небезосновательно считал Сейана ответственным за большую часть доставленных ему неприятностей и наотрез отказался освобождать его за выкуп. Более того, он не стал менять Сейана на двух придворных рыцарей короля Генри II, которые возвращались из паломничества в Сантьяго-де-Компостела, забрели на территорию Тулузы и были там схвачены. Граф де Пуатье резонно заметил, что статуса пилигримов более чем достаточно для их немедленного и безусловного освобождения.
Оказавшись в тяжелом положении, Реймон V снова обратился за помощью к Филиппу Августу. Король Франции был уверен, что легко сможет уладить все проблемы, так как не сомневался в своем влиянии на Ричарда. Поэтому в качестве исключения, чтобы представить себя в выгодном свете, он откликнулся на призыв и даже лично отправился в Тулузу, чтобы примирить противников. Однако Филиппу Августу пришлось столкнуться со столь бескомпромиссными позициями обеих сторон, что его миссия потерпела полный крах. Ему не удалось даже освободить двух паломников, хотя с ними вопрос был предельно ясен – их следовало немедленно выпустить из заключения.
Филипп Август возвратился в Париж несолоно хлебавши, очевидно, расстроенный провалом своей миссии, казавшейся поначалу такой простой. В жажде реванша он отправил Генри II письмо с требованием ответить за поведение сына. Однако тот заявил, что граф де Пуатье начал кампанию самостоятельно, не посоветовавшись с ним и даже не поставив его в известность, и что сам Генри, со своей стороны, нисколько не оправдывает действий Ричарда.
Интрига оказалась гораздо сложнее, чем мог предположить король Франции. Дело в том, что правитель Анжуйской империи лукавил: он не только был полностью в курсе ситуации в Тулузе, но и лично приложил руку к ее созданию. Как считали люди, близкие к придворным кругам, Генри II оказывал финансовую поддержку и аквитанским повстанцам, и графу Тулузскому: «Но как бы втайне он побуждал могущественнейших сеньоров Пуату и Гаскони, а также Реймона графа де Сен-Жиль нападать на его сына со всех сторон»[109].
У любой интриги должна быть какая-то цель. Чего добивался своими закулисными маневрами Генри II? Возможно, сея раздоры на землях Ричарда, он хотел предотвратить его поход в Святую землю. Правда, сложно представить, для чего ему это было нужно. Ведь как раз спровадив сына подальше за море, Генри II мог без помех возвысить своего любимца Жана – вплоть до назначения его официальным наследником. Нет, тут что-то не так. Более вероятно, что таким незамысловатым способом он желал максимально осложнить жизнь старшему сыну и добиться от него большей уступчивости в вопросах раздела наследства – в частности, относительно Аквитании.