Какими бы разными ни были обычаи и устремления этих двоих, происходивших из одного рода и от одного корня, оба они тем не менее заслужили вечную славу и память на все времена. Оба были высокого роста, несколько выше среднего, имели властный вид. Отвагой и величием духа они были почти равны; но пути их доблести сильно разнились. Один достоин похвалы за кротость и щедрость, другой был известен суровостью и твердостью. Один обладал похвальной любезностью, другой – серьезностью. Один заслужил хвалу за покладистость, другой – за непреклонность. Один отличался состраданием, другой – справедливостью. Низкие и недостойные получали покровительство от одного, а от другого – кару. Один был для дурных щитом, другой – молотом. Один предавался военным играм, другой – серьезным войнам. Один благоволил чужакам, другой – своим людям, один [благоволил] всем, другой – достойным. Один стремился снискать благосклонность всего мира; другой небезуспешно домогался принадлежавшего ему по праву[114].
Ричарду исполнился 31 год. Он был опытным военачальником, превосходным солдатом и неплохим политиком. Держать его в неведении относительно будущей доли и постоянно плести вокруг него интриги было не лучшей стратегией. Даже собственное окружение Генри II начало уставать от той политической неопределенности, которой король наслаждался и которая была особенно некстати в преддверии крестового похода.
Ричард был почти уверен в том, что отец намеревается лишить его наследства и обеспечить после своей смерти корону младшему сыну Жану. Косвенных подтверждений подобным планам было множество, и недавно граф де Пуатье получил еще одно – младший брат не собирался принимать крест, и Генри II отнесся к этому вполне благожелательно. Ричарда до крайности раздражали непрекращающиеся попытки отца лишить его Аквитании. И уж совсем не находила понимания у графа де Пуатье тайная поддержка королем Англии аквитанских повстанцев и врага всего анжуйского семейства Реймона V графа Тулузского.
Причин выступить против главы Анжуйской империи у графа де Пуатье было достаточно. Неудивительно, что Ричард и Филипп Август быстро пришли к согласию. После того как тайный союз был заключен, король Франции предложил Генри II продолжить прерванные переговоры. Встреча состоялась в Бонмулене 18 ноября 1188 года в том же составе, но расстановка сил была кардинально иной. По понятным причинам Генри II пришел в замешательство при появлении Ричарда в компании с Филиппом Августом.
С самого начала атмосфера на переговорах была накалена до крайности. Но если в первый день все присутствующие смогли взять себя в руки и хотя бы говорить спокойно, то на второй день общее напряжение вырвалось наружу, и участники встречи стали позволять себе резкие слова в адрес друг друга. На третий день они ссорились уже открыто, причем настолько яростно, что стоявшие неподалеку рыцари из их свит хватались за мечи.
На встрече, проходившей при посредничестве дяди короля Франции, Гийома Белые Руки архиепископа Реймсского, Филипп Август вновь предложил вернуться к идее обмена завоеванными землями. И вновь этому воспротивился Ричард. Он возразил, что в Керси его владения приносят годовой доход в 1000 марок или даже более. Отказавшись от них и получив взамен Берри, где земли принадлежат не ему непосредственно, а местным сеньорам, находящимся в вассальной зависимости от Аквитании, денег он будет получать на порядок меньше.
Похоже, этот спор был заранее спланирован, чтобы Филипп Август мог сменить линию дебатов и перейти к другому предложению, на реализацию которого тайные союзники очень рассчитывали. Король Франции соглашался отказаться от всех своих завоеваний за прошлый год при выполнении двух условий: Генри II выдает Адель замуж за Ричарда, а также заставляет своих баронов как в Англии, так и на континенте принести оммаж Ричарду как официально признанному наследнику.
Но их надеждам не суждено было сбыться. Генри II с негодованием отверг такой компромисс. Он заявил, что ни в коем случае не уступит принуждению и станет впредь поступать исключительно так, как сам считает нужным. Рассерженный упорством отца, Ричард пошел на решительный шаг. Он воскликнул: «Вот уже теперь выглядит возможным то, что раньше мне казалось невероятным»[115]. Затем повернулся к Филиппу Августу и, встав перед ним на колени, принес оммаж за Нормандию, Аквитанию, Анжу, Мэн, Берри и завоеванные земли в Тулузе. Правда, при этом особо оговорил, что все упомянутые владения остаются во власти его отца пожизненно.
Брошенная Ричардом загадочная фраза о возможном и невероятном могла означать только одно: он твердо уверился, что зловещие слухи о намерении Генри II сделать наследником большей части Анжуйской империи его младшего брата Жана – правда. Тем не менее он не стал окончательно рвать отношения с Генри II: своим оммажем Ричард лишь закрепил за собой то, что тщетно требовал от отца, – официального признания наследником. С точки зрения феодального права это выглядело вполне допустимо, поскольку сюзереном всех перечисленных ленов в конечном счете был король Франции, а про Англию, сюзереном которой Филипп Август не являлся, не было сказано ни слова.
После подобного демарша дальнейшие переговоры в Бонмулене потеряли всякий смысл. Продлив перемирие до середины января 1189 года, их участники разъехались по домам. Ричард немедленно отбыл в Пуату. Надеясь примириться с сыном так, чтобы за этим не следило недреманое око короля Франции, Генри II отправил вдогонку за ним сэра Уильяма Маршала и Бертрама де Вердена. Послы чуть было не нагнали Ричарда в Амбуазе, где тот ночевал. Однако когда королевские посланники въехали в город, то узнали, что граф де Пуатье уже его покинул и что за минувшую там ночь он написал и отослал не менее двухсот писем к своим вассалам. Мириться с отцом Ричард был не намерен.
Тогда Генри II решил переговорить с сыном лично и отправился во владения Ричарда. Охрану Большого Анжу и оборону замков на время своего отсутствия он поручил незаконнорожденному сыну Джеффри. Этот бастард был его верным сторонником во время мятежа сыновей 1173–1174 годов, он успешно сражался с шотландцами на северной границе Англии. В 1181 году король назначил Джеффри лордом-канцлером Англии, а сейчас оставил его на страже границ своих континентальных владений.
Генри II добрался аж до Ле-Дора, но Ричард упорно избегал встречи с отцом. Тому не оставалось ничего другого, как убраться восвояси. Рождество он справил в Сомюре, на границе Анжу и Пуату. Тревожным сигналом для него прозвучало то, что многие из приглашенных баронов не приехали. Подозрительный король небезосновательно заподозрил их в намерении перейти на сторону Ричарда. Ко всем прочим неприятностям Генри II заболел и не смог приехать на очередные переговоры, которые должны были состояться в январе 1189 года.
Генри II не оставлял попыток внести разлад в ряды неприятеля. Он тщетно посылал к Ричарду одного гонца за другим, надеясь перетянуть его на свою сторону. Неудачу потерпел даже такой авторитетный посол, как Болдуин Фордский архиепископ Кентерберийский. Возможно, король теперь и сожалел о непродуманной политике, оттолкнувшей от него сына, однако Ричард уже совершенно не доверял отцу.
Тогда Генри II решил зайти с другой стороны и отправил сэра Уильяма Маршала в Париж. Но по прибытии в столицу Франции тот обнаружил, что его опередили – там уже прочно обосновались посланники Ричарда во главе с его самым доверенным советником и канцлером Гийомом де Лоншаном.
Этот Лоншан до того, как поступил на службу к Ричарду, был клерком в канцелярии Генри II. Выходец из скромного нормандского рода, он был тщедушным, горбатым, уродливым и, ко всему прочему, прослыл любителем мальчиков. Не обладая высоким положением, заработанным усилиями предков, Лоншан полагался только на себя и на два своих выигрышных качества – усердие и преданность. Он был ученым человеком – его перу принадлежал трактат Practica legum et decretorum по практике применения гражданского и канонического права. Его высокой культурой и образованностью восхищался магистр искусств и декан собора Святого Павла Ральф де Дисето. Именно такого преданного, умного, изворотливого слугу выбрал Ричард для представления своих интересов при французском дворе.
После Пасхи король Генри почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы возобновить переговоры, однако и на этот раз выработать взаимоприемлемые условия противникам не удалось. К тому моменту Папскому престолу уже надоело наблюдать за ссорой в центре христианского мира. Во Францию от папы Климента III прибыл легат Джованни д’Ананьи кардинал Сен-Марко. Он потребовал от обоих королей подчиниться решениям арбитражной комиссии, в которую вошли сам легат и четыре архиепископа – Реймсский (Гийом Белые Руки), Кентерберийский (Болдуин Фордский), Буржский (Анри де Сюлли) и Руанский (Уолтер де Кутанс).
На Троицу комиссия собралась на заседание в крепости Ла-Ферте-Бернар в Мэне. Туда же прибыли представители обеих враждующих сторон в сопровождении вооруженных до зубов свит. Филипп Август и Ричард выдвинули три условия, на которых были готовы заключить мир. Во-первых, Адель следовало выдать замуж за Ричарда. Во-вторых, Генри II должен признать Ричарда наследником трона Англии. В-третьих, от Жана Безземельного ожидалось обязательство принять крест. Со своей стороны Филипп Август был готов вернуть все, захваченное у Генри II за два предыдущих года.
Глава Анжуйской империи отказался выполнять эти условия за исключением разве что последнего. Тем самым он еще раз подтвердил самые худшие опасения своего старшего сына. Филипп Август был доволен. Ему удалось поссорить – да что там! – насмерть стравить Генри II и Ричарда и при этом не только остаться в стороне, но играть благородную роль миротворца.
Король Франции до того уверовал в свое мастерство интригана, что решил привлечь на свою сторону и самого папского легата. Однако Джованни д’Ананьи быстро раскусил его игру и прибег к нешуточной угрозе наложить интердикт на Францию, если соглашение о мире не будет достигнуто. Угроз легата Филипп Август всерьез не принял. Он лишь позволил себе ехидно заметить, что итальянец-де явно учуял запах английского серебра.