Филипп Август не удовлетворился ответом Генри II и вновь обратил свой взор на Ричарда. Он утверждал, что нападение на Тулузу явилось прямым нарушением январского договора 1188 года. Граф де Пуатье напомнил королю Франции, что Реймон V отказался подписываться под мирным договором и, таким образом, не подпадал под действие его статей. Несмотря на обоснованность доводов Ричарда, Филипп Август решил рискнуть и напасть на Берри. Он надеялся, что Генри II продолжит дистанцироваться от сына и не станет торопиться к нему на помощь.
Филипп взял с собой осадные машины, военных мастеров и 16 июня 1188 года захватил Шатору. Замок сопротивлялся только для видимости и сдался так легко, что очевидна была измена его шателена. Другие герцогские замки в провинции держались твердо, но остальное Берри было готово признать власть Франции. Успехи Филиппа Августа казались столь очевидными, что на его сторону перешел сеньор соседней провинции Бушар IV де Прёйи граф де Вандом.
Встревоженный непосредственной угрозой своим владениям и ключевым замкам в самом Анжу, Генри II собрал армию в Англии и Уэльсе и поспешил в Нормандию, куда прибыл 11 июля. Узнав о его передвижениях, Филипп Август подумал, что ошибся в своих прогнозах по поводу незаинтересованности короля Англии в военном противостоянии. Он покинул Берри и бросился защищать границу с Нормандией.
Уход французской армии позволил Ричарду действовать более решительно. Стремительной атакой он вернул большую часть утерянных территорий. Заминка вышла лишь с замком Шатору, гарнизоном которого командовал доблестный рыцарь Гийом дез Барр. Защитники отчаянно сопротивлялись и даже отважились на вылазку. В схватке у ворот Ричард, по своему обыкновению сражавшийся в первых рядах, был сброшен с коня. Своим спасением он был обязан здоровенному мяснику из своего отряда, могучая рука которого поставила его на ноги.
От дальнейшей осады замка пришлось отказаться, поскольку резко изменилась ситуация. Генри II, поначалу спутавший все карты Филиппу Августу, теперь продолжил свои закулисные игры против сына. Вопреки ожиданиям он не предпринял никаких попыток перейти к активным боевым действиям, а предпочел отсиживаться в нормандском лагере и только посылал пустые протесты по поводу немотивированного вторжения в свои владения.
Филипп Август воспрянул духом и, демонстрируя свое презрение к апатичному врагу, приказал срубить знаменитый вяз между Три и Жизором, издревле служивший местом для переговоров. Он оставил на нормандской границе заслон под командованием своего кузена, опытного военачальника Филиппа де Дрё епископа Бовеского, а сам двинулся сначала к Вандому, а потом на запад по долине Луары. Дойдя до Троо, французы осадили замок, но взять его не смогли. В отместку они сожгли городок, возле которого располагался непокорный замок.
Ричард парировал маневр Филиппа Августа, также войдя в долину Луары и захватив Ле-Рош – укрепление, стоявшее на полпути от Троо к Вандому. Когда Филипп Август узнал о неожиданном появлении у себя в тылу графа де Пуатье, он предпочел свернуть кампанию и кружным путем ушел восвояси.
Отразив вторжение французов, Ричард направился прямиком в лагерь отца. Увидев, что сын прекрасно справился и без него, Генри II сделал вид, что очнулся от летаргии, и присоединился к боевым действиям. Объединенная анжуйская армия 30 августа 1188 года пересекла границу Франции около Паси-сюр-Эр и двинулась в сторону Манта, где, по полученным сведениям, находился сам Филипп Август, отступавший к своей столице. На своем пути она не щадила ни городков, ни деревень, подвергая их безжалостному грабежу, а затем предавая огню.
В окрестностях Манта застать короля Франции Ричарду не удалось. Вместо этого он наткнулся на отряд французских рыцарей, среди которых заметил своего старого противника Гийома дез Барра, успешно противостоявшего ему при штурме Шатору. Как именно закончилась стычка, доподлинно неизвестно. Каждая из сторон приписывала победу себе. Сторонники анжуйцев считали, что верх одержал Ричард, а его соперник повел себя недостойно рыцаря.
И там встретились Гийом дез Барр, Дрё де Мелло и несколько других французских рыцарей с Ричардом графом де Пуатье, графом Уильямом де Мандевилом и другими приближенными короля Англии. В результате Гийом дез Барр был взят в плен графом Ричардом и освобожден под честное слово. Однако пока внимание королевских рыцарей было обращено на остальных [пленников. – В.У.], вышеупомянутый Гийом дез Барр бежал на ронсене[110] своего оруженосца[111].
Версия выглядит совершенно непротиворечиво внутренне за исключением одного момента – как мог отважный рыцарь с незапятнанной репутацией нарушить слово и трусливо бежать. Впрочем, точных деталей мы не знаем, и вполне возможно, что нюансы данного обещания позволяли ему такую вольность.
Приверженцы французской стороны нарисовали диаметрально противоположную картину, поскольку им никак невозможно было смириться с поражением и бегством того, кто превозносился ими как «слава французского рыцарства».
Понял тут граф[112], что Гийома ему одолеть не по силам,
Верх над врагом одержать он замыслил, прибегнув к коварству:
По рукоять меч вонзил в бок коня своего супостата.
Конь зашатался под всадником, ноги его задрожали.
Прянул на землю Гийом, чтоб придавленным не оказаться,
На ноги крепко он встал, распрямился, к врагу повернулся,
Силы собрав, из седла его выбил мощнейшим ударом.
Вверх подлетев, рухнул граф на песок, во весь рост растянувшись[113].
Эта длинная поэма, включавшая в себя массу деталей, была написана спустя четверть века после события, и уже поэтому она вызывает сомнение в правдивости. Кроме того, автор скрупулезно расписал подробности стычки, но неожиданно оборвал повествование, когда дело дошло до развязки, ни словом не обмолвившись о дальнейшей судьбе поверженного наземь графа де Пуатье. Между тем, любой вариант продолжения представлял бы для добросовестного хрониста большой интерес – как взятие Ричарда в плен, так и бой за его освобождение.
Потеряв надежду догнать Филиппа Августа, анжуйцы повернули назад и вечером того же 30 августа вернулись в Нормандию, в Эврё с богатой добычей. Ущерб, нанесенный этим рейдом, жители пограничья вспоминали еще долго. Генри II остался в городе, а Ричард увел свои отряды обратно в Берри, подтвердив перед этим свою клятву верности отцу.
Осенью война продолжалась, и в ней Ричарду сопутствовал пусть небольшой, но успех – он отобрал у Филиппа замок Палью, захваченный французами весной. Но шли дни, и воинский пыл у обеих армий угасал. Особенно заметно росло недовольство среди капитанов Филиппа Августа – видимых побед не было, а расходы на содержание войска росли. Французская знать с самого начала не очень-то стремилась сражаться с анжуйской, ибо совсем скоро им вместе предстояло отправляться в Святую землю, так как и среди тех, и среди других многие приняли крест.
Настроения в армии, а также очевидная бесперспективность кампании вынудили Филиппа Августа предложить новую встречу для мирных переговоров. После театрального жеста под Жизором, более приличествующего лесорубу, чем королю, пойти на такой шаг было неловко, но того требовали обстоятельства.
Два короля и Ричард встретились 7 октября в Шатийон-сюр-Эндр, на границе между Туренью и Берри. Филипп имел ощутимое преимущество, на котором этот искусный политик предполагал сыграть, – он представлял Францию в единственном лице, в то время как его врагов было двое, причем их интересы во многом расходились. Филипп Август предложил передать Генри II все земли в Берри, завоеванные французами и все еще ими удерживаемые. В обмен Ричард должен вернуть захваченные им территории Реймону графу Тулузскому. Король Англии в принципе не был против такого размена, но резко против по вполне понятным причинам выступил граф де Пуатье: фактически получалось, что отец собирался договориться исключительно за его счет.
Назревал очередной разрыв между отцом и сыном, и Филипп Август выступил его катализатором. Он потребовал от Генри II сдать Паси-сюр-Эр в качестве залога на время обмена землями. Король Англии вспылил и в негодовании покинул переговоры. А Ричард остался. Если отец собирался не моргнув глазом пожертвовать частью владений сына для достижения мира с Францией, то сын со своей стороны не видел причин, по которым ему нельзя было бы сепаратно договориться с Филиппом Августом на выгодных для себя условиях. Он был уверен, что признание короля Франции сюзереном Аквитании и Тулузы сподвигло бы того пойти на весьма значимые уступки.
Тайные переговоры графа де Пуатье и короля Франции состоялись в Бурже. Сам Ричард утверждал, что пошел на такой шаг только потому, что христианам срочно требовался мир для подготовки крестового похода. Не вызывает никаких сомнений, что это была всего лишь отговорка – впрочем, по тем временам весьма действенная. На самом деле Филипп Август показал себя куда более решительным и хитроумным, чем его предшественник Луи VII. Он без труда нашел общий язык с Ричардом, приоткрыв ему действительную роль Генри II в событиях последнего времени.
«Треснутый колокол никогда уже не зазвонит чисто», – гласит старая английская поговорка. Натянутые отношения между отцом и сыном периодически прорывались открытой конфронтацией, затем наспех сшивались, и под швом опять начинал зреть очередной гнойник раздора. Никто из них даже не пытался устранить причину болезненного недоверия, но, напротив, упорно гнул дальше свою линию – в первую очередь это относится к Генри II и его разрушительной семейной политике.
Весьма вероятно, что Старый Король опасался проблем, которые однажды возникли у него после официального признания Анри Молодого Короля наследником. Он решил не наступать второй раз на одни и те же грабли, но тем самым совершил еще более трагичную ошибку. Генри II не учел, что характер Ричарда резко отличался от характера его покойного брата Анри.